Он снова кивнул.
— Это одна из причин, почему он хотел избавиться от меня. И почему убил мою мать. Она угрожала рассказать людям. Фальконе не позволяет никому угрожать ему.
— Он убил твою мать. Женщину, от которой у него был ребенок, — медленно произнесла я. Гроул не отреагировал. — Как он мог это сделать? Что за монстр мог совершить такое? — я вздрогнула, внезапно испугавшись, что зашла слишком далеко.
По какой-то нелепой причине, Гроул был предан своему жестокому отцу.
— Монстр вроде меня, — пробормотал он.
— Каков отец, таков и сын?
Гроул пожал плечами.
Я могла сказать, что он закончил наш разговор, но я была слишком взволнована, чтобы так быстро оставить эту тему.
— Может, тебе не стоит воспринимать ужасную натуру отца как предлог, чтобы самому быть монстром. Возможно, ты должен стремиться стать лучше.
Он испустил низкий вздох, который, возможно, являлся смехом, я не была уверена.
— Я не шучу.
Он поднялся на ноги.
— Я монстр не из-за своего отца. Я монстр, потому что сам так решил.
Я сомневалась, что это правда. Он был маленьким мальчиком испытывавшим ужасы, которые даже взрослые мужчины не могли себе представить.
— Никогда не поздно измениться и исправить свои ошибки.
Гроул покачал головой.
— Ты наивна, если думаешь, что это возможно. Я не изменюсь. Не хочу. Моя жизнь и так хороша.
— Ты работаешь на человека, который убил твою мать. Не верю, что ты сможешь жить с этим.
— Живу уже очень долгое время.
— На твоем месте я бы хотела отомстить.
Гроул мрачно улыбнулся.
— Но ты не я. И ты меня не знаешь.
Он повернулся и вышел из комнаты.
Секунду спустя я услышала, как открылась и закрылась задняя дверь.
Он был прав. Я его не знала. Пока. Но сегодня он вручил мне несколько кусочков головоломки, которые являлись им, и я была полна решимости заполучить оставшиеся кусочки.
ГЛАВА 15
Я решила не давить на Гроула дальше относительно Фальконе и того, что произошло. У меня было чувство, что он полностью закроется, если я вновь попытаюсь. По крайней мере, он не казался слишком сердитым из-за моих вопросов, чтобы перестать спать со мной.
Когда мы лежали рядом в моей постели после того, как Гроул довел меня до трёх оргазмов, мой разум лихорадочно искал способ заставить его остаться со мной.
Обычно он уходил сразу после того, как мы заканчивали, не давая мне возможности узнать его получше. Потом мы даже не прикасались друг к другу. По крайней мере, до сих пор.
Теперь рука Гроула слегка касалась моей. Это не случайно. Быть может, в глубине души он жаждал близости помимо секса?
Глаза его были полузакрыты, дыхание замедлилось. Мускулистая грудь блестела от пота.
— Что случилось с моим отцом после того, как ты отвез меня к себе домой? — спросила я.
Гроул открыл глаза.
— Он был мёртв.
— Знаю, — хрипло прошептала я. — Это не то, что я имела в виду. Где его тело? Что ты с ним сделал?
Гроул повернул ко мне голову и нахмурился.
— Какое это имеет значение? Он мёртв.
— Люди хоронят мертвых не просто так. Потому что им нужно место, где они смогут чувствовать связь с ними, место, куда они могут прийти, чтобы попрощаться или поговорить с тем, что осталось от людей, которых они любили. Это то, что делают люди.
Гроул, казался, не понимал.
— Возможно. Не понимаю, как это поможет.
— Ты и не должен понимать, — тихо сказала я. — Просто прими это. Мне действительно нужно знать, где тело моего отца. Мне нужно попрощаться с ним, чтобы обрести покой.
— Его похоронили за пределами города.
— Похоронили? Значит, его не бросили где-нибудь или что похуже?
— Меня там не было, когда его хоронили. Но так мне сказали.
— Ты знаешь, где это? Можешь отвезти меня?
Гроул испустил вздох. Он сел, как я и ожидала, и спустил ноги с кровати, повернувшись ко мне спиной.
Она тоже была покрыта татуировками, шипами, розами, черепами, змеями, и замысловатыми чёрными буквами, в которых читалась боль, и ничего больше. Больше шрамов покрывало спину, плечи и шею.
— Ты должна двигаться дальше.
Я подавила разочарование. Он просто не мог понять. Так много человеческих эмоций и привычек были ему чужды.
Я села и придвинулась ближе.
Я надеялась, что то, что он еще не встал хороший знак. Может быть, что-то в нём хотело что-то сказать мне?
Кончиками пальцев я коснулась странных круглых шрамов, покрывавших его спину и плечи. Они не были похожи на пулевые ранения, скорее на ожоги.
После минутного колебания я тихо спросила.
— Что это?
Гроул заглянул через плечо.
— Сигаретные ожоги.
Мои пальцы замерли.
Он говорил так отстраненно, будто мы говорили не о его теле.
— Кто это с тобой сделал?
— Может, я попросил кого-то сделать это со мной, — сказал он.
— Зачем кому-то просить о боли?
— Мне нравится боль. Со временем я научился её любить.
— Тебе нравится? — повторила я, убирая руку с его кожи.
Он просил кого-нибудь обжечь его? Он был настолько испорчен? Эта мысль не пришлась мне по душе. Кто-то, кто сделал это с собой, вероятно, сделал бы гораздо хуже другим.
Хотя, то, что это удивило меня, было нелепо. Я знала, что за человек Гроул. Скорее монстр, чем человек.
Уголок его рта дернулся в почти улыбке. Этот маленький жест изменил всё его лицо, сделав более доступным, менее опасным. Но обычная жесткая линия вернулась к его губам слишком быстро.
— Не от ожогов. Я не просил этих шрамов, — сказал он грубо. — Когда я был ребенком, мне ещё не нравилась боль.
Мои глаза пробежались по множеству ожогов, насчитав почти дюжину.
— Кто-то сделал это с тобой, когда ты был ребенком? — я замолчала, не зная, что ответить на следующий вопрос. — Твоя мать?
По крайней мере, это объясняет, почему Гроул не хотел мстить за нее.
Гроул покачал головой.
— Она не была лучшей матерью. Она работала шлюхой. Её зависимость и работа не очень помогали в воспитании ребёнка, но она никогда не била меня и не причиняла мне физической боли.
Я облизнула губы.
Я ступала на опасную территорию. Любопытство заставило меня жаждать большего, но, в то же время, я боялась ужасов, которые услышу, и того, что они заставят меня почувствовать.
С каждым кусочком прошлого Гроула и его характера, который я раскрывала, становилось всё труднее не чувствовать сострадания, и даже больше.
— Тогда кто? — спросила я, несмотря на беспокойство.
— После того как моя мать умерла и меня выписали из больницы, Фальконе отдал меня одному из своих приспешников, Баду, который отвечал за один из борделей. Он был сутенером и не хотел, чтобы рядом находился ребёнок. Но он не мог отдать меня, особенно если хотел снискать расположение Фальконе, поэтому оставил меня. Но он был садистским ублюдком, и когда ему надоедало выбивать дерьмо из своих шлюх, он любил мучить меня.
— Почему Фальконе не остановил его? — я покачала головой. — Не знаю, почему я спрашиваю. Этот человек чуть не убил тебя. Не похоже, что он был порядочным или что-то в этом роде.
— Он не убил меня, хотя мог. И никогда не прикасался ко мне. Он позволил одному из своих людей перерезать мне горло. И Бад всегда заботился о том, чтобы избить и обжечь меня там, где никто этого не видел.
— Так ты думаешь, Фальконе не знал, что происходит?
— Шлюхи знали и любили меня. Они могли бы рассказать ему об этом.
— Но он бы ничего не сделал, — заключила я.
Гроул пожал плечами.
— Побои сделали меня сильнее. Через некоторое время ты не испытываешь боли, как другие люди. Она становится знакомой, почти как друг. Ты перестаешь её бояться и даже начинаешь любишь.
Это объясняло татуировку на его спине.
Я подвинулась так, чтобы видеть его лицо, и была ошеломлена почти безмятежным выражением его лица.
Я надеялась, что это была идеальная маска, потому что если он действительно был так спокоен во всем этом, у него было мало надежды.
Когда его глаза встретились с моими, я увидела проблеск, трещину в идеальной маске, которую он носил в течение долгого времени, и почти вздохнула с облегчением.
Я положила подбородок ему на плечо, приблизив своё лицо к его.
— Есть и другие вещи, которые делают людей сильными, не только боль. То, что с тобой случилось, ужасно. Кто-то должен был защитить тебя. Все люди, стоявшие рядом, пока тебя пытали должны сгнить в аду.
— Тебя не должно это волновать, — пробормотал Гроул.
— Знаю.
Больше я ничего не сказала. Меня это действительно волновало?
Мужчина, находившийся передо мной сегодня не заслуживал моей жалости или помощи. Он больше не был беспомощным мальчишкой. И все же часть меня сочувствовала ему. Я ничего не могла с собой поделать.
Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, и невысказанные слова, казалось, повисли в воздухе между нами. Я была так близка к разрушению стен Гроула, так близка к завоеванию его доверия.
— Бад мертв. Получил по заслугам, — наконец сказал Гроул.
Мне потребовалось мгновение, чтобы освободиться от странной связи, которую я чувствовала раньше.
— Ты убил его?
Было страшно, как легко эти слова слетели с моих губ и как мало они повлияли на мою совесть.
— Когда мне было десять, — сказал Гроул с оттенком гордости в глубоком голосе.
Возможно, это должно было бы меня встревожить, и, наверное, так бы и случилось, хотя Бад заслуживал смерти, если бы мысль о смертельной мести Фальконе не занимала мои мысли последние пару недель.
— Он выбил дерьмо из шлюхи, но это ничего ему не дало. Фальконе не предоставил ему второй бордель, как хотел Бад, и он желал выпустить пар. Когда он вошел в мою комнату, я знал, что он жаждет крови. И я позволил ему. Он пинал и бил меня, и я позволял ему, но потом решил, что с меня достаточно, и стал сопротивляться. У меня в кармане всегда был швейцарский нож, и когда он сделал паузу, чтобы закурить сигарету, и отвернулся от меня, я полоснул его подколенное сухожилие одним точным ударом.