К черту.
Стефан сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь погасить или хотя бы унять бурлящие эмоции. Такое получалось только у Софьи. Только она умела выводить его из себя, доводить до белого каления и закручивать водоворот из самых разных чувств. И получалось у нее это на удивление легко, без малейших усилий.
Так почему бы просто не уйти?
Стефан покачал головой. Этот вопрос мучил его с того самого дня, когда он покинул родные пенаты, и за все прошедшие с тех пор недели ему так и не удалось приблизиться к ответу. Может быть, он никогда его не найдет.
— Ваша светлость…
Поглощенный невеселыми мыслями, Стефан вздрогнул от неожиданности. Голос донесся снизу, из темноты сада.
Он перегнулся через перила и увидел стоящего в тени Бориса.
— Что ты здесь делаешь?
Слуга отступил под фонарь и поднял голову. Выражение на его лице не сулило приятных новостей.
— Думаю, вам надо самому кое на что взглянуть.
— Сейчас?
— Да.
Стефан задумался. Конечно, Борис никогда бы не явился к дворцу, если бы не обнаружил что-то важное, но уходить именно сейчас не хотелось.
Софья наверняка уже вернулась в танцевальный зал, и вокруг нее уже наверняка вьется стайка преданных кавалеров.
Что, если ее неразумное, раздражающее поведение толкнет его на какой-нибудь необдуманный, глупый поступок? Женщины непредсказуемы, никогда не знаешь, чего от них ждать. А если женщина к тому же и сердита, то выкинуть может всякое.
— Это имеет какое-то отношение к сэру Чарльзу? — спросил он.
— Отчасти. — Борис махнул рукой в сторону выхода из сада. — У меня там экипаж за конюшней.
— Уверен, что до завтра подождать нельзя?
— Абсолютно.
Стефан еще раз посмотрел на дворец и тяжело вздохнул. Может, оно и к лучшему, что он не вернется туда. В таком, как сейчас, настроении можно наделать глупостей, о которых потом пожалеешь.
— Хорошо, едем.
Он не стал возвращаться за перчатками и шляпой, а прошел через террасу к широким, спускающимся в сад ступенькам.
Узкая, едва заметная в темноте тропинка привела к конюшням, построенным с тем же вниманием к деталям, что и дворец. Борис, однако, предпочел обойти разлившиеся по мощеному двору лужицы света и сбившихся группками возниц, которые в ожидании господ играли в карты и бросали кости.
Размышляя над тем, является ли такое поведение Бориса следствием его многолетней работы с Эдмондом, когда эти двое вместе играли в шпионов, или же неких недавних событий, Стефан все же оставил при себе готовые сорваться с языка язвительные комментарии и, молча поднявшись в карету, уселся на скамью рядом со слугой.
Борис щелкнул кнутом, и пара беспокойно топтавшихся гнедых весело побежала по дорожке к боковому выходу. Миновав ворота, Борис повернул лошадок к городской окраине. Стефан повернулся к спутнику с намерением получить наконец кое-какие ответы.
— Можешь хотя бы сказать, куда мы направляемся, или это тоже страшный секрет?
— Никакого секрета нет. Я получил вашу записку и решил разузнать, кто такой Николай Бабевич.
Стефан нахмурился:
— Без меня? Борис пожал плечами:
— Я подумал, что вы заняты более приятными делами.
— И не ошибся, — коротко подтвердил Стефан.
— Ага. — Слуга многозначительно кивнул. — Неприятности с Софьей?
— С ней по-другому не получается.
— Ну, еще сегодня днем вы держались другого мнения, — напомнил Борис. — Хотя, конечно, вызвать у мужчины улыбку женщине так же легко, как и стереть ее.
Стефан только фыркнул. По обе стороны дороги стояли ярко освещенные дома, в большинстве своем каменные, с садиками и обязательными мраморными фонтанами, но по мере удаления от дворца здания уменьшались в размерах, а с фасадов исчезали резные украшения.
— Верные слова, — согласился Стефан.
— Улыбка завтра вернется, — уверил его Борис, направляя лошадей к одному из многочисленных мостов, соединяющих разные части города.
— Только если образумлюсь и вернусь в Англию. Боюсь, если останусь здесь хотя бы ненадолго, совсем голову потеряю.
— Вы не в первый раз это говорите, а мы все еще здесь. Не спрашивали себя почему?
Стефан скрипнул зубами. Уж пора бы понять — обсуждать женщин с Борисом дело безнадежное. Смешно, но русский был абсолютно счастлив с Жанет, а что может знать такой счастливчик о женщине, то сводящей с ума откровенными ласками, то обдающей тебя холодом, как заклятого врага?
— Едем к Бабевичу? Карета свернула в переулок.
— Да. Уже недалеко.
— Ты с ним разговаривал?
— Нет. Стефан раздраженно вздохнул.
— Если это какая-то шутка, то мне не до смеха.
— Не шутка. — Борис содрогнулся, словно вспомнил что-то неприятное, гадкое. — Вы уж мне поверьте.
Они остановились у длинного дома, из которого как раз выходили шумные гости. Неподалеку стояло несколько карет. Стефану почему-то стало не по себе.
Борис не отличался впечатлительностью, и вывести его из равновесия могло только нечто очень и очень серьезное.
— Похоже, здесь развлекаются, — пробормотал Стефан, оглядываясь и не замечая никаких признаков чего-то необычного. — Сэр Чарльз среди гостей?
Борис уже соскочил на землю и привязывал поводья к коновязи.
— Дом Бабевича за углом, — сообщил он. — Подойдем со стороны конюшни. Нам лучше остаться незамеченными.
Спорить Стефан не стал и вслед за слугой свернул в темный закоулок, встретивший их отвратительной вонью. Впрочем, еще больше его беспокоили кучи мусора и грязные лужи, угрожавшие до блеска начищенным сапогам.
Место было неприятное, но самое плохое, похоже, ждало впереди.
Отворив осторожно заднюю калитку, Борис поднес палец к губам, хотя Стефан и без него прекрасно понимал, что они вступили на чужую территорию. С другой стороны, возможно, такое предупреждение и не было лишним. В конце концов, это Эдмонд едва не всю жизнь посвятил опасным играм, тогда как его брат всегда оставался законопослушным подданным короны.
Точнее, оставался до последнего времени, поскольку после знакомства с Софьей и у него появилась привычка легко переступать через законы и установления.
То-то посмеется Эдмонд, когда узнает, что в царскую тюрьму попал его миролюбивый братец.
Стефан даже усмехнулся, представив себя в цепях и колодках, и едва успел избежать встречи с низенькой каменной скамьей. Но если колено не пострадало, то панталонам повезло меньше, и они немало пострадали от разросшихся розовых кустов. Судя по всему, Бабевич давно махнул на сад рукой и по меньшей мере несколько месяцев не обращался к услугам садовника.
Впрочем, дом тоже пребывал не в лучшем состоянии и определенно нуждался в ремонте. Даже в темноте было видно, что на крыше недостает нескольких плиток, а водосточный желоб висит под косым углом. В свете дня следы упадка наверняка проступили бы с еще большей очевидностью.
Такое состояние дома объясняло, почему Бабевич связал свою судьбу с сэром Чарльзом. Только сумасшедший или человек, стоящий на грани отчаяния, решился бы шантажировать княгиню Марию.
Оставив без внимания заднюю дверь, Борис свернул за угол. Стефан двинулся за ним и резко остановился — в темноте как будто висел прямоугольник света.
Окно.
Проклятье. Он почему-то думал, что дом будет пустой. Вторжение в частное владение — серьезное преступление.
Словно не замечая сомнений напарника по авантюрному предприятию, Борис поднялся по ступенькам к двери и достал из кармана пистолет. У Стефана оружия не было, и сей факт не прибавлял уверенности. Ощущение беззащитности только усилилось, когда слуга толкнул дверь и переступил порог.
Уж не повредился ли умом бедняга?
Стефан тоже поднялся по ступенькам, но у двери остановился и осторожно заглянул внутрь. В Париже приключение закончилось тем, что в него стреляли, и получить еще одну пулю не было ни малейшего желания.
На первый взгляд ничего необычного — узкая гостиная с убогой мебелью, дешевый ковер на потертом полу. Стены обиты атласом, когда-то зеленым, но выцветшим до грязно-желтого. Тусклый свет пыльных канделябров отражался от пары картин сомнительного достоинства.
Похоже, Бабевичу не помешал бы не только садовник.
Не понимая, что необычного нашел в пустой комнате слуга, Стефан переступил порог и перевел взгляд в дальний угол.
И только тогда увидел распростертое на коврике перед камином тело.
Дыхание перехватило, взгляд как будто приклеился к незнакомому бледному лицу, обрамленному спутанными русыми волосами, и неподвижному телу в мятом вечернем наряде, испорченном пятнами застывшей крови, вытекшей из раны в груди.
Страх улетучился.
— Ступай за помощью, — бросил он Борису и шагнул к незнакомцу.
— Поздно. — Борис положил руку ему на плечо. — Помогать уже некому.
Стефан не сразу понял, что это значит. Но незнакомец все лежал без движения в луже собственной крови, уставившись в потолок невидящими глазами.
— Это Бабевич? — спросил он охрипшим голосом.
— Да.
Стефан не стал спрашивать, откуда слуга знает, что мертвец действительно Бабевич. Исполнительный Борис наверняка уже обыскал комнату.
— Ты нашел…
Он не договорил, потому что взгляд его, соскользнув с пронзенной груди, наткнулся на высовывавшийся из рукава окровавленный обрубок. Вот дьявол. Кто-то — вероятно, мерзавец, убивший Бабевича, — еще и отрубил ему руку.
Стефан пошатнулся и отвел глаза. В животе что-то заворочалось, во рту появился тошнотворный привкус. Неудивительно, что Борис выглядел таким невеселым.
— Боже.
— Да уж. — Борис легонько встряхнул герцога. — Нам надо уйти, пока никто сюда не сунулся.
Уйти? Оставить человека, пусть и мертвого, лежать в собственной крови, как какой-нибудь мусор? В этом было что-то… неприличное.
С другой стороны, а что он мог сделать? Бабевич мертв, а их присутствие в доме убитого только приведет к не нужному никому скандалу. В конце концов, власти будут обязаны спросить, что делал в доме убитого английский герцог. И что он ответит? Объяснит, что Бабевич шантажировал княгиню Марию?