Остановившись за дверью, он пробежал взглядом по уже собравшейся толпе приглашенных, но Софьи не увидел.
Опаздывает? Или что-то случилось?
Сердце дрогнуло от беспокойства. Может быть, поискать? Или волноваться еще рано?
Стефан так и не решил эту дилемму, когда толпа слегка сместилась в сторону, и глаз поймал золотистые пряди.
Софья.
Беспокойство схлынуло. Не в силах оторвать жадный взгляд от белого кружевного платья, надетого поверх серебристой нижней юбки, и ослепительно сияющего брильянтового ожерелья, он вдруг понял, почему не увидел ее раньше. Софью окружали с десяток элегантных молодых людей, каждый из которых всячески старался привлечь к себе ее внимание. Один из них уже наклонился и нашептывал что-то ей на ухо, не забывая поглаживать ее обнаженную руку.
Злость вскинулась черной волной. Пальцы сжались в кулаки. Кровь бросилась в лицо. Чертовы фаты. Прощелыги. Ладно, сейчас они узнают, как опасно докучать его женщине.
Не замечая ничего и никого, кроме Софьи, герцог устремился к группе распушивших перышки хлыщей с намерением преподать им запоминающийся урок, но на полпути к цели едва не сбил с ног седоволосого господина, умышленно вставшего перед ним.
— Ваша светлость, — твердо произнес Геррик Герхардт.
В порыве безумия Стефан сделал еще шаг с явным намерением смести некстати возникшее препятствие. Кто-то трогает его Софью! Да он оторвет наглецу руку и засунет ему в глотку.
Незамедлительному претворению в жизнь кровожадных намерений помешал лишь твердый взгляд старого солдата. Взгляд-предупреждение. Герхардт вполне мог сделать так, что его выбросили бы из дворца. Достаточно только кивнуть и…
Но он же герцог, черт возьми. И не привык, чтобы в его дела совали нос посторонние.
— Герхардт, — прорычал он.
Царский советник пронзил его холодным взглядом.
— Вы найдете императора в Тронном зале.
— Прекрасно, — процедил Стефан. — Я засвидетельствую ему свое почтение. Через минуту.
— Мне очень жаль, но вам придется сделать это сейчас.
Их стычка уже привлекла внимание. Скрывая клокочущие за маской самообладания эмоции, герцог поправил манжеты.
— Вы забываетесь, Герхардт. Я не подданный российского императора. И вы мне не указ.
— Я обращаюсь к вам не от имени императора, а как человек, которому небезразлична Софья и ее будущее.
Пламя ярости лизнуло сердце.
— Вы заходите слишком далеко, — процедил он с угрозой.
— Не будьте идиотом, Хантли. Она для меня все равно что дочь.
Стефану было наплевать на чувства старого вояки. В любом случае Герхардт пытался помешать его отношениям с Софьей.
А этого герцог стерпеть не мог.
— И вы думаете, что сможете встать между ней и мною?
— Будь это в моих силах, так бы и сделал, — признался Геррик. — К сожалению, сейчас я могу лишь попытаться удержать вас от скандала.
Что за смехотворное заявление! Уж не ослеп ли старый служака?
— Скандал здесь учиняете вы. Посмотрите на этих фигляров, что вертятся вокруг нее! Остается только благодарить Бога, что ее не сбили с ног и не затоптали.
— Эти фигляры, как вы их называете, давние знакомые Софьи. Они абсолютно безвредны. А вот вы мечетесь по залу и рычите, как пес, охраняющий любимую косточку.
Тоненький голосок в голове у Стефана пропищал, что Герхардт говорит правду. И если он еще способен вести себя благоразумно, то нужно признать свою вину и отступить.
Он скрипнул зубами, изо всех сил стараясь заглушить этот неуместный голос.
— А вы не думаете, что Софья была бы только благодарна тому, кто спасет ее от этих бездельников и пустозвонов?
— Нет. — Геррик оставался непреклонен и тверд как гранит. — И вы тоже не думали бы так, если бы заботились о ней, а не слушали голос уязвленной гордости.
Это был уже прямой выпад, и Стефан не мог оставить его без ответа.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что у Софьи мало общего со своей матерью.
— Что для меня вполне очевидно, — бросил Стефан. — И чему я только рад.
— Княгиня всегда была женщиной живой и веселой. Ей нравится нарушать диктат общества и привлекать к себе внимание, — продолжал Геррик, пропуская мимо ушей реплику собеседника. — Софья в некоторых отношениях полная противоположность матери. Злые слухи преследовали ее со дня рождения и ложились на неокрепшие плечи тяжким бременем. Она не поблагодарит вас, если вы устроите сцену.
Взгляд Стефана вернулся к предмету его желаний, но теперь, присмотревшись внимательнее, он заметил и то, как натянута ее улыбка и как напряжены плечи. В отличие от большинства женщин она не получала удовольствия от этих роящихся вокруг нее бездельников. Она ни с кем не флиртовала и вместе с тем умело сдерживала их на расстоянии. Не хихикала над их шуточками, не заливалась стыдливым румянцем, слыша их двусмысленные комментарии. Не надувала капризно губки, когда они отворачивались.
И вообще, вид у нее был такой, словно она с удовольствием скрылась бы за огромной русской вазой.
Такой женщине вряд ли понравилось бы, если бы ее ревнивый любовник подлетел к ней с перекошенным лицом и принялся выкидывать этих никчемных франтов в ближайшее окно.
Но, конечно, понимание того, что он лишь смутил бы этим Софью, не ослабило его желания публично заявить о своих притязаниях на нее.
— Вы же не думаете, что я стану избегать ее целый вечер.
— Я жду от вас поведения, достойного джентльмена.
Стефан со вздохом оторвал взгляд от Софьи. Поведение, достойное джентльмена. Какая ирония. Всю жизнь он старался вести себя именно так, делать то, что считалось правильным, исполнять долг, тогда как Эдмонд бунтовал и пускался в авантюры. Никто из знающих герцога Хантли не поверил бы, что ему нужно напоминать о необходимости вести себя по-джентльменски.
Как никто не поверил бы и в то, что в этот момент, когда Софью развлекали другие, ему было наплевать и на титул, и на громкое имя, и на все прочее.
Отвернувшись наконец от женщины, мучившей его даже издалека, Стефан постарался собрать непослушные мысли.
Что ж, даже если его вынуждают подчиняться каким-то смехотворным правилам, нельзя допустить, чтобы вечер прошел впустую.
— И какой будет моя награда?
— Возможно, вам удастся избежать публичной казни. Стефан сложил руки на груди.
— Перестаньте, Герхардт. Вы попросили меня об одолжении. Я вправе рассчитывать на ответный жест.
— Чего вы хотите?
— Немногого.
— Верится с трудом.
— Я хочу знать имя сообщника сэра Чарльза.
Геррик напрягся и с подозрением посмотрел на англичанина:
— Зачем?
— Просто так.
— Это исключительно русское дело.
— Имя, — повторил Стефан. Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга, схватившись в незримом поединке. Потом, может быть поняв, что Стефан не уступит, Геррик негромко выругался.
— Николай Бабевич. Не вмешивайтесь, Хантли.
Стефан улыбнулся:
— А теперь я должен засвидетельствовать почтение императору.
Прежде чем Геррик успел что-то сделать, Стефан шагнул в сторону, пробился через толпу и подозвал лакея — отнести записку в дом графини Анны.
Танцевальный зал считался одним из шедевров дворца. Стены цвета слоновой кости, двойной ряд арочных окон с алыми парчовыми портьерами, хрустальные канделябры. Паркетный пол, потолок с изображением возвращающейся из подземного мира Персефоны.
Император сидел на возвышении в одном конце вытянутого зала, тогда как в другом конце, на другом возвышении, располагался струнный квартет. Между двумя этими помостами кружились в вальсе десятки ослепительных пар.
Вечер удался, но Софья все же испытала облегчение, выскользнув из зала и пробравшись на заднюю террасу. В воздухе уже ощущалась прохлада, но возвращаться туда, в шумную, гудящую, беспокойную толпу, не было ни малейшего желания.
Подойдя к каменным перилам, она рассеянно скользнула взглядом по огромному саду и глубоко вздохнула, пытаясь хоть немного ослабить то напряжение, что сковывало ее на протяжении всего вечера.
Такого рода дворцовые развлечения никогда не были в числе ее любимых. Иногда, к сожалению нечасто, император приглашал ее пообедать с ним наедине, и эти вечера, когда он был полностью в ее распоряжении, становились настоящими праздниками. А вот сегодняшний вечер стал для нее истинным испытанием.
И не только из-за чрезмерного внимания тех глупцов, что пытались через нее получить доступ к Александру Павловичу и, соответственно, власти и силе трона, но и из-за присутствия герцога Хантли, не замечать которого было выше всяких сил.
Да, вел он себя вполне прилично. На удивление прилично.
Когда Стефан только появился в зале, Софья замер ла, ожидая, что он в нарушение установленного порядка и правил приличия так или иначе обозначит свой интерес к ней.
Но после короткого разговора с Герриком герцог сразу же направился к императору и далее на протяжении всего вечера держался от нее на почтительном расстоянии.
Она подумала даже, что после долгих любовных утех он просто-напросто утратил всякий к ней интерес, если бы не горячий взгляд, преследовавший ее везде и всюду.
Было в этом взгляде, в этих голубых глазах что-то особенное, какой-то неутоленный голод, предупреждавший, что желание его сильно, как прежде, или даже еще сильнее. И, что хуже всего, ее собственное тело откликалось на этот неукротимый зов плоти каждой своей клеточкой, каждой жилкой.
И за вежливым обменом ничего не значащими репликами с соседом по столу, и во время танца с давним поклонником сердце стучало, колотилось, билось и стремилось к нему. Жизнь била в ней ключом, заставляя дрожать от волнения, замирать, ждать и торопить. Как и тогда, когда он сжимал ее в объятиях и целовал самозабвенно.
Софья понимала, что происходит, и это пугало ее.
Она не знала, сколько прошло времени, когда на фоне негромко плещущихся фонтанов прозвучали приближающиеся шаги. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто идет. Слепая и глухая, она почувствовала бы его везде и всегда.