— Извини, — сказал он, как будто самому себе, и побрел в туалет.
Нэнси курила, ожидая, когда он вернется. Лампа у кровати заливала мягким светом ее голые руки и груди. Что за чертовщина с ним? Второй раз за неделю пришлось расталкивать его от кошмара. Что ли, пожар в Бенфилде так напугал его? И чем, черт возьми, он занимался всю неделю? Исчезал днем, не говорил, где пропадает, а вечером возвращался поздно и полупьяный. Она разрешила ему переехать в снятую ею квартиру в Брайтоне, так как он хотел спрятаться от остальных газетчиков — в частности, из собственной газеты — чтобы поработать над чем-то особенным, имеющим отношение к Бенфилдским чудесам, но не позволял ей вмешиваться. Конечно, он по-своему платил, но она надеялась, что к этому времени они уже вместе будут работать над проектом. Когда она упоминала про совместную работу, он только качал головой и говорил: «Пока еще рано, милая». Он использовал ее, и это было совершенно неправильно — ведь это она должна была использовать его.
В туалете зашумела вода, и через несколько секунд, почесывая под мышкой, в дверях появился Фенн. Нэнси вздохнула и стряхнула пепел в пепельницу. Он плюхнулся рядом и застонал.
— Не хочешь рассказать мне? — спросила она, и в голосе ее не было ни малейшей мягкости.
— М-м-м?
— Про твой сон. Тот же, что и раньше?
Он приподнялся на локтях и посмотрел на подушку.
— Я знаю, что там снова было что-то про огонь. Теперь все вспоминается довольно смутно. Да, еще там было множество манускриптов…
— Манускриптов?
Фенн понял свой промах. Нэнси с любопытством смотрела на него, держа сигарету у губ. Он прокашлялся, желая, чтобы так же легко удалось прочистить и голову. Во рту было такое чувство, будто что-то прокисшее сворачивается в комок, и Фенн мысленно проклял чертову попойку. Он быстро принял решение, понимая, что Нэнси из тех женщин, которые позволяют отодвигать себя в сторону лишь до поры до времени. Фенн был уверен, что она каждую ночь, пока он спит, пытается открыть его дипломат (дипломат с наборным замком, купленный специально, чтобы любопытствующие не совали нос), стараясь разузнать, что он разнюхал за день и почему материалы заперты — не иначе как они имеют особую ценность. Но горькая правда состояла в том, что ничего такого ценного, что стоило бы запирать, за неделю усердных поисков он так и не нашел. Пора объясниться с ней, и сделать это тем легче, что разглашать-то было нечего.
Он сел, прислонившись к спинке кровати, и натянул одеяло на голые ноги и живот.
— Хочешь посмотреть, что у меня в дипломате?
— Ты имеешь в виду свой переносной сейф? — ответила Нэнси, подтвердив его подозрения.
Не заставляя долго себя упрашивать, она соскочила с кровати и подбежала к дипломату, прислоненному к небольшому письменному столу. Квартира была настоящим рабочим кабинетом — одна из бесчисленных пустующих в несезонное время квартирок, что освобождаются на приморском курорте в зимние месяцы, идеальная для таких, как Нэнси, кто приезжает не слишком надолго и предпочитает немного сэкономить на отеле.
Она вернулась к постели, и Фенн зажмурился, когда дипломат плюхнулся ему на живот. Нэнси раздавила окурок и запрыгнула в постель рядом, торчащие коричневые соски ее маленьких грудей выражали то же нетерпение, что и лицо.
— Я знала, что рано или поздно ты со мной поделишься, — с улыбкой сказала она.
Он хмыкнул, большим пальцем набирая на замке код. Составив шестизначное число, Фенн щелкнул замками и поднял крышку. Дипломат до краев заполняли исписанные карандашом листы.
Нэнси схватила, сколько смогла, и повернула записи к свету.
— Что это за чертовщина, Фенн? — воскликнула она, увидев даты, имена, короткие пометки.
— Это плоды недельных кропотливых поисков. И отчасти причина кошмаров.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Нэнси, рассматривая пометки и ища чего-нибудь еще.
— Когда я был студентом, одно лето я работал в ресторане. Точнее, в довольно приличной чайной — знаешь, куда заходят светские дамы и тетушки выпить после обеда чаю и съесть пирожное. Место было бойкое, и работа оказалась для меня новой. Первые пару недель по ночам мне снились серебряные чайники и ошпаренные пальцы. На этой неделе мне снятся древние пергаменты. А этой ночью — и давешней — в сон вмешалось кое-что еще.
— Но к чему все это? Ты пишешь историю Бенфилда?
— Не совсем Впрочем, я исследую ее. Ты знаешь, Церковь платит мне, чтобы я написал про Бенфилдские чудеса…
— Это не значит, что ты не можешь также писать и для нас.
— Мы уже обсуждали это, Нэнси. Это не мешает мне писать для кого-либо еще, но теперь я хочу в собственной голове получить представление обо всей этой истории.
— После пожара ты стал вести себя странно. — Она дотронулась до белых пятен у него на лбу: опухоли исчезли, но остались безобразные следы. — Ты уверен, что все прошло?
Он стряхнул ее руку.
— Ты будешь слушать или нет? Мне нужно было узнать историческое прошлое Бенфилда…
— Брось, Фенн. Я не покупаю это. Историю можно узнать в местной библиотеке. Я это сделала, как и другие репортеры.
— Я хотел проникнуть в сокровенные материалы.
— Ладно, считай меня дурочкой, я поверю.
Он раздраженно вздохнул.
— Просто выслушай, ладно?
— Ладно.
— В местную библиотеку я сходил прежде всего. Там нашлось не много: всего одна книжка, написанная парнем, который в тридцатые годы был сельским викарием, и пара томов по истории Суссекса.
— Да, не жирно.
— И я пошел в муниципалитет, в архив. Приходская служба очень мне помогла, но их записи хранили лишь события после тысяча девятьсот шестидесятого года. Оттуда я направился в архивы графства в Чичестере и там проторчал всю прошлую неделю. Наверное, тамошних архивариусов уже тошнит от одного моего вида Я просмотрел каждый клочок бумаги, относящийся к Бенфилду, начиная с восьмого века — не скажу, что я много понял в более ранних записях. Многое было или совершенно неразборчиво, или написано по-латыни. Даже более поздние записи читались нелегко, все эти «Б» вместо «s» — ты знакома с этим.
— И до чего же ты хотел докопаться?
Он отвел глаза.
— Этого я не могу сказать.
— Почему? Что за страшная тайна?
— Никакой страшной тайны.
— Тогда почему же ты дошел до такого состояния?
Он снова повернулся к ней.
— До какого?
— Ты видел, на кого стал похож? — Она провела рукой по его подбородку. — Ты знаешь, как вел себя? Каждый вечер приходил навеселе, держал свои чертовы бумаги под замком, как государственные секреты. Потом эти кошмары, бормотание во сне — и ты трахал меня как какой-то зомби!
— Тебе не понравилась моя техника?
— Дерьмо! Ты что, думаешь, в этой койке ты просто платишь за постой? Ты меня за кого принимаешь?
Он положил руку ей на плечо, но она сбросила ее.
— Я думала, мы вместе возьмемся за это дело, — сердито проговорила Нэнси. — Я не вмешивалась и давала тебе продолжать работу, ожидая, когда ты мне все расскажешь. И теперь ты мог бы рассказать, но не хочешь. Ладно, дружок, раз мы не договорились, можешь уматывать.
— Эй, с чего это ты…
— Проваливай!
— Сейчас., сейчас… — Он нашарил под подушкой часы. — Сейчас четвертый…
— Дерьмо! Пошевеливайся.
— Я могу усовершенствовать свой стиль, — проговорил он, ладонью поглаживая ее сосок.
— Я не шучу, Фенн. Пошел вон!
Его рука проникла под одеяло и обвила ее талию.
— Я побреюсь.
Нэнси толкнула его в грудь.
— Можешь не бриться.
Он нежно провел рукой ей по бедру.
Она ударила его в плечо.
— Я серьезно, придурок!
Он перекатился на нее, и она плотно сжала ноги.
— Собрался вдруг стать пылким любовником? — прошипела Нэнси. — Думаешь, я упаду в обморок? Дерьмо!
Он соскользнул с нее, сдавшись, перекатился на спину и, глядя в потолок, вздохнул.
— Боже, какая ты грубая!
Нэнси села и посмотрела на него сверху.
— Да, я грубая и говорю серьезно. Ты воспользовался мною, Фенн, и не дал ничего взамен…
— Ладно, ладно, ты права.
— Догадываюсь, что это твой стиль — пользоваться людьми, ситуациями… Но с этой женщиной такое не пройдет.
— А ты сама разве не такая же, Нэнси? — тихо проговорил он. — Разве ты не такая же мерзавка?
Она поколебалась.
— Конечно, мы все используем друг друга. И для тебя я лишь средство. Вот почему я поняла, что ничего не получаю…
— Не договаривай. Я сказал: ты права, и, возможно, начинаю ощущать свою вину. На этой неделе у меня было странное ощущение, будто… Как будто эта девочка, Алиса, преследует меня. Постоянно, начиная с пожара, с тех пор, как она прошла сквозь пламя…
Нэнси молчала, все еще злясь, и он посмотрел на нее, словно ища ответа. Ее тело было худым, груди не такие упругие, как, вероятно, были когда-то, чуть заметные линии на шее говорили о прошедших годах. Жесткость черт лица смягчалась сумрачным освещением, но ярость в глазах было не приглушить. Даже в молодые годы, Фенн был уверен, ее нельзя было назвать красавицей, и все же была в ней привлекательность, которой могла позавидовать любая женщина, и это пробуждало в большинстве мужчин желание овладеть ею (лишь на одну ночь или на две — дольше с ней вряд ли удалось бы ладить).
— Ты знаешь, я тоже там была, — сказала Нэнси, встревоженная его взглядом — На меня Алиса не так подействовала.
Фенн приподнялся на локте, так что лица их сблизились.
— Расскажи, а как она на тебя подействовала?
— Как?., Эй, не хитри, ты просто меняешь тему!
— Нет, расскажи. Обещаю, я буду с тобой совершенно откровенен, когда расскажешь.
Нэнси с сомнением посмотрела на него, потом пожала плечами.
— Какого черта я теряю? — Она задумалась на несколько секунд, возвращаясь к тому вторнику, когда случился пожар. — Ладно. На меня она вообще не подействовала Никак. Я не поверила в происшедшее и не верю до сих пор.
— Но ты сама видела.