С его прибытием все переменилось. Немедленно собралось войско и весело с Александром пошло к Финскому заливу и взяло поставленную немцами крепость Копорье; потом немцы прогнаны были из Пскова. Затем Александр вступил в Ливонию и нашел выгодное для битвы место на льду Чудского озера, еще крепком (5 апреля 1242 г.). Немцы врезались в наши ряды, но Александр, ударив сбоку, смешал их, сломил и истреблял рыцарей, а чудь грозно гнал до вечера. Трупы чуди лежали на 7 верстах, пало 400 рыцарей. Начальник ордена с трепетом ожидал появления Александра под стенами Риги и умолял короля датского о помощи.
Однако Александр, довольствуясь страхом немцев, вложил меч в ножны, вернулся в Псков. Пленники немецкие шли с потупленными глазами, в своей рыцарской одежде за нашими всадниками. С крестами и пением церковным встречало после Ледового побоища победителя духовенство, народ стремился к нему толпами, называя отцом и спасителем.
Затем заключен был с рыцарями выгодный мир.
Вскоре литовцы завладели Торопцем. Александр пришел и истребил их до единого. Возвращаясь с малой дружиной, он увидел новые толпы неприятеля и рассеял их. В течение нескольких дней он одержал семь побед над литовцами.
Но Бог готовил Александру высшую славу — победу духовную над самим собой. Этой великой душе назначено было показать самую редкую и трудную добродетель: смирить себя беспредельным смирением, забыть голос своего самолюбия и ценою своих унижений сохранить родину.
Еще прежде, чем престол великокняжеский перешел к Александру, он должен был отправиться на поклон к Батыю. Слава об Александре и удивление ему достигали вообще отдаленных стран, до нас дошел отзыв одного чужеземца: «Я прошел многие страны, знаю свет, людей и государства, но с изумлением видел и слушал Александра Новгородского».
Вообще, бывалые люди говорили, что не встретить подобного Александру мужеством и видом: ни в царях — царя, ни в князьях — князя. Его достоинства возвышались тем, что он не кичился ни положением, ни дарами внешними, ни умом, а со всеми был приветлив, всем был прибежище. И над всеми его добродетелями, как и во дни юности, выделялось благочестие.
Русские гордились Александром, называя его независимым князем, и стращали им татар.
Слыша много об Александре, Батый велел сказать ему: «Князь Новгородский, известно ли тебе, что Бог покорил мне множество народов. Ты ли один будешь независимым? Если хочешь властвовать спокойно: явись в моем шатре».
На этот зов можно было ответить гордым отказом и подвергнуть за то всю Русь гневу Батыя и опустошению. Александр же любил Россию более, чем княжескую и богатырскую честь, и сознательно вступил на тот путь самоуничижения для спасения родины, от которого его освободила лишь смерть.
Он отправился к Батыю, который ласково принял его и сказал, что молва не увеличила его достоинств. Он с удивлением внимал его мудрым речам, горевшим любовью к родине.
Из орды надо было ехать далее, в Татарию, к великому хану. Это было ужасное путешествие. Простясь с отечеством на долгое время, надо было терпеть голод и жажду, отдыхать на снегу или раскаленной земле. Кругом одна безотрадная унылая степь, усеянная костями путников. Вместо селений — одни кладбища кочующих племен.
Князь Александр Невский принимает папских легатов. 1876 г. Худ. Генрих Семирадский
И в этом безотрадном пути мучительные думы о своем унижении, бедствии отечества, воспоминание об отце, умершем в таком же путешествии в бесприютной степи…
Хан отнесся к Александру с благоволением и поставил его над всей южною Россией. К этому же времени относится посольство папы к Александру.
Папа римский прислал Александру письмо, с убеждением принять католичество, обещая ему за то помощь. He надменно, но твердо ответил папе князь: «Мы знаем истинное учение Церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим».
Вскоре после возвращения Александра в Новгород, при общем ликовании города, он опасно (1251–1252 г.) занемог. Вся русская земля с трепетом ждала исхода болезни и неотступно молилась за него. Он был надеждою России. Его делали бесконечно дорогим народу и прежние его незабвенные победы, и обнаруженное им теперь умение обходиться с татарами, и его сострадательность. Он всячески благотворил бедствующим, посылал в орду золото для выкупа пленных. Бог услышал всенародную молитву, Александр выздоровел. Скоро он был признан великим князем.
При общем ликовании въехал он во Владимир и стал продолжать дело отца: заживление прежних ран.
Когда в 1256 г. шведы, финны и немцы явились на берегах реки Наровы, встревоженные новгородцы послали за Александром, и он повел рать и опустошил значительную часть Финляндии.
Это было последним военным подвигом Александра.
Умер Батый, и Александр должен был отправиться к его преемнику в орду, которая навсегда осталась кочевать в окрестностях Волги и Дона. Тут тщетно просил он освободить северные княжества от обложения подушною данью, подобно тому, как еще раньше были обложены южные. Вскоре были посланы татарские чиновники в области: Суздальскую, Рязанскую, Муромскую, н переписали жителей.
Через несколько месяцев Александр совершил новое путешествие в орду: теперь обложен был поголовною данью и Новгород, и великому князю предстояло дело, мучительное для его чувств. Ему, прославленному поборнику новгородской вольницы и чести, предписывали теперь склонить к рабству гордый, пылкий народ, который величался своею независимостью. Что переживал в эти дни Александр, известно одному Богу.
В 1259 г. с татарскими чиновниками он прибыл в Новгород. Жители пришли в ужас. Как ни уговаривали некоторые граждане смириться, народ отвечал грозным воплем, умертвил посадника и выбрал другого. Юный князь Василий Александрович уехал из Новгорода в Псков, объявив, что не хочет повиноваться отцу, везущему с собою оковы и стыд для людей вольных. Хотя новгородцы и отпустили чиновников татарских с дарами, они решительно отказались от дани.
Великому князю представлялось — принять решительные меры или предать Россию новому разорению. Выбора не было. Он велел схватить ослушного сына и под стражею везти его в Суздальскую землю. Потом он остался в Новгороде, выжидая хода событий. Распространилась весть, что войско хана уже готово идти на Новгород. Народ тогда в страхе согласился на дань, и Александр поспешил уведомить татар о покорности Новгорода. Явились татарские переписчики и своими утеснениями настолько раздразнили народ, что вспыхнул мятеж. Народ снова не хотел слышать о дани и собирался вокруг Софийской церкви, объявляя, что желает умереть за честь и свободу.
Святой Александр Невский. 1666 г. Архангельский собор Московского Кремля
Наконец, Александр употребил последнее средство. Он выехал из дворца с татарскими чиновниками, объявив, что предает мятежных граждан гневу хана и навсегда покидает Новгород… Это смутило народ, и вельможи воспользовались этой минутой, чтоб уговорить его.
He успел князь опомниться от этих тягостных событий, где его разум и благо Руси заставляли его действовать против влечения сердца, как в 1262 году возникли новые страшные неприятности в срединной Руси. Доселе дань сбирали татарские сборщики, которых народ терпел. Но потом татары стали отдавать дань на откуп бесерменским купцам, хивинцам, опытным в торговле и наживе. Эти откупщики выдумали целую сеть вымогательств для увеличения барышей. Под видом облегчения плательщиков, они назначали разные рассрочки, но с громадным ростом, и в конце концов, у бедных людей счета с бесерменами запутывались до такой степени, что уже не было никакой возможности рассчитаться. Тогда они забирали должников, беспощадно били их на площадях палками, выпытывая, не спрятали ли они где-нибудь свое имущество. He добившись толку, бесермены забирали сыновей, дочерей или самих должников в рабство и в чужих странах продавали их с великою выгодой.
У самых трудолюбивых людей отбивало охоту к труду. Всякий страшился за будущее — не уведут ли его детей в рабство. Кроме всех этих ужасов, бесермены возбуждали ненависть еще тем, что их сопровождали татарские наездники, которые грабили дома, оскорбляли женщин и всячески глумились над населением. Мера терпения истощилась, когда затронуто было чувство веры.
Какой-то монах Зосима, в 1262 г. в Ярославле, в угоду бесерменину и магометанину Тетяму, отрекся от Христа, вступил в магометанство и начал ругаться над своею прежнею верой… He мог осилить народ негодования при поругании того последнего сокровища, которое во всех своих испытаниях он хранил не нарушенным, над верой святою. Вскипел народ бурным, неудержимым гневом при виде того, как «окаянный лишенник» веры поносит святой крест и ругается церквам Божиим. Его схватили, убили, и псы волочили по городу его труп. И в ответ на эту месть народа, мстившего за поругание заветной святыни своей, — поднялся народ по всем городам суздальской и ростовской земли. Загудели призывные колокола, пошли слухи, что сам Александр разослал приказ бить татар, и стала расти и расти буря народного негодования.
Летописцы с сочувствием отмечают эти события. Народ истреблял одних бесерменов, хивинских откупщиков. Собственно же из татар никто не пострадал. Русские дали доказательство тому, что всему есть мера, и что, хотя и побежденный, народ не свыкся с рабством. Но страшная расплата должна была постигнуть землю, все не примирявшуюся с потерею воли. Шли слухи, что татарские полчища готовы ворваться в русские пределы.
Можно было ожидать поголовного избиения, худшей грозы, чем нашествие Батыя. Какие страшные минуты переживала земля русская, на то нет слов. И тут великий князь Александр просиял своей родине своим последним подвигом.
Он готовился раньше в поход на ливонских немцев, но тут поручил полки сыну и отправился в орду отмаливать свой народ. Это был венец его жизни и его самоотвержения. Хотя он не был виноват в происшедших событиях, он шел в орду на верную смерть в то время, как хан уже двигал войско на Русь, шел к тому хану, перед которым он же, вымаливая оставить некоторую самостоятельность Руси, ручался за ее покорность. Он шел с явным намерением принять на себя все раздражение хана и погибнуть, лишь бы отвести или смягчить грозу для России.