Иоанн, по-видимому, пострадал во имя Иисуса. Мы склонны думать, что он был очевидцем и до известной степени жертвой кровавого события, которому Апокалипсис обязан своим происхождением. Для нас Апокалипсис представляется криком ужаса, который вырвался из груди очевидца, жившего в Вавилоне, видевшего Зверя, видевшего окровавленные тела своих замученных братьев, испытавшего и на себе объятия смерти. Несчастных, приговоренных к участи живых факелов, предварительно погружали в масло или иную горючую жидкость (конечно, не кипящую). Быть может, Иоанн вместе с другими братьями был приговорен к такой казни и его ожидала страшная участь быть светильником при вечернем празднестве в предместье на Латинской дороге (вспомните Тацита: «[Христиан] поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады». – Е.С.), но случай или каприз спасли его… Пророк Апокалипсиса в декабре 68 или в январе 69 г. дает своему народу приказание покинуть Рим. Даже если относить известную долю в этом тексте к пророческому вымыслу, трудно вывести из него заключение, что Римская церковь вскоре вернула себе свое значение. Оставшись одни, вожди окончательно покинули город, в котором в данный момент их апостольство не могло принести никаких плодов. Наиболее сносными условиями жизни евреи пользовались в то время изо всей Римской империи только в провинции Азия. Между еврейскими колониями в Риме и Эфесе происходили постоянные сношения. В эту сторону направлялись и беглецы. Эфес стал пунктом, где наиболее живо почувствовались отголоски событий 64 года. Здесь начала концентрироваться вся ненависть к Риму, и спустя четыре года отсюда должно было выйти то яростное обличение, которым христианское сознание ответило на зверства Нерона». Следовательно, написание Апокалипсиса можно отнести и к 67–68 гг., что вносит определенные коррективы в изложение биографии св. апостола Иоанна. Еще одним косвенным подтверждением этой датировки становится знаменитая Иудейская война (66–71 гг.) с ее 600 000 жертв – опять же, павших от рук римлян. Есть смысл процитировать в этом отношении И.А. Крывелева, автора хотя и атеистического толка, однако иногда далеко не поверхностного: «Ветхозаветным духом буквально дышит каждая строчка Апокалипсиса. Он проникнут гневом в отношении Рима, “вавилонской блудницы”, он ждет его сокрушения и гибели… Жажда мести и предвкушение этой мести наполняют Апокалипсис. Правда, имеется в виду, что мстить будут не люди, а Мессия, когда он придет. Апокалипсис полон нетерпения, он взывает к Мессии: “ей, гряди, Господи!”, приди скорей, ибо невмоготу уже становится терпеть… Почему так долго не мстишь за страдания праведников? Легко понять, как сложилось такое умонастроение в период появления Апокалипсиса. Иудейская война была в разгаре, но ее перспективы не могли вызывать сомнений: восстание было обречено на поражение. Запертым в нескольких городах повстанцам, изолированным фактически от остального мира, предстояло после ожесточенного сопротивления сложить оружие и частью пойти на распятие, частью – заполнить рабские рынки Римской империи. У еврейства диаспоры, знавшего мощь римской военной машины, не могло быть в этом сомнений. Единственное, на что можно было надеяться, – это месть за все страдания! Но реально мстить они были бессильны, приходилось надеяться на то, что за них отомстит Мессия».
Так что однозначно, катастрофа, происходящая на родине, не могла не отозваться глубочайшей болью в груди апостола Иоанна и не выплеснуться на страницы его великой книги (то же соотношение Апокалипсиса и Иудейской войны – у Ренана, который толкует Апок. 12: 13–17 как отражение исхода христианской общины в Декаполис из охваченного междоусобием Иерусалима в первые месяцы 68 г. и др.). Еще интересный момент, и говорящий в пользу более раннего мучения Иоанна в Риме, и добавляющий малоизвестный штрих к его биографии. Иаков Ворагинский, относя в «Золотой легенде» историю с кипящим маслом ко времени Домициана, пишет: «Когда мать Иоанна (Саломия) узнала о том, что он стал пленником в Риме, она, движимая материнским состраданием, отправилась туда, чтобы увидеться с ним. Но, прибыв в город, обнаружила, что Иоанн уже в ссылке, и пустилась в далекое путешествие. Она добралась до города Нерулана в Кампанье, где и окончила дни свои». Если учесть, что, по преданию, Иоанн был лет на 10 младше Господа, гораздо логичнее отнести путешествие его матери к 64 году, нежели к 96-му, ведь в последнем случае Саломии должно было бы быть более 100 лет (ведь у Иоанна еще был старший брат). Разве что она отличилась таким же долголетием, как ее младший сын… Но, отметив еще раз, что это только версия, вернемся, собственно, к «Апокалипсису».
Эта новозаветная книга всем известна, начинается она с обращения Господа к семи малоазийским церквям, и первая среди них – эфесская. Упоминаемые ангелы церквей – это не небесные существа, а вполне земные главы церковных общин. «Ангелу Ефесской церкви напиши: так говорит Держащий семь звезд в деснице Своей, Ходящий посреди семи золотых светильников: знаю дела твои, и труд твой, и терпение твое, и то, что ты не можешь сносить развратных, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы, и нашел, что они лжецы; ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься. Впрочем то в тебе хорошо, что ты ненавидишь дела Николаитов, которые и Я ненавижу. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия» (Апок. 2: 1–7).
Николаиты, по определению священника Григория Дьяченко, считавшие тело произведением злого начала и проповедовавшие разврат как средство умерщвления плоти, упоминаются здесь не зря: Эфес страдал и от ереси гностиков, и от ереси Керинфа, который разделял «человека Иисуса и Бога Христа» и о котором мы вспомним чуть ниже. Епископ Кассиан пишет: «Жизнь, бившая ключом в Ефесе, вела к скрещиванию разнообразных влияний (известно, что в Эфесе были иудейская синагога и храмы египетских божеств Сераписа и Исиды. – Е.С.). Ереси были неизбежным следствием центрального положения Ефеса в жизни общекультурной и в жизни церковной. Есть и особая опасность высоты. Чем больше духовный успех человека, тем большим опасностям тонкого обольщения он подвергается. Этих опасностей не избежали и ефесские христиане». Освободившись с воцарением Нервы, Иоанн вернулся в Эфес. «В 90-е годы, – продолжает еп. Кассиан, – мы вновь встречаемся с Иоанном как с великим ефесским старцем». Здесь он, ознакомившись с Евангелиями Матфея, Марка и Луки, пишет в их восполнение четвертое – «духовное» – Евангелие и послания, в которых предстает как апостол любви, написавший: «Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга. Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (1 Ин. 4: 7—12), и как богослов, фактически сформулировавший троический догмат: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию, и Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (1 Ин. 5: 6–8).
Что же касается еретика Керинфа, то епископ Евсевий Кесарийский, церковный историк IV века, передает один интересный эпизод, в котором мы вновь видим того самого Иоанна, ревнителя, «сына грома», который хотел низвести на самарийские селения огонь с неба: «Ссылаясь на Поликарпа, он (Ириней) рассказывает, что апостол Иоанн пришел однажды помыться в баню, но, узнав, что тут же находится и Керинф, вскочил с места и выбежал вон: не мог он оставаться под одной с ним кровлей. И спутников уговаривал поступить так же: “Бежим, как бы не обрушилась баня, там ведь находится враг истины Керинф”».
Вообще пребывание апостола Иоанна в Эфесе явилось благодатным источником всяческих апокрифов и легенд, порой приближающихся к наивным сказкам. Приведем некотоые из них. Климент Александрийский так написал об апостоле Иоанне Богослове и его ученике, ставшем разбойником, в своем произведении «Какой богач спасется»: «Выслушай не сказку, а рассказ об апостоле Иоанне. Его нам передали, а мы его крепко запомнили. Вернувшись после смерти тирана с Патмоса в Эфес, он, по приглашению, навещал ближайшие местности – где поставить епископов, где устроить целые Церкви, где ввести в клир человека, указанного Духом. Придя в один город неподалеку (некоторые называют и его имя), он водворил спокойствие среди братьев и, заметив юношу, видного собой, красивого и пылкого, апостол обратился к тамошнему епископу, которого поставил: “Я целиком вверяю его тебе пред лицом Церкви и Христа”. Епископ юношу взял и все пообещал; а Иоанн повторил свои слова и просил вновь их засвидетельствовать. Затем он отбыл в Эфес, а епископ, взяв к себе в дом порученного ему юношу, содержал его, опекал, оберегал и, наконец, окрестил. Теперь он стал менее заботлив и менее охранял его, считая вернейшей охраной печать Господа. К юноше, преждевременно выпущенному на волю, на погибель ему, пристали сверстники – отъявленные бездельники, привыкшие к дурному. Сначала они водили его с одного роскошного пира на другой, затем повели ночью на воровство, а затем сочли способным участвовать и в больших преступлениях. Он постепенно привыкал и по своей богатой природе, словно мощный, норовистый конь, закусил удила, свернул с прямой дороги и понесся прямо в пропасть. Отчаявшись наконец спастись в Боге, он стал замышлять дела немалые: раз все равно погибать, так уж страдать наравне с другими, свершив нечто крупное. Он собрал разбойничью шайку из тех самых товарищей и стал истым ее главарем: насильником, убийцей, злодеем паче всех. Между тем по какому-то нужному делу пригласили Иоанна. Он, устроив все, ради чего прибыл, говорит: “Теперь отдай нам, епископ, залог, который я и Христос вверили тебе, чему свидетельницей Церковь, который ты управляешь”. Епископ сначала перепугался, думая, что его ложно обвинили в похищении денег, которых он не брал, он не мог согласиться с тем, чего не было, но не мог и не доверять Иоанну. “Юношу и душу брата твоего требую”, – сказал тот. Тогда епископ застонал из глубины сердца и сказал: “Умер он”. – “Как и какой смертью?” – “Умер для Бога: законченный негодяй и, более того, разбойник; вместо Церкви он теперь на горе с воинством ему подобных”. Апостол разорвал на себе одежду и, громко стеная, осыпал ударами свою голову: “Хорошего же страж