Сью старалась не смотреть на горящую фигуру, но заметила, что Бен зачарован ею. Она прижала голову сына к себе и закрыла ему рукой глаза, но он раздвинул ее пальцы и подсматривал.
Мать и сын добрались до подножия лестницы и стали подниматься.
— Джерри! — Сью тревожно посмотрела Фенну в лицо. Он заморгал, словно не сразу узнал ее.
— Сью, — тихо проговорил репортер и с облегчением вздохнул. Потом вдруг схватил ее за руку. — Сью, вам нужно убираться отсюда! Скорее, сейчас же! Где Бен?
— Все в порядке, он здесь. Пошли, пошли с нами.
Его голова опустилась на ступеньку.
— Нет, я не могу двигаться. Я совсем ослаб. Вам придется идти без меня.
Сью притянула к себе Бена.
— Дотронься до него, Джерри. Возьми его за руку.
Фенн недоуменно посмотрел на нее.
— Уходите, Сью! Уходите!
Сью вложила руку сына в его ладонь, и Фенн перевел взгляд на мальчика, потом на сцепленные руки. Жизненная энергия начала возвращаться к нему.
Крики боли заставили всех троих обернуться к алтарю.
Молли Пэджетт медленно встала с колен, колотя по горящим волосам руками, которые тоже пылали. От ее крика по телу пробежала дрожь.
— О Боже, ей нужно помочь! — Фенн сорвал с себя куртку и бросился через верхние ступеньки лестницы на помост. Он держал куртку перед собой, готовясь набросить ее на голову и плечи женщины.
Но Молли Пэджетт было уже не помочь.
С последним пронзительным криком она бросилась к стоящей в тени ужасной фигуре. Та как будто даже не двинулась, но руки женщины не достигли ее. Молли упала с помоста в темноту, где скорчилась в агонии. Вопли постепенно затихали и вдруг совсем смолкли: жизнь покинула ее.
Фенн со стоном опустился на корточки и закачался, закрыв глаза и положив бесполезную куртку на колени.
Маленькая фигурка выступила на освещенную сцену и встала перед алтарем, лицом к дереву. Потом обратила взгляд на Фенна.
Полыхнула молния, серебристым светом выхватив из темноты отдаленную церковь. Фенн открыл глаза Он ощущал, что не является участником происходящего, а парит где-то вдали и с высоты безучастно наблюдает за всем. Толкущиеся, рвущиеся прочь богомольцы, брошенные калеки, взывающие о помощи руки; черная бездна, из которой ползут какие-то твари; церковь с рушащейся башней; открытые могилы; место поклонения; осевшие перед алтарем тела; упавшее распятие, отвратительное, бесформенное дерево. Смотрящее в глаза чудовище.
Молния погасла, но за эти две секунды в мозгу Фенна запечатлелась черно-белая картина хаоса Загремел гром, от оглушительного звука все инстинктивно зажали уши.
Бен дернул мать за руку.
— Мамочка, у Алисы на платье кровь.
Фенн посмотрел во все понимающие глаза Элнор и почувствовал, что тонет в их мягкости, что спокойный водоворот затягивает его в свою глубину. Он видел нежные, прекрасные черты, белизну кожи, влажную, естественную красноту губ, хотя смотрел только в глаза Он чувствовал приятную упругость ее тела, его легкость, живость, твердость ее грудей, которых не мог скрыть простой монашеский наряд.
Элнор улыбнулась, и у него закружилась голова.
Когда она заговорила, он с трудом понял ее слова: так странен был акцент и таким низким, хриплым был голос.
— Ты будешь свидетелем моей мести, — сказала она. — И частью ее.
И ее глаза больше не были мягкими и карими, а превратились в темную пустоту, в глубокие ямы, затягивавшие его. Ее кожа больше не была мягкой и белой, а стала обугленной и ободранной, губы исчезли, открыв обломки почерневших зубов и покрытые слизью десны. Тело больше не было упругим и стройным, а перекрутилось, согнулось, превратилось в искореженную фигуру, которая почему-то напоминала собой безобразное дерево, возвышавшееся над ней. На Фенна обрушились волны зловония. Выставив перед собой руку, он отшатнулся.
Смех Элнор прозвучал, отвратительно, как хитрое, подлое хихиканье.
— Почему Алиса стоит там? — спросил Бен у матери.
Смех звучал все громче, заполняя голову Фенна, затопляя его сознание. «Нужно уходить, — говорил он себе. — Нужно избавиться от нее. О Боже, Господи Иисусе, помоги мне!»
Помост затрясся. Руки Фенна не удержались на поверхности, и он упал на спину. Потом повернулся и перекатился, стараясь встать на колени. На фоне грохота резко слышался треск дерева Длинная изломанная щель на лугу расширялась, провал становился длиннее, он струился, как темная река, к алтарю, тянулся к месту поклонения.
Монахиня шагнула к Фенну, ее одежда тлела, а кожа снова пузырилась. И она все хихикала, и безгубый рот дразнил его. К Фенну тянулись переломанные, обгоревшие пальцы. Небо зигзагом прорезала молния.
Элнор подошла почти вплотную, и ее дыхание было таким же зловонным, как и тело.
Фенн закричал, не в состоянии двинуться.
А она ухмыльнулась мертвым оскалом.
Но остановилась. И снова посмотрела на дерево. И завыла — низко, жалобно. Чудовище выпрямилось и переломанными руками схватилось за груди. Вой стал громче.
Фенн проследил за взглядом Элнор и не увидел ничего. Потом заметил мерцание.
Свечение.
У подножия дерева.
Он ощутил новый страх, но другого рода. Свечение разгоралось все сильнее и стало ярким, как утреннее солнце. Фенн попытался прикрыть рукой глаза, но свет был слишком сильным, ослепительным. И все же в центре сияния что-то было. Что-то стояло в центре раскаленного ядра.
И в сознании репортера зазвучали голоса двух священников. «Молись! — велели они. — Молись».
Он моргнул. Закрыл глаза. И стал молиться.
В дерево ударила молния, и Фенн открыл глаза.
Сгорбленная фигура, протягивая руки к расколотому дубу, ковыляла прочь. Она кричала и ругалась, и ее гортанный голос срывался на визг.
Верхние ветви дерева охватило пламя, ствол раскололся. И оттуда хлынули крошечные твари: личинки, вши, блестящие древесные клопы. Дерево умерло, прогнило изнутри и стало гнездилищем паразитов, питавшихся мертвечиной.
Почти одновременно с молнией раздался гром Молния ударила в дерево, и все его ветви ожили от пляшущих голубых огней, энергия прошла по искореженному стволу к земле: Все дерево вспыхнуло, и воздух раскололо треском. Дуб стал падать.
Чьи-то руки схватили Фенна за плечи. Женские и детские.
Сью и Бен потянули его за собой, и все вместе они побежали с помоста, прочь от визжащего чудовища, прочь от падающего дерева. Взявшись за руки, они соскочили с места поклонения в ночь.
И с силой ударились о землю, но почва была мягкой, податливой. Ноги Фенна спружинили, и он перевел дыхание. Он обернулся к девочке, стоящей у спуска и истошно вопящей, к уже умершему ребенку, застреленному сумасшедшим, к Алисе, которая поднимала руки, словно защищаясь от яростной Немезиды, но когда пламя охватило ее, это был уже не ребенок, а снова черное сгорбленное чудовище, которое не могло противостоять чьей-то большей силе. Фенну показалось, что Элнор закричала, когда горящее дерево рухнуло и испепелило ее прогнившее, принадлежащее иному миру тело.
Помост тоже рухнул, и те, кто ползал по нему, оказались в самом сердце огня. Вскоре горело уже все сооружение.
Слышался только треск пламени и стоны тех, кто еще остался на лужайке. Земля перестала трястись. Вопли прекратились.
Фенн посмотрел на Сью и Бена, их лица заливал теплый свет огня. Фенн притянул их к себе, и все трое замерли, сбившись в кучу и отодвигаясь лишь тогда, когда огонь от горящего помоста оказывался слишком близко.
А потом закапал дождик.
Глава 41
Круг за кругом
Разматывается колдовство,
И завязанное развяжется,
Запутанное распутается,
Изогнутое выпрямится,
И проклятие будет снято.
— Пошли вместе.
Фенн улыбнулся Сью, которая заглядывала в открытую дверь машины, и легонько покачал головой:
— Идите с Беном А потом я вас заберу.
Мальчик вылез с заднего сиденья на тротуар.
Опершись коленом на сиденье, Сью поцеловала Фенна в щеку, нежно обняла его и выпрямилась.
Репортер смотрел, как они идут по длинной дорожке к входу в церковь. Волос Сью коснулось солнце, зазолотив их. Рядом, держа мать за руку, скакал Бен.
Стояло яркое, свежее воскресное утро, в воздухе пахло морем. Церковь современной постройки была проста и элегантна, лишена всяческой тяжеловесности и торжественности, «Привлекательнее, чем та пара церквей, которые я могу припомнить», — мрачно подумал Фенн. На улицах в этой части прибрежного городка было мало народу: несмотря на яркое, солнечное утро, зимний холод давал себя знать и домашний уют покидали лишь те, кому пришлось выгуливать собак, или кому стало слишком одиноко сидеть дома, или отправившиеся на воскресную службу в одну из множества брайтонских церквей и часовен. По противоположной стороне улицы прошел человек с собакой, и Фенн разглядел заголовок в газете, которую тот с жадностью читал.
Там было написано: «Святыня». Фенн отвернулся.
Он устал от всех этих теорий, предположений, отчаянных попыток найти рациональное объяснение происшедшему. В настоящее время излюбленной была версия, будто бы на лужайке сконцентрировалась электромагнитная буря, молнии уничтожили возвышение с алтарем, подожгли и повалили дерево и даже поразили землю, отчего стоявших на ней ударило током. Радиожурналисты и телеоператоры жаловались, что сбой электричества вывел из строя их оборудование. Даже пленка в камерах фоторепортеров оказалась засвеченной, хотя никто не мог объяснить, как электромагнитная буря сумела произвести подобный эффект. Полиция, подвергшаяся строгой критике за неспособность справиться с паникой, вяло оправдывалась, что буря вывела из строя и их системы связи. Электрические удары вызвали в толпе, и без того эмоционально заряженной, массовую истерию, что вылилось в панику. Это было основное, самое глубокомысленное толкование. Остальные были еще более причудливы, но и их полностью не отвергали: якобы Алиса Пэджетт обладала некой аномальной психической силой и, не совладав с ней, нарушила хрупкое природное равновесие, отчего район потрясли подземные сдвиги, что перепугало толпу и опять же вызвало массовую истерию (к сожалению, никакие сейсмографические наблюдения не подтвердили эту гипотезу); якобы некая антирелигиозная организация (возможно, та же самая группа, что ранее убила монсеньера) заложила под место поклонения бомбу. И появлялись все новые объяснения, вызывая еще большую путаницу.