По крайней мере, Эрин беспокоилась обо мне.
— Где тебя носило! — кричала она, когда я заглянул в дверь четыре дня спустя. — Я звонила тебе на телефон миллион раз!
— У меня больше нет телефона, — пробормотала я, вспомнив, что это еще одна вещь, которую мне придется заменить.
Я кратко и без эмоций описала ей произошедшее, снова опустив упоминание о втором психопате.
— Ты не можешь говорить серьезно, — сказала Эрин, ее милое личико сморщилось, а рот открылся от ужаса.
Я знала, что она чувствует себя виноватой в том, что не вызвала полицию сама. Я не винила ее за это - не в первый раз одна из наших соседок по комнате исчезает на четыре дня.
— Да, это безумие, — согласилась я. — Не знаю, стоит ли мне купить лотерейный билет или остерегаться ударов молнии.
— Ты в порядке? — спросила Эрин, поморщившись, словно понимая, насколько глупым был вопрос.
— Да, — ответила я, старательно избегая смотреть на толстые бинты вокруг запястий. — Я в порядке.
Я не была в порядке, но я давно усвоила, что единственный вариант - это притворяться или поддаться полному расстройству.
Чтобы сменить тему, я спросила, — А ты? Как у тебя дела с Шоу?
— Ты не хочешь об этом слышать, — сказала Эрин, покраснев.
— Я действительно хочу. Гораздо больше, чем я хочу говорить о своей ночи.
— Ну, — сказала она, пытаясь скрыть ухмылку, — мы переспали на лестничной клетке.
— Правда?
Я не очень удивилась. Эрин великолепна, а Шоу - красавец. Это был лишь вопрос времени, пока она не пробила свой билет.
— Это длилось недолго, но было чертовски горячо, — хихикнула она.
— Отлично. Рада за тебя, — сказала я.
Слова прозвучали тускло и без эмоций. Я пыталась притвориться, что ничего не произошло, но мне было не по себе, когда я снова оказалась в сумасшедших стенах таунхауса, в запахе подгоревшего кофе Фрэнка и масляных красок Джоанны. У нее единственная комната в доме, достаточно просторная для кровати и мольберта.
— Ну что... не хочешь выпить? — любезно сказала Эрин. — Ты выглядишь так, будто тебе это не помешает.
Мы отправились в наше обычное место на Бельведере. Когда мы попытались подняться в бар на крыше, Эрин стала рыться в своей сумочке, тихо ругаясь.
— О, черт, — сказала она. — Я снова потеряла свое удостоверение.
— Наверное, ты оставила его в «Zam Zam», — сказала я. — Не волнуйся об этом, Мэнни - бармен, он тебе нальет.
Бар на крыше был заставлен висячими растениями и сказочными фонариками, а людей было так много, что мы не смогли занять места и были вынуждены стоять у барной стойки. Эрин купила напитки, потому что я была на мели: потеряла сумочку и мобильный телефон, и бог знает какой счет из больницы мне предстоял.
— Спасибо, — сказала я, с благодарностью потягивая мул, который она всунула мне в руку. — Так ты собираешься снова с ним встретиться?
— С кем? — спросила она, оглядывая толпу в поисках кого-нибудь еще, кого мы могли бы знать.
— Шоу.
— О, не знаю. — Эрин пожала плечами. — Я дала ему свой номер, но он не написал.
Я отхлебнула из бокала, прижав прохладный стакан к щеке.
— Уверена, мы еще столкнемся с ним, — сказала я.
В течение нескольких недель я не могла спать на балконе.
В моей чердачной комнате было душно, но когда я вытаскивала свой матрас на ночной воздух, то чувствовала себя ужасно незащищенной. Каждое жужжание насекомых, каждый гудок далекой машины заставляли меня резко подниматься, дико озираясь по сторонам в темноте.
Я вернулась в дом, все еще вздрагивая от каждого скрипа стен или слишком громкого смеха одного из моих соседей в другой комнате.
Несколько раз я просыпалась с криком, потому что в комнате было слишком темно и мне казалось, что я снова в багажнике.
Каждый сон был кошмаром, в котором низкий голос насмехался: «Я знаю, что ты не спишь».
Темная фигура бросалась на меня, а я пыталась отбиться от нее, пинала и била, но мои руки были слишком слабыми, хрупкими, как мокрая бумага.
Лишь однажды я вцепилась в него, разрывая маску на его лице.
Я отдернула ее, ожидая снова увидеть эти ужасные, прекрасные черты.
Но вместо этого я не увидела ничего: только пустое, пустое пространство, в которое я упала, кувыркаясь вниз, вниз, вниз...
ЧЕРЕЗ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ СТАЛО ЛУЧШЕ.
Меня по-прежнему мучили кошмары, но днем я могла улыбаться и вести беседу. Настолько, что люди перестали спрашивать, все ли со мной в порядке.
Я вернулась на работу в « Sweet Maple».
Мой босс в «Zam Zam» уволил меня за то, что я пропустила три смены, но взял обратно, когда Эрин пришла к нему и отчитала его, сказав, что она никогда не перестанет оставлять однозвездочные отзывы на Yelp.
Джоанна предложила оплатить мне аренду, если я пообещаю вернуть ей долг. От этого мне снова захотелось плакать. Я сдержала слезы, которые попали в глаза, горячие и жгучие, и крепко обняла ее.
Бинты сняли с моих запястий. Два шрама, толстые и извилистые, как змеи-близнецы, были чертовски уродливы. Но, как заметил офицер Болван, они у меня не единственные.
Возможно, я восстанавливаюсь быстрее, чем большинство людей.
Я привыкла преодолевать вещи, которые действительно чертовски отстойны.
Коул
Я начал преследовать Мару в Интернете.
Как и большинство людей, она выкладывает свою жизнь в социальных сетях на всеобщее обозрение - как на своих собственных аккаунтах, так и на аккаунтах своих друзей.
Они очень артистичны, поэтому фотографии, которые они публикуют, более экстравагантны, чем обычные. Мне приходится продираться через множество автоматов с попкорном в тонах эпохи сепии, фотографий ног людей и пейзажных снимков, чтобы найти что-то полезное. Как только я это делаю, я нахожу бесконечные портреты Мары.
Как и большинству начинающих художников, ей приходится использовать в качестве моделей своих знакомых.
Мара популярна для этой цели, потому что, несмотря на то, что она не такая сексуальная, как ее соседка Эрин, у нее такая строгая структура костей, которая хорошо передается на пленке.
Ее неухоженный, запущенный вид в сочетании с резкими эльфийскими чертами лица придает ей вид женщины Питера Пэна, дикой твари, предоставленной самой себе.
Я долго изучаю ее лицо.
Затуманенные глаза, подведенные к внешним уголкам. Вздернутый нос, усыпанный веснушками. Полные губы и острые зубы.
Она - интересная загадка. Уязвимая и в то же время свирепая. Поврежденная, но упрямая.
Мара не пишет личных постов - никаких длинных, бессвязных рассуждений о своих внутренних переживаниях под селфи в зеркале, никаких туманных подписей, призванных вызвать поток комментариев с просьбой рассказать о ней подробнее.
Она не упоминала о своем испытании в лесу.
Единственные ее последние сообщения - просьбы о предоставлении места в студии.
В Сан-Франциско это постоянная проблема для тех, кто находится во власти переменчивых арендодателей. У меня есть своя частная студия рядом с домом, а также целый квартал студий на Клэй-стрит.
Я подумываю о том, чтобы предложить одну из них Маре Элдрич. Я хочу лично увидеть ее работы. И это сделает наблюдение за ней гораздо более удобным.
Я уже решил, что наши с Марой пути неизбежно пересекутся - мир искусства слишком тесен, чтобы этого избежать.
Я намерен выбрать время и место этой встречи. Я буду контролировать все элементы, расставляя игроков, как фигуры на шахматной доске.
Непохоже, чтобы я так зацикливался на женщине. Большинство людей кажутся мне ужасно скучными. Я никогда не встречал никого столь же умного, как я, или столь же талантливого. Другие люди слабы и эмоциональны - рабы своих импульсов. Постоянно дают обещания, которые не могут выполнить, даже самим себе.
Только я, кажется, могу управлять своей судьбой.
Что хочу, то и происходит. Я делаю это своей хитростью, своей решимостью.
Все остальные - жертвы случая и обстоятельств. Произвольных правил, установленных людьми, умершими сто лет назад. Их собственной жалкой неумелости.
Я делаю то, что хочу. Я получаю то, что хочу. Всегда. Каждый раз.
Если в этом мире и есть бог, то это я. Однако даже Зевс время от времени находит смертных достаточно забавными.
Я хочу снова увидеть Мару, поговорить с ней. Я хочу манипулировать ею и посмотреть, как она отреагирует.
А если я чего-то хочу... значит, это хорошо.
Я вошел в ее комнату позже тем же днем.
Она выгуливает полдюжины собак в парке «Golden Gate», на что обычно уходит несколько часов с учетом процесса подъема и отъезда.
Практически невозможно найти момент, когда никого из ее соседей нет дома, поэтому я и не пытаюсь ждать. В доме так много народу, столько людей приходят и уходят, что я сомневаюсь, что кто-то из них заметит несколько лишних скрипов из комнаты, которая должна быть пустой.
Хорошо еще, что комната Мары находится на самом верхнем этаже. Легко перелезть через решетку соседнего дома, спуститься на ее площадку и открыть хлипкий замок на стеклянной двери.
Чердачное помещение, конечно, не соответствует нормам. Потолок настолько низкий, что я не могу стоять прямо, даже в центре пространства с пиками. Кровать Мары - футоновый матрас на полу, ее одежда сложена в пластиковые ящики из-под молока, потому что у нее нет ни шкафа, ни комода.
Такое тесное, хаотичное пространство обычно вызывает у меня отвращение. Пыльный воздух и стопки потрепанных подержанных книг рядом с кроватью - ни одной книжной полки для них нет - напоминают о бедности.
Любопытство сдерживает мое отвращение. Меня привлекают сотни набросков, наклеенных на покатые стены.
Большинство рисунков - это этюды фигур. У нее хорошее чувство пропорций, и она мастерски указывает направление света. Возможно, потому, что большинство объектов - ее друзья, она уловила сильное чувство индивидуальности в их позах, в выражении их лиц. Высокая чернокожая девушка Джоанна выглядит неловкой, но довольной тем, что ее рисуют. Мальчик с вьющимися кудрями, кажется, сдерживает смех.