Я потею от зеленого грима, а Коул натирает меня своим меловым камнем. Никому из нас нет до этого дела. Вскоре мы оба покрыты грязной краской, наши тела скользят друг по другу.
Коул проводит большим пальцем по моей скуле, по губам. Затем он слизывает краску с моего рта.
Я целую его в ответ, земляная краска покрывает мой язык.
От тепла, запаха кожи Коула и химического вкуса у меня голова идет кругом.
— Как я раньше никогда не пробовала краску? — пробормотала я.
— Наверное, потому что она сделана из ужасных вещей… — говорит Коул.
— Как мама Браун? — говорю я. — Раньше они размалывали настоящие мумии...
— Тебе лучше не знать, что я использовал для своих красок...
Я никогда не могу понять, шутит ли он.
Может, я ошиблась. Может, он вообще никогда не шутит...
Ударная волна пронзает наши тела. У меня так кружится голова, что я сомневаюсь, что смогла бы встать, если бы Коул не держал меня.
Мне не следовало так быстро пить.
Я никогда не испытывала такого влечения к кому-либо. Я точно знаю, что сегодня вечером Коул отвезет меня домой. Черт, я могу не дойти до его дома... Я могу не дойти до его машины...
Я прижимаюсь к нему, чувствуя, как толстая выпуклость его члена прижимается к моему бедру.
Я позволяю своей руке провести по его члену, кончиками пальцев поглаживая головку, между нами лишь немного ткани...
— Плохая девочка..., — прорычал он мне в ухо. — Ты не можешь держать свои руки подальше от того, что хочешь...
— Почему я должна? — шепчу я в ответ, крепко сжимая его член. — Это ты говоришь, что все, что я хочу, должно быть хорошо...
— Это верно для меня. Для тебя это может быть не так. . .
Я поднимаю на него глаза и делаю то, что давно хотела сделать с тех пор, как эти чернильно-черные волосы впервые коснулись моей кожи. Я погружаю руки в него, заполняя пальцы мягкими, густыми локонами, хватаю и сильно тяну, чтобы притянуть его лицо к своему.
— Мне все равно, подходишь ли ты мне, — говорю я.
Я целую его глубоко и крепко. Я целую его так, как он целовал меня на выставке, как будто я съем его живьем.
Я трахаю его рот языком так, как хотела бы, чтобы он трахал меня членом: глубоко, заполняя его рот до самого верха.
Мы отрываемся друг от друга только для того, чтобы отдышаться.
Глаза Коула пылают так, как я их никогда не видела.
— Пойдем со мной, — приказывает он.
Его рука обхватывает мое запястье и тянет меня к двери.
Мы уходим вместе, и мы оба знаем, куда идем.
Пока широкая мускулистая фигура не переступает перед нами, преграждая путь.
Сначала я его не узнаю. Он одет как Рэмбо, на его лице камуфляж джунглей, а черная кефаль прикрывает его светлые волосы. Но размер должен был меня насторожить. Не так много людей могут заполнить своей массой целый коридор, отгораживаясь от нас, как пробка от бутылки.
— Шоу, — говорит Коул и отрывисто кивает Аластору, пытаясь проскользнуть мимо, но мое запястье все еще крепко зажато в его руке.
Аластор Шоу не намерен отпускать нас так просто.
— Коул! — говорит он, его рокочущий голос прорывается сквозь грохот музыки. — Я думал, что увижу тебя здесь. Я слышал, у тебя появился новый ученик. Это...
Он заглядывает через плечо Коула, пытаясь разглядеть меня среди дыма, цветов и тусклого фиолетового света. Мой вид заставляет его прерваться на полуслове.
На его лице отражается странный поток эмоций:
Во-первых, шок.
Во-вторых, нарастающее неверие.
И наконец, то, что выглядит как чистое ликование.
— Вот она, — вздыхает он.
Коул отпускает мое запястье, разрывая связь между нами.
— Она просто арендует студию в моем здании, — говорит он.
Ухмылка только расплывается по лицу Аластора. По непонятным мне причинам он выглядит безумно счастливым.
— Не сомневаюсь, — говорит Аластор. — Я слышал, ты ее наставляешь.
Коул молчит.
Я не понимаю, что, черт возьми, происходит. Раньше он никогда не казался смущенным из-за меня. Мое лицо пылает, и я хочу высказаться, но напряжение настолько велико, что в кои-то веки я держу рот на замке.
— Она для меня никто, — говорит Коул так тихо, что я его не слышу. Я наблюдаю, как слова формируются на его губах и переносятся на Аластора, глубоко врезаясь в меня по пути.
Теперь это я делаю шаг назад от Коула, мое сердце холодное и мертвое в груди: стейк, брошенный в холодильник.
Аластор только смеется.
— Ты привел ее сюда, — говорит он. — На вас одинаковые костюмы.
Теперь челюсть Коула сжимается, и он делает шаг между мной и Аластором, ставя меня прямо за своей спиной. Он стоит лицом к лицу с Шоу, почти одного роста, один стройный и смуглый, другой широкий и светловолосый.
— Хорошо, — шипит Коул. — Она моя ученица. И учится она только у меня. Так что держись от нее подальше.
— Ты такой территориальный, — рычит Аластор. — Тебе нужно научиться делиться.
— Никогда, — рычит Коул в ответ. — Держи дистанцию. На этот раз я не буду шутить.
Снова схватив меня за запястье, Коул тащит меня мимо Шоу, постоянно держа свое тело между нами.
Он тащит меня на улицу, в холодную октябрьскую ночь. Он не отпускает мое запястье, пока мы не окажемся в нескольких кварталах от дома.
— Что это было, черт возьми? — требую я.
— Ничего, — отвечает Коул.
— Даже не пытайся, мать твою. Не пытайся притвориться, что это было что-то близкое к нормальному.
— Я ненавижу Шоу, ты же знаешь.
— Я видела, как ты общаешься со многими людьми, которых презираешь. Это было другое. Ты был напряжен. Он тебя расстроил.
Коул надвигается на меня, злясь еще больше, чем на Аластора.
— Я не расстроен, — рычит он. — Мне плевать на Шоу.
— И на меня, видимо, тоже, — саркастически говорю я.
Коул поднимает руки перед моим лицом. Они дрожат от желания ударить меня.
Но вместо этого он указывает на меня пальцем.
— Держись от него подальше.
Этот приказ выводит меня из себя. Я не пыталась подружиться с Аластором Шоу - более того, я нахожу его отвратительным. Но Коул не имеет гребаного права указывать мне, с кем я могу разговаривать, а с кем нет, особенно в мире искусства. Он хочет быть единственным, кто может мне помочь, единственным, кто может на меня повлиять.
— Почему? — пробормотала я, не сводя глаз с Коула. — Боишься, что он научит меня тому, чего не можешь ты?
Рука Коула дергается. Я знаю, что он хочет схватить меня за горло.
— Я не шучу, Мара. Он опасен.
— О, он опасен? — усмехаюсь я. — Как ТЫ?
Я смотрю ему в лицо. Осмеливаюсь признать то, на что он намекал уже дюжину раз. Осмеливаюсь произнести это вслух.
Лицо Коула становится неподвижным и гладким. Бледное, как череп, из-за последних остатков краски на коже.
Пока я смотрю, он снимает последнюю маску. Последние остатки человечности.
Он показывает мне свое настоящее лицо: совершенно лишенное эмоций. В этих черных глазах нет ни капли жизни. Зубы белые, как кость.
Только губы шевелятся, когда он говорит.
— Думаешь, ты знаешь, о чем говоришь? — шипит Коул. — Я разделываю людей с точностью до мелочей. Этот парень делает то же самое, что и я. Ты даже не представляешь, на что я способен.
Воздух вокруг меня застывает. Пот превращается в лед на моей коже.
Я не могу говорить. Я не могу дышать. Я не могу даже моргнуть.
Он может убить меня в этот момент. . . Я слишком напугана, чтобы пошевелиться.
Вместо этого он поворачивается и уходит. Оставив меня там одну.
27
Коул
Шоу знает.
Вид триумфа на его лице был невыносим.
Он и понятия не имел, что она еще жива.
Последние несколько недель он был в бешенстве, не обращая внимания ни на меня, ни на свою работу, ни на наших общих знакомых, ни на что другое, что должно было бы его насторожить.
Вот что происходит, когда он впадает в безумие: он исчезает из мира искусства, пока не пройдет безумие. Пока он не будет готов снова вести себя здраво.
Он убил двух девушек. Значит, впереди еще одна.
Он никогда не насытится, пока не убьет третью. Тогда он затихает - иногда на несколько месяцев.
Это его цикл. Я наблюдал, как это происходит.
Он предсказуем. Боюсь, я могу точно предсказать, что он сделает в следующий раз:
Он попытается взять Мару в качестве своего последнего убийства.
Ему понравится симметрия - ведь это он подарил ее мне, а он может забрать ее.
Возможно, он сделает это, чтобы посмотреть, как я отреагирую. Чтобы проверить, сможет ли он по-настоящему заставить меня сорваться.
Я не знаю, как, черт возьми, остановить это. Даже я не могу следить за Марой каждую минуту, каждый час. Если Шоу решил охотиться на нее, как, черт возьми, я могу обеспечить ее безопасность?
Особенно когда она безрассудна и упряма, решительно настроена на то, чтобы покончить с собой. Я видел, как она смотрит в глаза, когда я приказывал держаться подальше от Шоу, и это только подтолкнуло ее к тому, чтобы бросить мне вызов.
Поэтому я специально напугал ее.
Она думает, что не боится монстров? Я покажу ей гребаного демона из ада.
И это сработало. Она не пришла в студию ни вчера, ни сегодня. Я знаю, как ей должно быть страшно, если она сидит дома, когда ей так хочется работать над картиной.
Она дома, но не совсем одна. Я наблюдаю за ней прямо сейчас через телескоп. Наблюдаю, как она лежит в постели и читает.
Она закончила «Дракулу». Сейчас она начала «Сад бабочек». Я не знаком с этой книгой, но если она заинтересовала Мару, я хочу ее прочитать. Я хочу знать все, что творится у нее в голове.
Я постоянно слежу за ней. Этого будет недостаточно.
Аластор так просто не сдастся.
Я могу убить его.
Эта возможность всегда стояла между нами.
Он слишком много знает обо мне, а я - о нем.
Я уже много раз испыт