По маршрутам его перемещений можно изучать историю советского ГУЛАГа: Зырянский край, Соловецкие острова, Кемь, Туруханские лагеря, Беломорско-Балтийский канал, Онежские лагеря, Мариинские лагеря, Темниковские лагеря…
Автобиография святителя Афанасия напоминает строгую отчетность – что-то вроде ведомостей, которые ему приходилось составлять в Соловецких лагерях, где он работал счетоводом. Цифры в столбик – даты, и рядом пояснение в несколько строк: арестован, освобожден, этапирован, находился в заключении сверх срока… Итого: он был арестован одиннадцать раз и провел в неволе в общей сложности более тридцати лет. А если обратиться к строкам его «учетной ведомости», то за тридцать три года архиерейства святитель Афанасий (Сахаров) был:
«– на епархиальном служении – 2 года 9 месяцев 2 дня;
– на свободе, но не у дел – 2 года 8 месяцев 2 дня;
– в изгнании – 6 лет 7 месяцев 24 дня;
– в узах и на „горьких“ работах – 21 год 11 месяцев и 12 дней».
Лишь одно лирическое отступление позволил себе святитель Афанасий, выразив благодарность тем людям, которые поддерживали его все эти долгие и тяжкие годы. «Обычно в жизни бывает: чем больше разлука, тем больше ослабевают связи. Христианская любовь изменяет этот порядок, – пишет святитель Афанасий. – Мои добрые заботники, движимые христианской, а не мирской любовью, с каждым годом усиливают проявление своей заботы и попечения, с каждым годом умножают свою милостыню…» И подтверждает эти слова цифрами: за два года (1944–1946) он получил с воли 72 посылки, а в 1954 году – уже 200… «Итого – 1120 посылок».
А начиналась автобиография с обычных строк: «Родился 2 июля 1887 года…»
Как ни удивительно, но он сам выбрал себе имя и небесного покровителя. Отец написал на листках бумаги имена трех особо чтимых им святых – Святителя Николая, Преподобного Сергия Радонежского и святого благоверного князя Александра Невского – и поднес к колыбели, где лежал ребенок. Младенец протянул руку к листку с именем святого Сергия Радонежского.
Этот эпизод символичен для всей биографии Сергея Сахарова, с детских лет окруженного святыми. Его отношение к святым – это не просто почитание, а нечто большее. Святые стали его любимыми друзьями по жизни, незримыми спутниками, советчиками.
Именно Преподобный Сергий Радонежский помог ему в юности сделать выбор: «С детства я горячо любил Преподобного Сергия как моего небесного покровителя. Когда кончал семинарию, мне предлагали идти в Петербургскую академию. Я сказал, что кроме Московской никуда не пойду. В лавре Сергиевой я принял монашество и иноком лавры я всегда считал себя».
Сергей Сахаров был принят в Московскую духовную академию с разрешением проживать вместе с матерью на частной квартире.
Его мать, Матрона Андреевна, рано осталась без мужа и с двух лет воспитывала Сережу одна. Она была неграмотной, из крестьянского сословия, даже не умела читать, но сделала все возможное и невозможное, чтобы ее единственный сын получил образование. Матрона Андреевна с готовностью переехала из Владимира, где они тогда жили, в Сергиев Посад, чтобы помогать Сергею. С третьего курса он стал получать стипендию, а до этого как-то выживали, благодаря ее хлопотам.
12 октября 1912 года студент Московской духовной академии Сергей Сахаров принял монашеской постриг с именем Афанасий в честь святителя Афанасия, Патриарха Цареградского, и вскоре был рукоположен в иеромонахи, стал священником.
Сохранилась фотография, на которой молодой иеромонах Афанасий стоит рядом с матерью и двоюродным племянником Мишей. На лице Матроны Андреевны светится спокойная радость и гордость за сына – она всегда хотела, чтобы Сергей стал монахом и служил в духовном звании.
Любимыми предметами иеромонаха Афанасия в академии были агиография (богословская дисциплина, которая изучает жития святых и богословские аспекты святости) и литургика, изучающая христианское церковное богослужение и его историю – то, к чему он с детских лет имел живой интерес. Еще во время учебы в Шуйском духовном училище Сергей Сахаров сочинил тропарь Божией Матери в честь иконы ее Шуйско-Смоленской и начал писать церковные песнопения. Должно быть, в те годы одним из его любимых литературных произведений стала поэма А. К. Толстого «Иоанн Дамаскин», написанная на основе жития христианского поэта-песнопевца VII–VIII веков преподобного Иоанна Дамаскина. Святитель Афанасий (Сахаров) потом не раз будет вспоминать о ней в своих письмах. Уж он-то знал, какого вдохновенного труда требует создание молитв…
…Во мне звучал немолчный глас,
В неодолимой сердца муке
Невольно вырвалися звуки,
Невольно песня полилась!
После окончания духовной академии иеромонах Афанасий получил назначение в Полтавскую семинарию, но уже через год вернулся на родину и занял освободившееся место преподавателя литургики и гомилетики (науки о церковной проповеди) во Владимирской духовной семинарии. Преподавание он совмещал с постоянной научной работой – изучал богослужебные древние тексты, сравнивал церковные уставы и порядок церковных служб, сочинял песнопения. Даже, казалось бы, далекие от церковной жизни люди с интересом слушали его публичные проповеди, особенно на темы русской истории.
Молодой преподаватель Владимирской духовной семинарии умел говорить о русских святых так, будто был с каждым знаком лично, знал подробности их жизни.
В предреволюционные годы иеромонах Владимирского Рождественского монастыря Афанасий стал одним из активных членов проповеднического кружка духовенства Владимирской епархии, состоял в совете Братства святого благоверного князя Александра Невского. В июне 1917 года он был избран делегатом Всероссийского съезда ученого монашества, который проходил в стенах Московской духовной академии, а на следующий год принял участие в работе второй сессии Всероссийского Поместного Церковного Собора – она открылась 20 января 1918 года в Москве под председательством недавно избранного Патриарха Тихона.
На одном из заседаний секции «Отдела о богослужении, проповедничестве и храме» профессор Петроградского университета Борис Александрович Тураев сделал доклад о необходимости восстановления в России праздника Всем русским святым. «В наше скорбное время, когда единая Русь стала разорванной, когда нашим грешным поколением попраны плоды подвигов святых, трудившихся и в пещерах Киева, и в Москве, и в Фиваиде Севера, и в Западной России над созданием единой Православной Русской Церкви, представлялось бы благовременным восстановить этот забытый праздник», – высказал Борис Александрович предложение, созвучное мыслям иеромонаха Афанасия. Тот выступал с докладом «О внесении в русский Месяцеслов всех русских памятей». Одной из причин начавшейся революционной смуты иеромонах Афанасий считал беспамятство народа, забывшего о настоящих героях Отечества – великих русских святых, потому-то он и дал себя увлечь сомнительными идеями.
В церковной жизни России, начиная с XVI столетия, существовал особый праздник – «Всех святых новых чудотворцев Российских», который отмечался в июле, на третий день после дня памяти святого князя Владимира, Крестителя Руси. Но почему-то этот праздник перестал входить в печатные Месяцесловы и постепенно о нем забыли.
В 1918 году соборным постановлением в Русской Церкви восстановили день памяти Всех русских святых и его празднование в первое воскресенье Петровского поста. Питерский профессор Борис Александрович Тураев и иеромонах Афанасий (Сахаров) стали вместе работать над составлением церковной службы к празднику. Из древней службы они оставили лишь несколько песнопений и, в основном, сами сочиняли богослужебный текст. «При составлении службы мы очень торопились, так как ждали закрытия Собора, который действительно был распущен около Рождества Богородицы», – вспомнит об этом в одном из писем святитель Афанасий (Сахаров).
Первоначальный вариант новой службы был издан в Москве отдельной брошюрой, но авторы и потом продолжали отшлифовывать каждое слово. Дорабатывать текст на расстоянии было непросто: после закрытия соборных заседаний Борис Александрович вернулся в Петроград к своим научным трудам по востоковедению, а иеромонах Афанасий, назначенный Патриархом Тихоном членом Владимирского епархиального совета – к себе во Владимир.
Развернутая большевиками кампания по вскрытию мощей русских святых стала для иеромонаха Афанасия большой личной болью. Он как раз был дежурным от духовенства в Успенском соборе Владимира в тот день, когда по решению «тройки» на длинных столах на обозрение народа были выставлены мощи владимирских святых. Как только люди стали входить в Успенский собор, где должно было состояться разоблачение «мошенничества служителей культа», иеромонах Афанасий громко возвестил: «Благословен Бог наш…» – и начал служить молебен владимирским святым. Народ стал осенять себя крестным знамением, кланяться, ставить свечи – и задуманное властями поругание святынь превратилось в их публичное прославление. Такой смелый поступок по тем временам грозил арестом, но отец Афанасий об этом не думал и ничего не боялся.
В 1921 году отец Афанасий в сане архимандрита стал настоятелем двух монастырей – Боголюбского и Владимирского Рождественского. Вскоре он был хиротонисан в епископа Ковровского (Ковров – город во Владимирской области). Перед принятием архиерейского сана его вызывали в ВЧК, запугивали репрессиями, но владыка игнорировал угрозы чекистов.
Для своей паствы епископ Ковровский Афанасий составил записку, что следует говорить чекистам в случае ареста и допроса: «Как христианин я, согласно слову Божию, повинуюсь предержащей советской власти и осуждаю вообще всякую политику в Церкви, контрреволюционную в частности. Как гражданин Советской России, где одним из основных законов является закон об отделении Церкви от государства и о свободе совести, я, согласно этому закону, считаю обязательным для себя в вопросах веры и религиозной жизни подчиняться указаниям своей совести».