Внутри на скамье сидела какая-то маленькая, закутанная в черное фигура.
Нэнси чуть не присвистнула от облегчения, увидев, что это монахиня.
Но наряд ее был странным Он состоял не из двух оттенков серого, как у монахинь в поселке, и юбка была длиннее. Лицо скрывалось под надвинутым капюшоном.
Монахиня сидела боком к Нэнси, сгорбившись, спрятав руки между коленями. Фигуру скрывали свободные складки одежды.
— Простите, — тихо, осторожно проговорила Нэнси из дверного проема, положив руку на перегородку и крепко схватившись за нее.
Монахиня не пошевелилась.
— Извините… что потревожила…
Слова Нэнси замерли на губах. Что-то здесь было не так. О Боже, здесь что-то не так! Она отшатнулась, не понимая, чего испугалась, но зная, что эта сидящая фигура внушает иррациональный, необъяснимый, смертельный страх. Но ноги не слушались, не могли унести ее от этой темной закутанной фигуры.
Колени подогнулись, а когда монахиня медленно обернулась к Нэнси, теплая струйка промочила трусы.
Глава 31
— «Кто там?» — «Я, что была прекрасной,
Как дивный сон; я ожила опять.
Из тьмы веков я вырвалась сюда,
Чтоб в дверь вам постучать».
В ветровое стекло бил дождь. Фенн проехал в высокие железные ворота и сбавил скорость, ожидая оклика, но сторожа не было. «Наверное, не сезон», — объяснил себе репортер. Вероятно, до весны владения закрыты для публики. Он снова разогнался, не обращая внимания на знак, ограничивающий скорость десятью милями в час.
Снаружи низко висели темные тучи, перегруженные дождем, и капли на стекле были всего лишь предисловием к тому, что собиралось разразиться. С обеих сторон вздымались деревья, их хилые ветви напоминали тревожно поднятые окаменевшие руки. Глаз уловил слева какое-то движение, и Фенн нажал на тормоза. Дорогу перебежала лань и исчезла за деревьями, как летучий светло-бурый призрак. Фенн позавидовал ее пугливой грации. За несколько секунд лань скрылась из глаз, словно ее проглотил неподвижный лесной тайник.
Взятая напрокат машина продолжила путь и снова затормозила, подъехав к открытым воротам, колеса загремели по жердям Фенн нахмурился: из-за унылой погоды сумеречный день казался вечером Зима в Англии была бы терпима, если бы не тянулась по восемь-девять месяцев в году. Дорога повернула, выбежала из деревьев к широкой панораме зеленых полей. Вдали, как сменная декорация, показался туманный Саут-Даунс, скрывающийся в мрачном сером небе.
Дорога пошла немного под уклон и раздвоилась: основная часть устремлялась прямо, а другая, порке, уходила влево, к видневшемуся на возвышении за вязами ограждению, ненавязчивой автостоянке для посетителей достопримечательности. Не более чем в четверти мили за стоянкой возвышалась маленькая церквушка.
Степли-Парк, Бархэм. Большой тюдоровский особняк был родовым поместьем Степли. Церквушка двенадцатого века носила имя Святого Петра.
Фенн мысленно выругал себя за то, что оказался таким тупицей; он должен был связать одно с другим. Все лежало на поверхности, все содержалось в записях, которые он сделал в архиве. Беда в том, что он слишком погряз в истории и не уделял внимания незначительным с виду мелочам. Ну, теперь это не так важно, Фенн был почти уверен, что сундук в этой церквушке и является тем самым, который он разыскивает. Раньше в этот же день, после ухода от Делгарда он по совету монсеньера пошел в собор в Арунделе, надеясь найти там документы, относящиеся к церкви Святого Иосифа, и там узнал о церкви Святого Петра в Степли и о самом поместье Степли.
Землями Степли раньше владела Католическая церковь, и церковь Святого Петра стояла в этих владениях, пока во времена Английской Реформации земли и недвижимость не сменили владельца.
В 1540 году, с распадом монастырей, когда монастырская собственность «законно» перешла короне, Генрих VIII подарил поместье Степли, а все земли — Ричарду Стаффону, лондонскому мелкому торговцу, который и жил здесь со своей семьей до самой Контрреформации, до короткого, но кровавого царствования королевы-католички. Стаффону повезло — его и его семью отправили в изгнание вместе со многими протестантами, в то время как триста остальных сожгли на костре как еретиков.
Извилистыми путями земли перешли к сэру Джону Булгару — в награду за его преданность Католической церкви во времена Генриха Вулгар был богатым суссекским предпринимателем, а его единственный сын стал священником в бенфилдской церкви Святого Иосифа.
Фенн остановил машину и осмотрел панораму, давая информации утрястись в голове. Он установил связь между Степли и Бенфилдом по своим суссекским записям, смотритель в Арунделе просто напомнил об этом. Дальнейшую информацию, касающуюся Реформации, добавил священник, когда Фенн только что покинул Сторрингтон.
Этот священник, отец Конрой, служил в сторрингтонском приходе и каждую неделю справлял мессу в церкви Святого Петра в Степли-Парке. Последнее, очевидно, входило в обязанности каждого сторринггонского приходского священника. Он подтвердил, что в церкви в самом деле хранится большой древний сундук, похожий на тот, что описал Фенн, и звонок монсеньеру Делгарду (к которому отец Конрой не скрывал своего уважения) дал ему право передать ключи репортеру. Фенн также добился разрешения забрать документы, которые сочтет полезными, если составит полный их список, подпишет и даст Конрою проверить, что берет. Священник должен был лично сопровождать репортера в церковь, но разные дела не позволили. Это устроило Фенна — он предпочитал рыскать в одиночку.
Священник рассказал множество подробностей о Степли-Парке и церкви Святого Петра. Первоначально вокруг церкви располагалась маленькая деревушка, но после таинственной вспышки чумы в начале пятнадцатого века, убившей большинство жителей, ее сочли рассадником заразы. Соответственно, дома вокруг церкви уничтожили. За годы произошли большие перемены и перестройки, каждый новый владелец поместья вкладывал средства в строительство независимо от того, был ли он католиком или нет, поскольку, как и сам особняк, церковь представляла собой историческую ценность и привлекала множество туристов, которые заполняли владения в летние месяцы. Отец Конрой припомнил, что где-то читал, будто сундук привезли в церковь Святого Петра из Бенфилда в знак признательности за витраж, который сэр Джон Вулгар подарил церкви Святого Иосифа.
На дорогу в двадцати ярдах от машины села ворона, словно маня ехать дальше. У Фенна эта порода птиц не вызывала восхищения — слишком большие, слишком черные. Он пустил машину потихоньку вперед, под покрышками хрустел гравий. Птица спокойно отошла в сторону и одним глазом смотрела, как Фенн проехал мимо.
Автомобиль разогнался под уклон. Лежавшие в траве под деревьями олени с черными спинами, вытянув шею, с любопытством разглядывали его, самцы с большими угрожающими рогами смотрели так, словно дожидались его приближения. Фен свернул в ответвление, направляясь к пустой, заросшей травой автостоянке, и олени в этой части, как один, встали и неторопливо отошли прочь — осторожно, но без боязни.
Трава за ограждением была коротко подстрижена, места для машин аккуратно размечены узкими неглубокими канавками в земле. Коровы на лугу замычали, и звук эхом отразился от деревьев, словно они тоже не одобряли присутствие чужака.
Фенн взял с сиденья сумку и открыл дверь машины. На него тут же набросился ветер. Этот ветер с неудержимой силой налетел на Даунс с моря, принеся с собой холод и сырость. Подняв воротник куртки и щурясь от хлещущего в лицо дождя, Фенн перекинул через плечо ремень сумки и направился к церкви.
К средневековой церквушке от стоянки шла длинная прямая тропинка; справа примерно в четверти мили виднелся особняк — внушительное здание в тюдоровском стиле, однако выглядевшее почему-то пустым и безжизненным. Да, вероятно, теперь оно и было таким, поскольку Фенн ранее узнал, что владелец несколько лет назад умер, а его семья жила в особняке всего несколько месяцев в году, предпочитая зимой более солнечный климат.
Репортер пробирался по узкой тропинке, а церковь маячила впереди, как видение за плывущим увеличительным стеклом, и он ощутил себя одиноким и несчастным. Как и замок в отдалении, церковь Святого Петра была построена из серого камня, местами позеленевшего от времени. Часть крыши была покрыта замшелым шифером, остальная — красной черепицей. Поверхность толстых стекол в освинцованных окнах чуть волнилась, словно стекла в рамах все еще не остыли и не затвердели. Теперь Фенн заметил причудливость здания и представил, как в разные времена к нему пристраивались новые части, и каждая отражала свою эпоху. Тропинка шла вокруг церкви, вероятно ко входу, поскольку с этой стороны никаких дверей не было видно. Пространство, которое репортер преодолел, было пустынным, а вокруг церкви росли деревья, преимущественно дубы, и ветер шумел в голых ветвях, издавая тревожный звук, что только усиливало чувство одиночества. Маленькие сучки отламывались и уносились ветром, не достигнув земли, более толстые жертвы шквальных порывов валялись вокруг. Над горизонтом теперь сияла полоска серебра, отделяющая его от тяжелых туч. Контраст между хмурыми облаками и небом поражал.
Фенн ступил с тропинки на жесткую траву, чтобы подойти к церковному окну, и, ухватившись рукой за подоконник, заглянул внутрь. Там царил неприветливый мрак, и репортер разглядел лишь ряды скамей с высокими перегородками. Он убрал руку и выгнул шею, чуть не вдавившись носом в стекло в попытке рассмотреть больше. Напротив виднелось другое окно, через которое проникал свет, но Фенн смог различить лишь очертания купели и скамейки рядом. Его взгляд привлекло какое-то движение, и это было так неожиданно, что репортер отпрянул на несколько дюймов и почувствовал ком в горле. Но он тут же понял, что движение было не внутри церкви, а отражалось в стекле.
Фенн быстро обернулся, но ничего не увидел. Только качающуюся ветку.