Из камней и темных нор,
Из пещер и из лесов,
Из могил и из гробов,
Из темницы, из петли —
Все на сборище пришли!
Ее нет до сих пор?
Раздувайте костер!
Он шел к воротам по посыпанной гравием дорожке. Над головой смыкались голые ветви деревьев, образуя словно балдахин из паутины. Тонкие, по-зимнему колючие сучки стучали друг о друга под нагонявшим туман ветром. Шаги раздавались неестественно громко, как в церкви, но тут хотя бы не было эха, и гулкие звуки не отражали пустоту святилища. Но темно под деревьями было почти так же, как в церкви.
Все это дело казалось совершенным безумием! Полный идиотизм! В чем Делгард пытался обвинить девочку? Ради Бога, ей всего одиннадцать лет! Каким образом, черт возьми, она могла принести кому-либо вред? Да и зачем? Он намекал, что она каким-то образом причастна к смерти отца Хэгана? Да Алисы там даже не было!
Фенн на мгновение остановился, тяжело дыша.
Делгард становится невротиком — параноиком — как отец Хэган! Он просто не мог говорить серьезно! А он-то, репортер, чуть было не поверил! Боже, он и сам чуть было не свихнулся, как те двое!
Засунув руки в карманы, Фенн пошел дальше.
Но статуя! Что за дребедень случилась со статуей? Внутренние дефекты в камне? Ха! Это что-то новое! Трещины разбежались, как спущенные петли на колготках. Может быть, кто-то потихоньку колотил ее? Нет, невозможно. Тогда откололись бы куски. Статуя пугала В ней было что-то… отвратительное! Боже, и все из-за Делгарда. Это он взвинтил нервы.
Фенн подпрыгнул, когда кто-то вышел из темноты.
— Все закончено, мистер Фенн?
— Боже… Вы меня напугали.
Человек хохотнул, открывая дверь перед репортером.
— Извините. Я просто прятался от ветра. Холодновато.
— Да.
Фенн шагнул за ворота, радуясь, что покинул территорию церкви.
— Эй, Фенн! — послышался знакомый сипловатый голос.
Он обернулся и увидел журналистку из «Вашингтон пост».
— Как добыча? — спросила она — Ты бледный как привидение.
— Погода, — ответил Фенн, направляясь к своей машине.
— Забавно. А у меня обычно краснеет нос. — Она не отставала.
У дороги ошивались два фоторепортера, но они утратили интерес, увидев всего лишь двух коллег-журналистов, шедших от церкви Святого Иосифа.
— Я видела, как ты проехал мимо по поселку, — сказала женщина, идя рядом, — и догадалась, что направляешься сюда. Как насчет того, чтобы продолжить разговор в гостинице?
Он открыл дверь машины и выпрямился.
— Нэнси — правильно?
— Да. Шелбек. Мы встречались в воскресенье.
Он кивнул.
— Залезай.
Без лишних разговоров она обежала машину с другой стороны, а Фенн залез внутрь и отпер ей дверь. Нэнси села и благодарно улыбнулась.
— Верно, — сказал он. — У тебя покраснел нос. — И завел двигатель.
Нэнси подождала, пока они выехали на дорогу, развернулись и покатили в сторону поселка, и только тогда спросила:
— Как это ты пробрался в церковь, когда никто больше не может?
— Туда можно пробраться через поле рядом.
— Спорим — нельзя. Они поставили там для охраны двоих священников.
Фенн быстро взглянул на нее. Даже с действительно покрасневшим носом, это была привлекательная женщина. Он заметил, что у нее зеленые глаза.
— Ты что-то собирался сказать мне? — спросила Нэнси.
— Что сказать?
— Почему тебе позволили войти.
— Римский Папа — мой дядя.
— Ладно, Фенн, перестань.
— Можно сказать, что я на службе у Папы. Мне официально поручено написать историю церкви Святого Иосифа и святых чудес.
— Черт, как тебе это удалось?
— Они сразу распознали аса, как только увидели.
— Извини, но ты, кажется, не очень счастлив. Маловато платят?
Он невесело рассмеялся.
— Знаешь, про деньги я забыл спросить.
— Какая небрежность! Впрочем, не сомневаюсь, ты сможешь добыть их другим путем.
— Уж постараюсь.
— По сути дела, об этом я и собиралась с тобой поговорить. Помнишь, я упоминала об этом в воскресенье.
— Ты говорила что-то о сравнении записей.
— Угу. Слушай, почему бы нам не остановиться и не выпить?
— В это время, утром?
— Уже одиннадцатый час. Почти пол-одиннадцатого. В вашей стране пабы рано открываются. Судя по твоему виду, тебе нужно взбодриться.
— Ты сама не представляешь, насколько права, — ответил он, качая головой.
Они уже подъехали к тому месту на окраине Бенфилда, где были открыты сразу две пивные. Фенн включил сигнал левого поворота и подрулил к площадке. В этот ранний час там уже было припарковано несколько автомобилей, но репортер знал, что местные жители по утрам ходят в паб как в кофейню. Он видел, что они также заходили и в гостиницу «Корона», что стояла дальше по главной улице.
«Белый олень» представлял собой просто Г-образную стойку; полированная бронза и мощные балки под низким потолком придавали интерьеру ощущение древней солидности. В камине пылал, только что разожженный огонь. За стойкой сидело не более дюжины посетителей. Некоторые Фенну показались смутно знакомыми, и он счел их за журналистов.
— Что желаете выпить? — спросил Фенн у журналистки из «Вашингтон пост».
— Нет, позволь заказать мне. Это я тебя пригласила.
Он неохотно согласился.
— Мне шотландское виски без льда и без воды.
Пока Нэнси заказывала у высокого бородатого бармена в очках, Фенн нашел свободное местечко у окна и с тихим вздохом уселся там Боже, ноги ослабели. Эта статуя… Было трудно прогнать из головы ее отвратительный образ. Как могло такое случиться? Конечно, камень может потрескаться за годы — за долгие годы, — но прийти в такое состояние за две недели? Невозможно! А на что намекал Делгард? Что было в…
— Я взяла тебе двойное. Чтобы не заказывать снова.
Он бессмысленно уставился на женщину, потом на стакан.
— Спасибо. — Фенн взял виски и одним глотком отпил половину.
— Я была права, — заключила она, села рядом и стала потягивать напиток из своего стакана.
— Пиво? — удивленно спросил Фенн.
— Да. Хочу попробовать ваше пиво. Не хочешь рассказать, что у тебя на уме?
Фенн внимательно посмотрел на нее и заметил больше, чем сумел рассмотреть при первой встрече. Ее темные волосы имели рыжеватый оттенок — естественный, а не результат применения оттеночного шампуня (по крайней мере, так казалось). По-прежнему было трудно определить ее возраст, поскольку Нэнси была из тех женщин, которые выглядят то ли старше, то ли моложе своих лет, и никогда этого не угадаешь. Ее глаза — внимательные, настороженные — говорили, что она старше, может быть, к сорока, но кожа, белая и гладкая, и губы, не пухлые, но хорошей формы, говорили, что моложе. Ее нос был слишком прямым, чтобы делать ее хорошенькой, но придавал ей какое-то особое очарование. Американка сняла куртку, и ее фигура в свитере с закатанными рукавами и в прямых брюках казалась стройной, если не сказать подчеркнуто пропорциональной. Фенн заметил, что ботинки на высоких каблуках, которые были на ней и раньше, сделаны из тонкой бордовой кожи и модно скроены.
— Я чувствую себя как под микроскопом, — сказала Нэнси.
— Я просто задумался, — ответил он. — Ты совпадаешь с образом.
— М-м-м?
— Непреклонная нью-йоркская женщина-репортер.
— Спасибо. Ты умеешь обращаться с женщинами.
Фенн рассмеялся.
— Извини, я не думал, что это звучит так безобразно. По сути дела, это был комплимент.
— Да? Мне бы не хотелось выслушивать твои насмешки. — Она снова отхлебнула пива и полезла в сумочку за сигаретами. Покачав головой, он отказался от предложения. Нэнси прикурила от изящной зажигалки с эмблемой «Данхилл». — В чем дело, Фенн? — спросила она, пустив вдоль стойки голубой дымок.
— Меня зовут Джерри, — сказал он спокойно.
Нэнси улыбнулась.
— Мне больше нравится Фенн.
Он улыбнулся в ответ, ему начинало нравиться ее общество.
— Пожалуй, мне тоже.
— Что, смерть священника, этого отца Хэгана, так тебя взволновала? Я понимаю, ты был там, когда случился этот сердечный приступ.
Фенн кивнул.
— Патологоанатом сказал, что это был сердечный приступ, но я уверен, что бедняга подавился. Я пытался спасти его. — Он сделал еще один большой глоток виски. — Я точно видел кусок мяса у него в горле. Боже, я даже пытался вытащить его!
— Но коронер определил бы, если бы смерть наступила от удушья.
— Может быть, она наступила от того и другого, не знаю. Может быть, Хэгану просто показалось, что он задыхается. Под конец священник был просто в истерическом состоянии.
— Будешь тут, когда сердце прихватит.
— Нет, я имел в виду не то. Он еще за несколько недель до этого был взвинчен.
Нэнси на мгновение задумалась.
— Я заметила, что в то воскресенье в монастыре с ним было что-то неладное. Так ты говоришь, что он был, мягко выражаясь, с приветом?
— Нет, ну… просто невротик. Его расстроило происходящее в церкви.
— Ну, для священника в этом нет ничего сверхъестественного. Он действительно сам стал свидетелем чуда. Но что ему не понравилось? Освещение в прессе?
Фенн понял, что слишком много болтает. Он сам репортер, и ему следует знать больше. И поспешил сменить тему:
— Ты хотела предложить мне сделку?
Нэнси приподняла брови.
— Где твоя британская сдержанность? Ладно, к делу. Как бы тебе понравилось сотрудничество со мной в этом маленьком предприятии? Мы работаем вместе: ты собираешь информацию, а я пишу статьи для моей газеты и плачу тебе солидные гонорары. И твое имя будет рядом с моим.
— Ты шутишь? На кой черт ты мне нужна?
— Я лучше пишу.
Он поставил свой пустой стакан.
— Мне нужно еще выпить.
— В этот час, утром? Эй, погоди, не дуйся. Послушай, ты хорошо пишешь, но — мне не хочется это говорить — ты провинциал. Постой, не вставай, просто послушай. У тебя еще нет опыта работы в