Поставив ногу на первую ступеньку, я замерла. Живот пронзила острая боль. Я уронила пакеты, которые несла, и тут же одной рукой схватилась за живот, а другой вцепилась в перила, чтобы не упасть. Что-то теплое потекло по моим ногам. Я с ужасом посмотрела вниз на свое тело. Мои бежевые брюки стремительно темнели. У меня только что отошли воды? Было рано. Слишком рано. Кажется, жидкости было немного, но что я об этом знаю?
Бибиана потрясенно вскрикнула. Я была слишком шокирована, чтобы выдавить хоть слово.
– Валентина? Поговори со мной.
– Слишком рано, – тихо пробормотала я.
Двадцать шесть недель слишком рано. Схватившись за живот, я начала дрожать.
– У тебя кровотечение, – прошептала Бибиана. Она была права. Мои брюки окрасились в розовый. Перед глазами все поплыло.
– Нам нужна скорая, – сказала Бибиана, но тут же помотала головой. – Нам нужно позвать Данте.
У меня начали дрожать ноги, и мне пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. У Данте была важная встреча, и я даже не была уверена, хочет ли он этого ребенка. Наверное, он по-прежнему думал, что я изменила ему, чтобы зачать.
– Не надо, Данте занят.
Биби недоверчиво на меня взглянула.
– Да черта с два. Помогите! Помогите! – начала кричать она.
Я сконцентрировалась на том, чтобы устоять на ногах, поэтому не пыталась ее остановить. Дверь в кабинет Данте распахнулась, и он выскочил, держа пистолет в руке. Мой отец вместе с Рокко Скудери выбежали за ним со своим оружием наготове. Огненные глаза Данте остановились на мне, и ярость сменилась беспокойством.
– Валентина? – произнес Данте, бросаясь ко мне и убирая пистолет в кобуру. – Что случилось?
– Ничего страшного. Я не хотела помешать твоей встрече.
Данте подхватил меня за спину, когда мои ноги начали подкашиваться. Его взгляд переместился вниз к моим мокрым брюкам. Я никогда не видела у него такого взгляда. Неужели он и правда обо мне беспокоился? Я охнула, когда боль снова пронзила меня. Мой отец тут же оказался рядом.
– Валентина?
– Нам необходимо отвезти ее в больницу, – резко сказала Бибиана.
Данте кивнул и поднял меня.
– Твоя рубашка. Ты испачкаешь ее.
Данте прижал меня еще крепче и вынес из дома. Тут же Тафт с Энцо бросились в нашем направлении.
– Я хочу, чтобы вы поехали впереди, – приказал Данте. Они кивнули, прежде чем умчаться прочь. Мой отец открыл пассажирскую дверь «мерседеса», и Данте осторожно опустил меня на сиденье.
– Я заберу твою мать, – сказал папа, коснувшись моей щеки. – Мы скоро приедем в больницу.
Он захлопнул дверь, и Данте, скользнув за руль, тут же завел двигатель. Мы вылетели из гаража и помчались по подъездной дорожке. Машина с Энцо и Тафтом ждала впереди, но стремительно выехала за ворота, когда мы почти догнали их.
Данте ехал с превышением скорости. Каждый толчок на дороге заставлял меня вздрагивать. На смену сильной боли пришла тупая, ноющая. Вдруг это было плохим признаком?
– Нам надо было постелить на сиденье полотенце. Я его испачкаю, – сказала я.
Данте взглянул на меня.
– Мне сейчас плевать на сиденье, на машину и на все остальное. Только ты имеешь значение. – Он протянул руку и накрыл мою ладонь, лежавшую на моем животе. – Мы почти приехали. Тебе больно?
– Уже не так сильно, как раньше, – прошептала я. И добавила, потому что не могла просто оставить этот вопрос: – Это твой ребенок, Данте. Я никогда не изменяла и не собираюсь.
Данте втянул воздух.
– В этом причина?
– Ты думаешь, что у меня отошли воды, потому что я расстроилась из-за тебя?
– Я не знаю. – У него на лице было что-то, похожее на отчаяние. – Я гребаный ублюдок, Вэл. Если ты потеряешь этого ребенка…
Данте покачал головой и отвернулся, уставившись в лобовое стекло, когда мы остановились перед входом в больницу. Машина с нашими телохранителями уже была там, а на крыльце поджидали врач и медсестра с носилками. Данте выскочил из машины, чтобы помочь им вытащить меня. Как только я легла на носилки, меня повезли в здание больницы. Данте не отходил от меня ни на шаг и отпускал мою руку только тогда, когда мешался врачам и медсестрам.
После нескольких часов ультразвука, анализов крови и других всевозможных тестов я наконец-то оказалась в палате. Я устала и была напугана, хотя и не так сильно, как раньше. Данте присел на край кровати и убрал несколько прядок волос от моего лица. Мои веки отяжелели, но спать не хотелось. С врачами разговаривал Данте, так как я не чувствовала, что мой мозг способен воспринять их объяснения.
– Что они сказали? – спросила я.
– Сказали, что у тебя был преждевременный разрыв околоплодного пузыря. Поэтому ты потеряла часть своей амниотической жидкости.
– Что это значит? Им придется доставать нашего ребенка раньше? – Страх сдавил тисками мое горло. Это слишком рано. Что если я потеряю ребенка?
Данте улегся на подушку и притянул меня к своей груди.
– Нет, они этого не будут делать. Он не разорвался полностью, но, конечно, теперь существует более высокий риск инфекции, поэтому тебе придется какое-то время попить антибиотики. Ты не рожала, так что это плюс. Они надеются отсрочить рождение до тридцатой недели, но тебе придется как можно больше оставаться в постели и постараться не напрягаться.
– Хорошо, – прошептала я. – Я просто хочу, чтобы наш ребенок был в безопасности.
– Так и будет. Мы не позволим, чтобы с ней что-нибудь случилось, – произнес Данте своим успокаивающим голосом.
– С ней? – пораженно спросила я.
– Я спросил доктора. Они могли определить, когда делали УЗИ. Это девочка, – кивнул Данте.
Я была счастлива от этой новости. Конечно, я бы любила нашего ребенка независимо от того, девочка это будет или мальчик, но я знала, чего от меня ждут. Я облизнула свои внезапно пересохшие губы, заглядывая Данте в глаза.
– Ты сердишься, что это не мальчик? Я знаю, что тебе нужен наследник. Твоему отцу…
Данте приложил палец к моим губам.
– Я счастлив. Мне все равно, мальчик или девочка. И мой отец со временем это поймет.
Он казался искренним, но я знала реалии мафиозной жизни и то, что члену мафии необходим мальчик, который мог бы пойти по его стопам, оказаться в рядах организации и гарантировать успех Синдиката. Мужчине нужен сын, чтобы заслужить уважение его соратников.
– Тебе необязательно подслащать для меня пилюлю, Данте. Я знаю, как все устроено в нашем мире.
Данте отодвинулся на пару дюймов, приподняв брови.
– Я ничего не подслащаю. Я сказал тебе правду. Я рад, что у нас дочь, и буду рад каждому ребенку. Не стану лгать: многие мужчины в Синдикате воспримут дочь как что-то менее желательное. Они по-настоящему поздравят меня, только когда ты забеременеешь мальчиком, но мне плевать на них. Ты еще молода, и у нас есть время. У нас будет много детей, и, возможно, среди них будет мальчик. Но пока давай будем радоваться нашей дочери.
– Ты рад? – спросила я. Глаза были на мокром месте. Единственное, что я ненавидела больше всего во время беременности – это потеря самоконтроля. – С того времени, как я сообщила тебе о том, что беременна, ты ни разу не спросил о ребенке. Ты притворился, что его там нет. Ты заставил меня чувствовать себя ужасно за то, что должно было стать причиной радости. Почему ты передумал? Потому что я чуть не потеряла нашего ребенка?
– Я не передумал. Я уже давно радуюсь твоей беременности.
Я с сомнением покосилась на него.
– Я этого не заметила.
– Я хорошо умею скрывать свои мысли и эмоции, – с сожалением в голосе сказал Данте. – Но в данном случае мне не надо было этого делать. Ты права, я испортил тебе первую беременность. А все потому, что был слишком горд, не желая признавать, что ошибся.
Я терпеливо ждала, чтобы он сказал больше. Я еще не была готова принять его извинения.
Данте нежно положил ладонь мне на живот.
– Ты была права во время нашей ссоры после того, как рассказала мне о своей беременности. Я не хотел, чтобы Карла обращалась к врачу по поводу ее неспособности зачать, потому что боялся узнать, что это я бесплоден. Я гордый человек, Вэл. Слишком гордый и почему-то убедил себя, что не смогу стать Доном, если узнаю, что не могу заделать своей жене ребенка. Я стал бы неполноценным мужчиной.
– Нет, не стал бы. Но я понимаю, почему ты так думаешь. Но если это так, почему ты не обрадовался, когда я сообщила тебе, что беременна? В конце концов, это доказывало, что ты не был бесплоден. Разве ты не должен был испытать гордость?
Данте торжествующе улыбнулся.
– Да, наверное, должен был. – Он сделал паузу, и я дала ему время, которое необходимо было, чтобы обдумать следующие слова. Я чувствовала, что он поделится чем-то очень личным со мной. – Но когда ты сказала мне о своей беременности, показалось, что это чуть ли не покушение на память о Карле. Как будто забеременев так скоро, ты обвинила Карлу в ее неспособности подарить мне детей.
– Я никогда не хотела покушаться на память о твоей первой жене, – потрясенно произнесла я. – Я знаю, что ты любил ее больше всего на свете. Я знала это, прежде чем мы поженились, и ты никогда не позволял мне забыть об этом на протяжении всего того времени, что мы были вместе. – Мои слова прозвучали как обвинение, хотя мне этого совсем не хотелось.
– Я понимаю, – ответил Данте. Взгляд его холодных голубых глаз скользнул по моему лицу. – Я плохо обращался с тобой. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такое. Когда ты впервые мне отдалась, я должен был какое-то время держать тебя в объятиях. Это было бы достойно и благородно. Вместо этого я ушел. Я не хотел позволять себе сближаться с тобой. Однажды я позволил себе полюбить, а когда мне пришлось наблюдать, как Карла умирает медленной ужасной смертью, я поклялся, что больше не впущу женщину в свою жизнь.
Я медленно кивнула.
– Я сожалею о том, что случилось с Карлой. Мне жаль, что тебе пришлось наблюдать, как она умирает.