а землю второго мародёра. В следующую секунду раздались выстрелы сразу из двух пистолетов. Стреляли Филин и Кожа. На тельняшке «долговца», в области сердца, начали расплываться кровавые пятна, постепенно сливаясь в одно. Мёртвый, он медленно завалился вперёд и рухнул на землю.
Кожа и Филин переглянулись. «Долговец» дал им повод выпустить пар, накопившийся во время выяснения отношений.
У Антона внутри все тряслось. Он часто дышал, и от избытка кислорода начала кружиться голова. Если бы он сейчас не сидел, точно упал бы.
Некоторое время все молчали, пока из-за деревьев не показались сектанты и снова не направились к пленным.
Фанатики подошли, осмотрелись, переглянулись между собой, потом как ни в чем не бывало взяли труп «долговца» и унесли его за деревья. Видимо, даже мёртвый был не лишним в их ритуалах.
— Легко отделался, — пробормотал Жнец, которого бывший десантник ударил головой.
Антон даже сквозь заполнивший все его существо страх поразился, сколько в людях может быть жестокости! Ему хотелось закричать во все горло: «Люди! Как же вы можете быть ТАКИМИ?! Ведь вы же… ЛЮДИ!»
— Знаешь… — Ломоть вернулся с вещмешком и, завязывая перерезанные лямки, вплотную приблизился к напарнику. — Там, куда они их таскают, кажется, была «карусель». Я заметил её пару ходок назад. Ей скармливают.
— Мне плевать, — резко оборвал его Кожа.
Фанатики снова появились из-за деревьев, но в этот раз прошли мимо пленников. Один из сектантов махнул рукой, показывая, чтобы все следовали за ними.
Мародёры начали поднимать пленников. Ломоть снова решил переложить свою ношу на одного из обречённых. В этот раз он выбрал Антона. Подойдя к нему, бандит хотел развязать молодому человеку руки, но Жнец остановил его:
— Ты что творишь?
— Хрен его знает, когда следующая остановка, пусть пока понесёт, — ответил коренастый мародёр и повернулся к Антону: — Когда тебя потащат, ты мешок сразу бросай, понял?
— Не дури, Ломоть! — подступил к нему Жнец. — Хочешь, чтобы твой мешок кто-нибудь нёс, — развяжи художника и пусть тащит. А этот… Я не знаю, где Хриплый его достал, но на парне «комок» армейский и вообще на сталкера смахивает, с развязанными руками может дать деру. Не хватало нам только сейчас за ним бегать. А художник — он и в Африке художник.
Антон хотел было сказать, что нет, он вовсе не сталкер, что не сбежит, но его никто не собирался слушать. Довольный Ломоть последовал совету Жнеца и, вручая Леониду свой мешок, угрожающе пообещал:
— Уронишь или побежишь — шкуру спущу, понял? Художник быстро кивнул, сделал плаксивое лицо и жалобно застонал, разминая затёкшие руки. Он даже попробовал упасть на колени и о чем-то начал просить, но бандиты быстро привели его в чувство сильными оплеухами. Антон больше не ощущал презрения к Леониду за слабость — слишком страшной была окружающая действительность. Но чужой страх и унижение вновь придали сил и породили странное желание ни за что не дойти до такого животного состояния.
Примеру находчивого бандита последовали два других мародёра, и дальше Леонид шагал нагружённый тремя вещмешками.
К ним подошёл Кожа.
— Вы чего отстали? Ломоть, опять ты воду мутишь? Хотите сами дорогу искать?
Мародёры оперативно собрались и, подгоняя пленников, направились вслед за сектантами и своим предводителем.
И снова потянулось время. Антону казалось, что они идут долгие часы, хотя ещё даже не начало смеркаться. Жажда стала невыносимой. Он думал, что сейчас упадёт и больше не сможет встать, но когда фанатики в очередной раз остановили процессию на одной из полян, Антон словно очнулся и готов был идти дальше хоть целый день. Только было поздно. Сектанты направлялись к пленникам.
Антон почувствовал, как дикий животный ужас затапливает мозг, лишая возможности даже пошевелиться. Один из сталкеров вскочил в бессмысленной попытке бежать, но охранник отправил его на землю ударом приклада. Несчастный словно чувствовал, что идут за ним, потому что сектанты подхватили его и поволокли на середину поляны.
— Нет! Уберите от меня свои поганые руки! Не трогайте меня! Нет! — Парень, как и сталкер до него, пытался вырваться, кричал, но бесполезно. Фанатики разрезали ему сухожилия и положили завывавшую, истекающую кровью жертву на землю.
Антон не отрываясь смотрел на происходящее, не в силах отвести взгляд. Он понимал, что та же самая участь ждёт и его — быть принесённым в жертву. От приближения неминуемой смерти сводило живот и немели ноги.
Внезапно он почувствовал лёгкое прикосновение на запястьях и движение справа. Вздрогнул и повернул голову. Рядом был только Леонид, который с отрешённым видом сидел, обложенный вещмешками мародёров. Вероятно, просто показалось. Страх может сыграть ещё и не такие шутки.
«Нет! Не хочу такой участи! — мелькнула мысль. — Бежать! Надо бежать!»
Все внимание бандитов было обращено на исполнителей странного ритуала, который пугал и завораживал одновременно. Никто не смотрел на пленников.
Сейчас самое время! Лучше быть застреленным, чем отдать жизнь неизвестной твари, которой сектанты скармливают свои жертвы!
Обливаясь потом, Антон собрал в кулак всю свою волю. Жаль, руки связаны. Он пошевелил запястьями и едва не вскрикнул от неожиданности — верёвка поддалась на удивление легко, словно только и ждала, когда её потянут.
Какая удача! Антон собрался с силами и с нетерпением подстерегал лучший момент для побега.
На поляне сектанты поместили артефакт на грудь жертве, и парень дико закричал. Антон решил, что время пришло. Он опёрся о землю кулаками, приготовившись рвануть с низкого старта. Натянутые, словно струны, нервы, казалось, вот-вот лопнут от напряжения. Антон боялся, что бандиты услышат, как бешено стучит его сердце.
В этот момент Леонид за спиной неожиданно громко захрипел, повалился на бок и с пеной на губах забился в судорогах. Мародёры резко оглянулись, направив на пленников стволы автоматов. И Антон понял, что все пропало.
Глава 29
— Держите его, — рявкнул Филин, с брезгливостью глядя на крупного сорокалетнего мужчину, который дёргался и пускал пузыри. Два мародёра склонились над художником и придавили его к земле.
— Ломоть, твою мать, ты испачкаться боишься? — заорал главарь. — Крепче держи!
— Да он весь облевался! — возмущению бандита не было предела.
— Припадок это! Слюна просто напенилась, кретин, — бросил Кожа.
— А что с ним? — спросил подошедший Бугай без тени эмоций.
— Что, что…, — ворчливо проговорил тощий мародёр, чувствуя, как тело под его руками постепенно успокаивается и затихает. — Эпилептиком оказался, мать его так!
Филин хмуро смотрел на них, а потом сказал:
— Как думаешь, оклемается? А то как бы эти, — он кивнул в сторону завершающих ритуал сектантов, — не стали вопить. Им вроде как живые нужны, а у нас уже второй дохляк намечается.
— И что делать будем? — взглянул на него Ломоть.
— Тебя, сука, отдадим! — зло ответил главарь. — Какого хрена вы навесили на него свои пожитки?!
Коренастый бандит с трудом выдернул лямки из сжатого кулака пленника. Филин досадливо сплюнул.
— Чего сейчас-то трепыхаться? Раньше надо было мозги включать!
— Да кто мог знать? — неуверенно пожал плечами Ломоть, который после слов предводителя получался виноватым, если сектанты откажутся от сделки.
Филин нервно покусывал губы. Посмотрел на поляну — сектанты уже спрятали насытившийся кровью артефакт в контейнер и уволокли бездыханное тело жертвы за деревья. Дождавшись, когда фанатики вернутся, главарь произнёс:
— Пойду поговорю. Как припадочный?
— Жив, но без сознания, — сообщил Кожа.
Филин кивнул и пошёл навстречу сектантам. Их комбинезоны поблёскивали пятнами свежей крови. Предводитель мародёров и фанатики несколько минут вели переговоры, потом Филин с довольным видом направился к своим людям и негромко сказал:
— Тащите его к ним, пока не передумали! Какой-то особый ритуал проведут! Еле уговорил! Упрямые твари…, — он оскалился на подчинённых: — Кожа, что сидишь?! Тащите, мать вашу!
Бандиты приподняли все ещё слабо содрогающегося Леонида, закинули его напряжённые руки себе на плечи и потащили вслед удаляющимся фанатикам. Филин начал поворачиваться в сторону остальных пленников и в этот момент краем глаза заметил странное движение.
Плечевые мышцы художника резко сократились, и головы бандитов сошлись с треском бильярдных шаров. Этот звук словно перелистнул страницу монотонного ритма последних часов и погнал время вскачь.
Будто в страшном сне Филин видел, как вялый и заплывший жирком художник развернулся на месте, продолжая удерживать обмякшие тела, прикрываясь ими, как щитом. На округлом лице почти неестественно блестели жёстким взглядом, холодные глаза.
Остальные мародёры тоже не ожидали такого поворота событий. Жнец смотрел куда-то в сторону. Бугай стоял возле пленников, достав фляжку с водой, и только собирался отпить, убрав автомат за спину. Фанатики готовили место для ритуала метрах в тридцати впереди.
Филин, ещё толком не понимая, что происходит, инстинктивно сделал шаг назад, когда «художник», даже не пытаясь снять автомат с тела Ломтя, дал из него длинную веерную очередь.
Глава 30
Трюк был стар как мир, но, как и во все времена, нашлось несколько самоуверенных баранов, которые на него попались. Изображать припадок Мякишев умел мастерски. Да и притворяться пришлось не так уж сильно — в голове все ещё бродили остатки убойного наркотика, который в него влили накануне. Последние часы, несмотря на интенсивное дыхание по системе и воду, незаметно выпитую из глубокого следа в болотистой почве, силы прибывали слишком медленно. Их могло не хватить на рывок, но тянуть дальше было равноценно самоубийству. И Мякишев решился.
Незаметно он развязал руки Антона, который был настолько поглощён ужасным зрелищем на поляне, что едва это почувствовал. Верёвку Леонид ослабил ещё в сарае, но специально не позволил парню развязаться — он был слишком слаб и не хотел нарываться раньше времени. Расчёт оказался верен, и бандиты даже сами его освободили, посчитав неопасным.