неизмеримое количество навоза накопили в течение многих лет»… Лукиан подробно раскрывает механику «липовых» чудес тианцев. Однако, в отличие от образа жизни, в самом учении Аполлония были интересные и достойные моменты – в частности, он считал, что главной задачей философии является почитание единого Бога, Творца мира и человека; последний, освобождаясь от земных страстей, должен подниматься к Богу через религиозное самоусовершенствование. Только вот помочь ему в этом могут полубожественные праведники вроде самого Аполлония.
Писатель II–III вв. н. э. Флавий Филострат написал о нем произведение «Жизнь Аполлония Тианского», представляющее собой его апологию. В частности, там рассказано и об эпизоде в Аспендосе, который свидетельствует по крайней мере о двух вещах: о том суеверном почитании, которым был окружен философ-колдун, и о том, что он в данном случае повел себя весьма достойно и, воспользовавшись своим влиянием, помог голодному народу. Поскольку прямая цитата всегда предпочтительнее пересказа – даже очень хорошего, обратимся к античному источнику и посмотрим, что пишет Филострат. В то время Аполлоний наложил на себя обет молчания, и восхищенный биограф отмечает, что тот и молча добился успеха: «Было это вот как. Он явился в Аспенд, стоящий на берегу Евримедонта, – из памфилийских городов это третий по величине, – в пору, когда местным жителям приходилось в голоде довольствоваться лишь горохом, ибо богатые хлеботорговцы придерживали зерно, чтобы повыгоднее сбыть его в других городах. Поэтому люди всех возрастов в злобном отчаянии окружили градоначальника и, запалив огонь, намеревались сжечь его заживо, хотя он и укрылся подле кумиров кесаря, которые в то время казались страшнее и святее кумира Олимпийского Зевса, потому что кесарем этим был Тиберий, а в его правление, говорят, какой-то человек был обвинен в святотатстве лишь за то, что поколотил своего раба, когда у того при себе была серебряная монета с изображением Тиберия. Итак, Аполлоний, подойдя к градоначальнику, движением руки попросил объяснить, в чем дело. Тот отвечал, что не только не повинен в беззаконии, но, напротив, сам вместе с народом сделался жертвою беззакония и потому, ежели не позволят ему говорить, то погибнет не он один, а все горожане. Тогда Аполлоний, оборотясь к надвигавшейся толпе, знаками попросил выслушать градоначальника. Аспендийцы, изумленные его поведением, не только приутихли, но и сложили горящие факелы на ближние алтари, а приободрившийся градоначальник сказал: “В нынешнем голоде повинны такие-то и такие-то (и он перечислил имена), ибо они, собрав хлеб, припрятали его в своих загородных поместьях”. Горожане стали сговариваться тотчас же обыскать окрестности, однако Аполлоний, покачав головою, знаками посоветовал не делать этого, а лучше призвать виновных сюда, чтобы они отдали зерно добровольно. Вскоре хлеботорговцы явились, и тут он с трудом сдержал вопль сострадания при виде рыдающей толпы: кругом теснились стенающие женщины и дети, а старики причитали, словно вот-вот умрут с голоду. Однако он сумел соблюсти зарок молчания и, написав на табличке свой приговор, дал его градоначальнику для оглашения. Приговор этот был таков: “Аспендийским хлеботорговцам от Аполлония. Земля – мать всех людей, ибо она праведна, вы же злонравно желаете сделать ее матерью лишь для себя; а потому, ежели не образумитесь, я не позволю вам остаться на ней”. Испуганные этой угрозой, хлеботорговцы доставили на рынок хлеба в изобилии, и город возродился к жизни».
В эпоху императорского Рима Аспендос украшается многими сохранившимися до сих пор зданиями, в том числе – театром II века н. э., построенным архитектором Зеноном, сыном Феодора (получившим за свою работу в награду от города сад), по заказу братьев Курциев – Криспина и Ауспиката, в правление Марка Аврелия (121–180 гг. н. э., правил с 161 г.). Театр, вмещавший от 15 000 до 20 000 зрителей, до сих пор используется по своему прямому назначению; в июне – июле в нем проходит ежегодный международный фестиваль оперы и балета. Акустика древнего театра настолько прекрасна, что позволяет исполнителям обходиться без помощи микрофонов. Масштабные постановки опер впечатляют – например, в 2005-м там ставили «Аиду» Верди; оркестр насчитывал порядка 100 человек, костюмы и декорации были классически великолепны, и в представлении были задействованы живые лошади. Представления начинаются в сумерках и продолжаются иногда половину ночи. Каменные сиденья нагреваются за день палящим солнцем и не теряют тепла практически до утра. Непередаваемое впечатление – сидеть ночью в древнем театре под открытым небом, наблюдая за разворачивающимся действом, полетами чуждых искусству летучих мышей и прохождением ярко-желтой луны по черному южному небу… Театр Аспендоса – первейший по сохранности из греко-римских театров всего Средиземноморья. После того как жители города приняли христианство, театр стал храмом под открытым небом, что было частым явлением в те времена, когда Константин Великий разрешил открытое исповедание христианства, а храмов было ничтожно мало. Когда в начале XIII века Памфилия была завоевана турками-сельджуками под предводительством султана Гиязеддина Кейхюсрева, султан Алаеддин Кейкубад (1219/20—1236/37) повелел переоборудовать его в караван-сарай путем возведения двух пристроек по обе стороны сцены. Известно, что в 1930 г. Аспендос посетил отец современного турецкого государства Мустафа Кемаль Ататюрк и повелел реставрировать театр, с тем чтобы использовать его по прямому назначению, а не просто как музейный объект.
Также в Аспендосе из римских построек частично сохранились до наших дней замечательные акведуки с двумя водовзводными башнями, возведенные, по одним данным, Клавдием Италиком, а по другим – декапротом и гимнасиархом Эримнеем, выделившим на это дело 2 миллиона денариев (не исключено, что они оба, каждый в свое время, внесли свою лепту в городское водоснабжение), нимфеум, городская базилика (изначально – административно-судебное здание на акрополе, затем – христианская церковь), булевтерион – аналог современного горсовета, магазины, экседра – место философских прений, бани, стадион, гимназий и некрополь.
В раннехристианскую эпоху город, судя по источникам, не выдвинул из своей среды прославленных мучеников или святителей; также до сих пор не обнаружен ни один из христианских храмов специальной постройки – о переоборудовании под духовные нужды местных христиан театра и базилики было сказано выше. Не отмечено участие представителей Аспендоса в I по VI Вселенских соборах; все это несколько странно для такого крупного торгового центра. Однако на скрижали церковной истории город все же попал, и, может, неслучайно. Ко времени VII Вселенского собора Византийская империя потеряла многие свои владения, уже и Аспендос был разорен арабами, но именно в эту тяжелую эпоху местный епископ Лев принимает наконец участие в заседаниях VII Вселенского собора наравне с прочими имперскими святителями и заверяет своей подписью соборные определения, восстановившие иконопочитание после десятилетий иконоборчества.
Иконоборчество – сложное и уникальное явление византийской истории, занимающее временной промежуток с 726 по 843 г. Кратко его суть может быть выражена следующим образом: это активная борьба с иконопочитанием, проводимая «сверху» (то есть императорской властью при одобрении и поддержке угодных ей церковных иерархов), при этом сначала само иконопочитание, а затем и почитание св. мощей было приравнено византийскими императорами к идолопоклонству.
Причин его было много, и если «злокозненное влияние евреев» оказывается всего лишь византийской легендой, а мусульманский запрет на изображение живых существ, который якобы тоже мог повлиять на возникновение иконоборчества, относится только к более позднему времени (начался с IX века), и в Коране об этом ничего не сказано. Зато во дворце Кусейр Амра (ок. 710 г. постройки, расположен на территории современной Иордании) сохранились росписи, отображавшие танцовщиц, охотников, ремесленников, животных; во дворце Каср аль-Хайр аль гарби (727–728 гг., Сирия) имеется фреска с музыкантами; в недостроенном дворце Хирбет аль-Мафджар (ок. 744 г., Израиль) – мозаика с животными; во дворце халифов в Самарре (836 г., Ирак) имеется роспись с танцовщицами; на фасаде замка-дворца Мшатта (I пол. VIII века; происходит с территории современной Иордании, хранится в Пергамском музее Берлина) – резные львы, то же собрание хранит барельеф с баранами у виноградной лозы (VI–VII вв.) и проч. Также начало иконоборчества объяснялось стремлением возвратить в лоно Церкви еретиков (монтанистов, павликиан, крайних монофизитов, в т. ч. афтартодокетов), отказывавшихся вернуться туда по причине наличия в ней «идолов», то есть икон, но вряд ли это справедливо по отношению к столь масштабному мероприятию. Считалось, что василевс хотел «окультурить» свой суеверный народ. Действительно, в то время простой народ обоготворял уже сами иконы, почитая чудотворными и саму их древесину, и краски, частицы которых, при случае, употреблялись внутрь «во здравие душевное и телесное» (к прискорбию, это явление мы видим до сих пор в поедании земли с могил «старцев» и проч.). В первое время Лев Исавр пытался убеждать народ проповедями, но, только поняв бесполезность этого метода, перешел к репрессиям.
Вернее всего версия классово-социальная, начавшая проявляться задолго до советского марксистского подхода к истории иконоборчества. Б. Мелиоранский в 1901 г. охарактеризовал иконоборчество как элемент социально-политической реформы, затеянной византийским правительством VIII века. Однако наиболее полно она отображена в работе М.В. Левченко «История Византии»: «По традиционным популярным историческим описаниям время правления Исаврийской династии характеризовалось ожесточенной борьбой… из-за вопроса о том, следует ли почитать иконы или нет, причем борьба эта продолжалась более ста лет… В действительности же иконы не были объектом борьбы, а только боевым знаменем для определенных групп византийского общества, боровшихся за свои экономические и политические классовые интересы».