о, боясь дальнейшего, он дал свободу греческим городам, объявил об уничтожении долгов, метеков в каждом городе сделал полноправными гражданами, а рабов – свободными, понадеявшись, как это и действительно случилось, что должники, метеки, рабы будут на его стороне, считая, что только под властью Митридата за ними неизменным останется дарованное право».
Митридатовы войска выбил из Эфеса Сулла (его внук Гай Меммий поставил в городе памятник деду и отцу, сохранившийся до наших дней). В I веке до н. э. Эфес посещали Цицерон, Антоний и Клеопатра. Имена последних неблаговидно связаны с историей сестры Клеопатры – Арсинои, которая укрылась в храме Артемиды от преследований царственной родственницы. Антоний, исполнявший любую прихоть египетской царицы, приказал святотатственно нарушить право священного убежища и зарезать Арсиною (она была похоронена в Эфесе недалеко от того места, где позже была возведена библиотека Цельса; немецкие археологи вывезли ее череп в Германию, где он бесследно исчез во время Второй мировой войны, но его фотографии позволили современным ученым восстановить внешность несчастной царевны; в средневековой Европе эта кровавая история обратилась в авантюрный рыцарский роман со спасением Арсинои и ее служанки, и на этот сюжет существует знаменитая картина Тинторетто в Дрезденской галерее – но, увы, все это фантазии). Плутарх так пишет о двукратном пребывании в Эфесе Марка Антония – сначала одного, а затем – вместе с Клеопатрой, незадолго до неудачной для них морской битве при Акциуме (упоминаемый в тексте Цезарь – племянник Юлия Октавиан): «Когда же, оставив в Греции Луция Цензорина, Антоний переправился в Азию и впервые ощутил вкус тамошних богатств, когда двери его стали осаждать цари, а царицы наперебой старались снискать его благосклонность богатыми дарами и собственной красотою, он отдался во власть прежних страстей и вернулся к привычному образу жизни, наслаждаясь миром и безмятежным покоем, меж тем как Цезарь в Риме выбивался из сил, измученный гражданскими смутами и войной. Всякие там кифареды Анаксеноры, флейтисты Ксуфы, плясуны Метродоры и целая свора разных азиатских музыкантов, наглостью и гнусным шутовством далеко превосходивших чумной сброд, привезенный из Италии, наводнили и заполонили двор Антония и все настроили на свой лад, всех увлекли за собою – это было совершенно непереносимо! Вся Азия, точно город в знаменитых стихах Софокла, была полна “курений сладких, песнопений, стонов, слез”. Когда Антоний въезжал в Эфес, впереди выступали женщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики в обличье панов и сатиров, весь город был в плюще, в тирсах, повсюду звучали псалтерии, свирели, флейты, и граждане величали Антония Дионисом – Подателем радостей, Источником милосердия. Нет спору, он приносил и радость и милосердие, но – лишь иным, немногим, для большинства же он был Дионисом Кровожадным и Неистовым. Он отбирал имущество у людей высокого происхождения и отдавал негодяям и льстецам. Нередко у него просили, добро живых – словно бы выморочное, – и получали просимое. Дом одного магнесийца он подарил повару, который, как рассказывают, однажды угодил ему великолепным обедом. Наконец, он обложил города налогом во второй раз, и тут Гибрей, выступая в защиту Азии, отважился произнести меткие и прекрасно рассчитанные на вкус Антония слова: “Если ты можешь взыскать подать дважды в течение одного года, ты, верно, можешь сотворить нам и два лета, и две осени!” Решительно и смело напомнив, что Азия уже уплатила двести тысяч талантов, он воскликнул: “Если ты их не получил, спрашивай с тех, в чьи руки эти деньги попали, если же, получив, уже издержал, – мы погибли!” Эта речь произвела на Антония глубокое впечатление. Почти ни о чем из того, что творилось вокруг, он просто не знал – не столько по легкомыслию, сколько по чрезмерному простодушию, слепо доверяя окружающим… [Будучи в Армении, Антоний] немедленно отдал распоряжение Канидию спускаться во главе шестнадцати легионов к морю, а сам вместе с Клеопатрою отправился в Эфес. Туда со всех сторон собирался его флот, числом восемьсот кораблей (включая грузовые), из которых двести выставила Клеопатра. От нее же Антоний получил две тысячи талантов и продовольствие для всего войска. По совету Домиция и некоторых иных Антоний приказал Клеопатре плыть в Египет и там дожидаться исхода войны. Но, опасаясь, как бы Октавия снова не примирила враждующих, царица, подкупивши Канидия большою суммою денег, велела ему сказать Антонию, что, прежде всего, несправедливо силою держать вдали от военных действий женщину, которая столь многим пожертвовала для этой войны, а затем – вредно лишать мужества египтян, составляющих значительную долю морских сил. И вообще, заключил Канадий, он не может назвать ни единого из царей, участвующих в походе, которому Клеопатра уступала бы разумом, ведь она долгое время самостоятельно правила таким обширным царством, а потом долгое время жила бок о бок с ним, Антонием, и училась вершить дела большой важности. Эти соображения взяли верх – все должно было устроиться наивыгоднейшим для Цезаря образом, и, меж тем как войска продолжали собираться, Антоний с Клеопатрой отплыли на Самос и там проводили все дни в развлечениях и удовольствиях».
Император Август назначил Эфес столицей провинции Азия (к этому времени отстроенный римлянами Эфес уже входил в пятерку крупнейших городов империи, население его в начале нашей эры составляло порядка 225 000 человек – вспомним, что тогдашнее население всей провинции Ликии составляло всего 200 000!). Сюда-то между 37 и 44 гг. н. э. и пришли Иоанн Богослов и Дева Мария – то есть раньше апостола Павла, прибывшего в Эфес с проповедью в 52 г. Следовательно, именно Иоанн Богослов посеял первые семена христианства в Эфесе, но к приходу Павла его в Эфесе уже не было – иначе Лука непременно отметил бы это в «Деяниях». Рассмотрим подробно, что нам известно о первом посещении Эфеса Иоанном Богословом, и постараемся разрешить вопрос о пребывании в этом городе Девы Марии.
Св. Димитрий Ростовский однозначно утверждает, что дева Мария пришла в Эфес с Иоанном Богословом, во-первых, по причине гонения от иудеев и царя Ирода, обезглавившего брата Иоанна Иакова (ок. 44 г. н. э.), а во-вторых, потому что Эфес достался Иоанну по жребию, и далее, ссылаясь на авторитетнейшие источники – документы Эфесского Вселенского собора, пишет: «Известие об отшествии Пречистой Богоматери с Иоанном в Эфес происходит из послания Третьего Вселенского собора в Эфесе (431 год) клиру Константинопольскому, в котором есть такие слова: “Несторий, злочестивой ереси изобретатель, в Эфес-град, в котором Иоанн Богослов и святая Дева Богородица Мария когда-то пребывали, от святых отцов и епископов собора на суд званный, сам себя отлучая, смущенный злою совестью, не дерзнул к ним придти, чего ради по троекратном вызове праведным святого собора и Божественных отцов судом осужден и от всякой священнической чести низложен”. Из этих слов в данном послании, говорящих о том, что Иоанн Богослов и святая Дева Богородица пребывали некогда в Эфесе-граде, видно, что с Богословом Богоматерь ушла из Иерусалима и некое недолгое время пребыла в Эфесе». Итак, Богоматерь действительно одно время жила в Эфесе, вместе с Иоанном Богословом, но затем вернулась с ним же и в Иерусалим и до успения своего жила в Иоанновом доме. Роберто Джаньоли пишет: «Факт, что Дева Мария проживала в Эфесе, подтверждался также другими элементами: наличием церкви, посвященной Деве (построенной в период, когда канонический закон разрешал посвящать церковь какому-либо святому только в том случае, если тот жил или умер на данном месте, – имеется в виду строительство в Эфесе самого первого богородичного храма в IV веке на месте мусейона; в этом храме и заседал Вселенский собор. – Е.С.), и обстоятельством, что Вселенский собор, утвердивший догму о божественном материнстве Марии, состоялся именно в Эфесе».
Таким образом, домик Девы Марии на Соловьиной горе в Эфесе, древнейшая часть которого датируется первым веком – отнюдь не выдумка турок; новое открытие дома Богородицы миру состоялось в 1891 году, а в 1961 г. католическая церковь признала его подлинность. Существует протокол католических монахов-лазаристов, заверенный главой греческой деревни Ширинджи и измирским (смирнским) адвокатом Константинидисом, по исследованию пребывания Девы Марии в Эфесе (декабрь 1892 г.): «После распятия Мессии Иисуса в Иерусалиме пресвятая Богородица Мария находилась под покровительством Иоанна. Они вместе прибыли в Эфес, и Мария стала жить в подготовленной для нее пещере, которая находилась с западной стороны города на северном склоне горы Бюльбюль. Это жилье находится на расстоянии полутора часов от места захоронения Иоанна (базилика Святого Иоанна) и полутора часов от станции. Мария пряталась от насилия идолопоклонников, вот почему ту пещеру, где она жила, называли “Крифи Панагия”, что означает “Прячущаяся Святая Святых”. Наряду с этим в первую пятницу после Пасхи празднуется праздник “Зоодокупионис” (“Источник жизни”). Через некоторое время Мария перешла жить из “Крифи Панагии” в “Каваклы (“Тополиная”) Панайя”, которая находилась на расстоянии часа ходьбы к югу. Это наименование связано с тем, что, как и сейчас, в то время здесь тоже росло много тополей. Это место расположено на расстоянии полутора часов от железнодорожной станции Сельчук. Потом Мария перешла жить из “Каваклы Панайи” на западный склон “Соловьиной горы”. “Соловьиная гора” расположена на расстоянии двух часов хода от железнодорожной станции Сельчук. В этом доме Мария отошла в вечность. Христиане отмечают этот день 15 августа. Информация о “Соловьиной горе” почерпнута из рассказов предков. Девяносто лет назад, то есть в 1800 году, один старец дал свидетельское показание о том, что там находится могила Пресвятой Марии. Как и сегодня, в то время это было место поклонения. Кроме имеющихся здесь трех церквей, в Эфесе и его окрестностях находились 33 церкви и места поклонения, посвященных святой Деве».
В архитектурном смысле домик состоит из трех частей – притвора, часовни и так называемой комнаты Марии, и носит на себе черты римской и византийской архитектуры, поскольку неоднократно восстанавливался еще в древние времена: византийские стены XIII века возвышаются на более древних участках стен; по крайней мере, «комната» явно древнее двух остальных частей, поскольку видно, что они пристроены и, если можно так выразиться, приспособлены к ней. Итальянский профессор археологии Адриано Пранди сделал следующий доклад в 1967 г. в Лиссабоне по этому поводу: «Существующая по сей день церковь принадлежит по всей вероятности XIII веку… Маленькое здание в южном крыле не соответствует продольной части [основного] здания… [так как] главная большая часть здания построена в общепринятом виде, симметрична и имеет архитектурную типологию, а маленькая часть здания является исключением из правил… Форма этого здания определялась выявленными на этом же самом месте стенами. Почему воспользовались этими стенами? По всякой вероятности, в XIII веке просто хотели оказать уважение и почет, построив на том же самом месте настоящую мален