— Руки держать так, чтобы я их видела, папа!
— Да я и помыслить не мог, чтобы их прятать, — сказал он и откинулся в своей каталке, пустив кольцо дыма вверх, над головой. — Стало быть, ты прибыла довершить то, что не смогли сделать в прошлом году три болгарина на мосту?
— Что-то в этом роде, — сказала она.
Он склонил голову набок и взглянул на нее краешком глаза.
— Нет, не «в этом роде», а именно это, Дезире. Помни, что, неточно выражаясь, ты заставляешь подозревать и мысль свою в нечеткости.
— Одна из деловых заповедей Тревора Стоуна, — пояснила она мне.
— Мистер Кензи, — сказал он, вновь обратив взгляд наверх, к кольцам дыма, — дочку-то мою вы успели отведать?
— Папа, — возмутилась Дезире, — что ты, право!
— Нет, — сказал я. — Не имел такого удовольствия. Что, думаю, отличает меня от всех других в этой комнате.
На обезображенных губах появилось подобие улыбки.
— Ах, значит, выдумка Дезире о нашей противоестественной связи жива и процветает?
— Ты же сам учил меня, папа: если что-то эффективно, действуй в том же духе.
Тревор подмигнул мне:
— Я, конечно, не без греха, но кровосмесительство для меня — табу. — И он повернул голову. — Ну а ты, Джулиан, как расцениваешь технику моей дочери в постели? Ничего, а?
— Вполне, — сказал Джулиан, и лицо его дернулось.
— Лучше, чем у ее мамаши?
Дезире резко повернулась, чтобы взглянуть в лицо Джулиану, а затем опять рывком повернулась к Тревору.
— Относительно матери мне ничего не известно, сэр.
— Ну хватит, брось! — Тревор засмеялся кудахтающим смехом. — Не надо скромничать, Джулиан. Как всем нам известно, ребенок этот не от меня, а от тебя.
Ладони Джулиана сжались, а ноги слегка раздвинулись.
— Вы бредите, сэр.
— Неужто? — Повернувшись, Тревор подмигнул мне.
Я чувствовал себя каким-то персонажем пьесы Ноэля Кауэрда в обработке Сэма Шепарда.
— Думаешь, это возымеет эффект? — спросила Дезире. Она поднялась с колен. — Знаешь, папа, все эти нормы морали — что в сексе прилично, а что нет — мне настолько безразличны, что даже говорить об этом смешно! — Пройдя мимо меня, она обошла стол и встала за спиной отца. Она склонилась к его плечам и уперлась дулом пистолета ему в лоб с левой стороны, потом переместила его вправо движением таким резким, что прицел поцарапал ему лоб, оставив на нем тонкую полоску крови.
— Ну, пусть Джулиан — мой биологический отец, что же из этого?
Тревор следил, как капля крови, упав с его лба, испачкала сигару.
— А сейчас, папаша, — сказала она, ущипнув его за левое ухо, — давай выкатим тебя на середину комнаты, чтобы быть нам всем рядом.
Тревор попыхивал сигарой, пока она катила кресло, и старался выглядеть спокойным и непринужденным — таким, каким вошел в кабинет, но я видел, что это дается ему все труднее. Страх начал проникать в него — это чувствовалось и в позе, которую приняла теперь эта гордая фигура, и в выражении глаз, и в гримасе покореженной челюсти.
Дезире выдвинула его теперь из-за стола, и мы сидели с ним рядом в своих креслах, гадая, доведется ли нам когда-нибудь из них встать.
— Как себя чувствуете, мистер Кензи? — сказал Тревор. — Связанный, беспомощный, не знающий, какой ваш вздох станет последним?
— На этот вопрос лучше ответить вам, Тревор.
Дезире, оставив нас, подошла к Джулиану, и они пошептались немного, причем дуло ее пистолета продолжало быть направленным точно в затылок отцу.
— Вы человек хитрый, — сказал Тревор, наклоняясь вперед и понизив голос. — Ваши предложения?
— Насколько я могу судить, вас поимели, Тревор.
Он взмахнул в воздухе сигарой:
— Как и тебя, мальчик мой!
— Меня поменьше.
Он поднял брови, обведя глазами мое спеленутое тело.
— Серьезно? По-моему, вы ошибаетесь. Но если нам вдвоем пораскинуть мозгами, то мы могли бы…
— Некогда я знал одного парня, — сказал я. — Он замучил сына, убил жену, стал причиной гангстерской разборки в Роксбери и Дорчестере, в результате которой погибли дети — шестнадцать человек по меньшей мере.
— И что же? — осведомился Тревор.
— Так вот, по мне, он и то лучше, чем вы, — сказал я. — Не так чтобы намного лучше, заметьте. Другими словами, он подонок — и вы подонок. Два сапога пара. Это все равно как выбирать, какая разновидность сифилиса лучше. И все же он был беден, не получил образования, общество всячески и миллионами способов давало ему понять, что его и в грош не ставит. Другое дело вы, Тревор. У вас было все, чего только может пожелать человек. Но вам этого показалось мало. И вы покупаете себе жену, покупаете ее, как свинью на ярмарке. Вы берете ребенка, которого произвели на свет, и превращаете его в чудовище. Что этот парень, о котором я говорю! На его совести гибель двух десятков людей. Это то, о чем мне известно. Возможно, он виновен и в большем. Не знаю. Для меня он все равно что собака. Что же сказать о вас? Даже с помощью калькулятора не подсчитаешь количество смертей, которые лежат на вашей совести, количество людей, чью жизнь вы исковеркали или на долгие годы сделали невыносимой.
— Значит, и я для вас как собака, мистер Кензи?
Я мотнул головой:
— Нет. Скорее как песчаная акула, которую иногда можно выловить на глубине. Я бы вытащил вас на палубу и бил бы вас дубинкой до одурения. Потом вспорол бы вам брюхо и бросил бы обратно в море и смотрел бы, как другие акулы, побольше, собираются, чтобы слопать вас живьем!
— Господи, — сказал он. — Вот это картина!
К нам опять подошла Дезире:
— Вам не скучно, джентльмены?
— Мистер Кензи как раз раскрывал мне тонкости Бранденбургского концерта № 2 фа-мажор Баха. Он полностью изменил мой взгляд на это произведение, дорогая моя!
Она шлепнула его по виску:
— Вот и отлично, папочка.
— И что же ты намерена с нами делать? — спросил он ее.
— Ты имеешь в виду, после того, как я убью вас?
— Да, признаться, меня это интересует. Не пойму, какая надобность могла возникнуть у тебя в консультации с моим драгоценным слугой мистером Арчерсоном, если все шло по заданному плану? Ведь ты педантична, Дезире, потому что я воспитал тебя такой. Если потребовалось посовещаться с мистером Арчерсоном, значит, в жбан с медом, как говорится в пословице, попала муха. — Он перевел взгляд на меня. — Здесь не обошлось без вас, а, хитрый мистер Кензи?
— Хитрый, — сказал я. — Вы уже дважды назвали меня так.
— Зато правда, — заверил он меня.
— Патрик, — сказала Дезире, — нам с вами надо кое о чем пошептаться, не правда ли? — Она повернулась. — Джулиан, попрошу тебя отвезти мистера Стоуна в кладовку и запереть его там.
— Кладовка! — вскричал Тревор. — Я в восторге! Там столько консервов!
Джулиан положил ему руки на плечи.
— Вы знаете, что я человек сильный, сэр. Не заставляйте меня применять силу.
— Да у меня и в мыслях не было, — сказал Тревор. — К консервам, Джулиан! И поскорее!
Джулиан выкатил его из комнаты, и я услышал скрип колес по мраморному полу, когда мимо парадной лестницы они проследовали в кухню.
— Там столько консервов! — вопил Тревор. — И лук-порей!
Сев ко мне на колени и оседлав меня, Дезире приставила пистолет к моему левому уху:
— Вот мы и вдвоем!
— Как романтично!
— Теперь — о Дэнни, — сказала она.
— Да?
— Где он?
— А где мой партнер?
Она улыбнулась:
— В саду.
— В саду? — удивился я.
Она кивнула:
— Закопана по самую шею. — Она взглянула в окно. — Вот черт! Надеюсь, что сегодня ночью снег не пойдет.
— Откопайте ее, — сказал я.
— Нет.
— Тогда можете попрощаться с Дэнни.
Глаза ее сверкнули, как острый нож.
— Дайте-ка мне самой догадаться. Если вы до определенного часа не сделаете телефонного звонка, он погиб. И прочее, и прочее, и прочее.
Когда она перенесла тяжесть своего тела на мои бедра, я через ее плечо взглянул на часы.
— Вообще говоря, нет. Через полчаса он получит пулю в лоб вне зависимости от телефонного звонка.
На секунду у нее вытянулось лицо и слегка отпала нижняя челюсть, но потом ее рука, теребившая мне волосы, сжалась, а пистолет с такой силой уперся мне в ухо, что мне показалось, будто он вот сейчас насквозь проткнет мне голову.
— Если вы не сделаете телефонного звонка, — повторила она.
— Нет. Телефонный звонок тут не поможет, потому что парень, у которого он находится, не имеет телефона. Я либо появлюсь в его дверях через тридцать — нет, через двадцать девять минут, либо одним адвокатом на свете станет меньше. Да и какая разница? Кому они нужны, эти адвокаты?
— Ну и чем вам поможет его смерть?
— Он отправится туда, — сказал я, — куда так или иначе попаду и я.
— А партнерша твоя? Забыл? — Она мотнула головой в сторону окна.
— Ах, бросьте, Дезире! Вы уже ее убили!
И я вперился в нее глазами, ожидая ответа.
— Нет, не убила.
— Докажите.
Она засмеялась, откинувшись на мои бедра.
— Черт побери, дружок! — Она помахала пальцем перед моим носом. — По всему видно, вы в отчаянном положении, Патрик!
— Как и вы, Дезире. Потеряв адвоката, вы теряете все. Убьете вы отца, убьете меня, все равно в руках у вас лишь два миллиона. А мы оба знаем, что для вас это капля в море. — Я наклонил голову, и пистолет, оторвавшись от моего уха, скользнул вниз по скуле. — Двадцать восемь минут, — сказал я. — А после вам до скончания дней только и останется, что угрызаться воспоминанием о том, как близко от вас находилось больше миллиарда долларов. Угрызаться и смотреть, как чужие люди тратят эти деньги.
Рукоять пистолета ударила меня по макушке с такой силой, что комната на секунду окрасилась в алый цвет и все в ней пошло кругом.
Дезире соскочила с моих колен и открытой ладонью дала мне пощечину.
— Думаешь, я не знаю тебя? — вскричала она. — Думаешь, я не…
— Единственное, что я думаю, Дезире, что вам не хватает адвоката. А больше я не думаю ничего.