Сможет ли тот, кто найдет список, догадаться, что составивший его человек только что переехал в съемную квартиру, в которой – как и в любом другом таком жилье – на стенах нет ни одного крючка для картин? Сможет ли он представить себе сбивающий с ног запах свежей белой краски? А легкую примесь плесени? Сможет ли вообразить гостиную с мрачным зеленым ковром, все еще слегка влажным после химчистки, и все его постеры, выстроившиеся вдоль стен на высоте колен? Представит ли себе стопки книг и дисков, которые некуда ставить? А также банковский счет составителя списка, размер которого намекает, что кирпичам и доскам придется в очередной раз играть роль полок.
«Балкон» – говорилось в объявлении о сдаче. Но это нельзя было назвать настоящим балконом. Это был бетонный выступ, обнесенный ржавыми железными перилами, на котором мог поместиться либо ящик с помидорной рассадой, либо сушилка для вещей, которую Ник собирался купить, но никак не то и другое вместе. Трудно было понять, почему архитектору вообще пришло в голову возиться с балконами, если, конечно, архитектор – верное определение для того, кто спроектировал ужасную многоэтажку, в которой Ник сейчас жил. Здание построили так близко к жилому комплексу в стиле ар-деко, что Ник легко мог бы доплюнуть вишневой косточкой до окна соседней квартиры.
В объявлении было написано «кухня в стиле лофт», что, как теперь понял Ник, значило: она просто крошечная. Печь старая и грязная, с конфорками, которые наверняка грелись целую вечность; спальня больше походила на шкаф, а о ванной, решил Ник, лучше вообще не вспоминать, ведь ее проектировали в тот короткий период истории человечества, когда ковер на полу ванной считался отличной идеей.
Ник миновал перекресток, объехав похожую на многоглавую гидру стайку такс, выбежавших на прогулку. На другой стороне улицы он остановился, чтобы вставить наушники в уши и набрать номер на телефоне. Теперь, после перехода на летнее время, разница во времени с родителями снова составляла всего два часа, и он вполне мог поболтать с мамой по дороге в магазин ранним воскресным утром. Гудок в трубке прозвучал четырежды. Ник представил, как Джо Джордан берет мобильный с кухонного стола на другом конце страны и открывает дорогой кожаный чехол. До него почти донесся соленый ветер, а перед глазами встал вид из окна родительской кухни – холмистое побережье и пронзительная синева Индийского океана.
– Сынок! – воскликнула мама.
– Привет, мам. Извини, ветер шумит.
– Ты где?
– Еду на велике.
– Я бы очень хотела, чтобы ты не болтал по телефону за рулем.
– Ма-а-ам.
– Ладно, ладно. Как новая квартира?
– Печально. Противно. Пакостно. И множество других слов на «п». Кстати, о «п», – выпалил Ник и глубоко вдохнул, будто готовился нырнуть. – Подруга.
– О, ты с кем-то встречаешься, – обрадовалась мама. – Как здорово!
– Вообще-то, не думаю, что тебя это обрадует.
Он ощутил внезапное падение температуры, словно кто-то вылил жидкий азот на телефонную линию. Но все равно продолжил.
– Мы с Лаурой решили попробовать еще раз.
В последовавшем за этими словами молчании он легко мог представить выражение лица матери. Ему, казалось, было слышно, как она прикусила нижнюю губу.
– Я хочу сказать, – продолжил он, – что мы не собираемся жить вместе, не так сразу. Мы будем двигаться постепенно. С самого начала. Ну, знаешь, сперва свидания. Шаг за шагом.
Мать по-прежнему молчала.
– Она согласилась не давить на меня. А я согласился как следует подумать о том, как развивается моя карьера. Это компромисс. Я хочу сказать, может, пришло время мне начать… То есть, понимаешь, папа всегда говорил… Даже ты иногда говорила… Я никогда не думал, что быть актером легко, но и не представлял, что это так сложно. Наверное, я не смогу быть на мели постоянно. Мам?
Он слышал, как она дышит. Подбирает слова.
– Мам?
– Ты сам выбираешь свой путь, Нико. Подругу, карьеру. И все прочее. Все это ты должен выбрать сам. Не я.
– Она…
– Я знаю, дорогой. Знаю. Три года – немалый срок, и ты много вложил в эти отношения. Я могу понять твое желание все взвесить. Но если отношения не удались один раз… Я хочу сказать, что ты взрослеешь, и жизнь ставит перед тобой новые препятствия, Ник. И нужно быть уверенным, что человек, который рядом с тобой, действительно тот самый. А ведь всякий раз, когда мы с тобой разговаривали за последние месяцы, ты, по-моему, был абсолютно уверен, что ваш разрыв – к лучшему. Что случилось?
Теперь пришла очередь Ника подбирать слова.
Чувство правильности и своевременности, писал Лео, и на первый взгляд случайные встречи и события. Пытался ли бог анонимно помочь ему, когда размещал лицо Лауры везде, куда бы Ник ни посмотрел? Казалось, что всякий раз, как он поворачивал за угол, его ждал рекламный щит или витрина, с которой на него смотрела она.
Сейчас ее портрет, в разы больше реального, украшал витрину «Кантри Роуд»[31]: сплошь длинные ноги, дымчатый макияж, летящие бронзовые шелка. Ее длинные и прямые темные волосы сияли, а лицо было… каким? Ник полагал, что в «Кантри Роуд» хотели, чтобы она выглядела изысканно и недостижимо, так, словно одежда этого бренда служит пропуском в место, где никакие заботы не отразятся на твоих мыслях, лице или внешности. Она демонстрировала не только одежду от «Кантри Роуд», но и очки бренда «Офелия». На доброй половине городских автобусов разместили ее изображение в пурпурных очках, с вьющимися волосами, слегка растрепанными тщательно срежиссированным бризом.
Даже в «Звезде Александрия Парк» через страницу от гороскопа Лео появилась реклама игристых вин «Шанс», и в ней, на фоне деревянных винных бочек, в джинсах, подчеркивающих ее стройные ноги и невероятно тонкую талию, красовалась она, Лаура Митчелл. Блузка цвета розы была целомудренно застегнута на все пуговицы, но при этом тесно ее облегала. Нежные, идеальной формы губы изгибались в манящей улыбке, а наманикюренные пальчики небрежно держали высокий бокал с шампанским. Золотистое вино в бокале мерцало, маня обещанием свадебных колоколов, и на его поверхности вспыхивали искры праздничных огней. «Лови свой шанс» – гласила надпись, сделанная изысканным курсивом.
Когда Вселенная отправляет вам сообщение в виде шанса, разумнее не закрывать перед ним дверь…
Ник понимал, что мать ждет от него ответа.
– Просто думаю, что так будет… правильно. Понимаешь? – сказал он.
– Нико?
– Да, мам?
– Ты же знаешь, что склонен видеть в людях только лучшее. И это здорово… Только береги свое сердце.
– Эй, – воскликнул Ник, вспомнив, о чем еще хотел рассказать маме, – ни за что не догадаешься, кого я недавно встретил. Дважды. Жюстин Кармайкл.
– Жюстин? О боже. Правда? Как она поживает? Чем занимается?
– Работает в журнале.
– Ну еще бы, – сказала мама с довольным вздохом. – Ей же всегда нравились слова, правда?
Ник начал рассказывать матери об их с Жюстин импровизированном ужине в парке, об их встрече в «Роге изобилия», о том, что она ничуть не изменилась, и внезапно понял, что описывает все очень подробно. Может быть, даже излишне подробно, словно он тщательно скрывал в себе желание поговорить с кем-нибудь. О Жюстин.
– Вы двое были такими хорошими друзьями, – сказала мать Ника. – Знаешь, Мэнди и я, мы когда-то мечтали, чтобы вы с Жюстин… ну, все это было давным-давно. Я очень скучаю по Мэнди.
Возникла короткая пауза.
– Иногда я думаю, как бы мы жили, если бы никогда не уезжали из Эденвейла, – задумчиво выдала Джо.
Ник подъехал к магазину.
– Мне пора, мам.
– Люблю тебя, дорогой, – сказала она. – Если встретишь Жюстин снова, обязательно передавай привет.
Близнецы
Как-то в конце мая, в полдень пятницы Джереми Бирн без предупреждения собрал весь штат «Звезды Александрия Парк» в обеденной комнате. Сам он встал во главе стола с серьезным лицом.
– Что происходит? – спросила Жюстин, устраиваясь рядом с Анвен.
– Похоже, ничего хорошего, – ответила та.
– Кто-то… Что-то не так? – продолжила Жюстин, на что Анвен просто пожала плечами.
Жюстин присмотрелась к лицам коллег. В дверях мялась Барбел, очевидно, недовольная неожиданным вмешательством в рабочий процесс. Генри, новый помощник, в напряженной позе сидел справа от Джереми. Жюстин про себя называла его Халком, ведь, несмотря на его щуплость и прилизанность, у нее были опасения, что от амбиций, однажды вырвавшихся на свободу, его либеральность перерастет все разумные пределы, и швы рубашки от «Родд энд Ганн»[32] просто не выдержат.
Джереми прочистил горло. Рома и Радослав, сообщил он, этим утром отправились на «Камри» на задание в другой части города и попали в аварию.
– Что за черт? – воскликнул Мартин Оливер, сжав кулаки, словно готов был кого-нибудь ударить.
Жюстин вглядывалась в лицо Джереми, стараясь не думать о худшем. По крайней мере до тех пор, пока выбора не останется.
– Но они ведь в порядке? – спросила Барбел в тот самый момент, когда Анвен воскликнула:
– Боже мой!
Джереми ответил, что они в больнице, но, хотя столкновение произошло на скоростном шоссе и на приличной скорости, оба, к счастью, отделались легкими травмами.
– Я только что вернулся из больницы и видел их обоих, – заверил Джереми коллег, добавив, что Роме сегодня днем предстоит операция на неудачно сломанных лодыжке и запястье. У Радослава тем временем обнаружили травму шеи и легкий шок, поэтому, скорее всего, его отпустят уже завтра утром.
– Хотя шишка у него на лбу весьма впечатляющая, – добавил Джереми. – Теперь он здорово похож на белугу.
Водитель-новичок на видавшем виды «Холден Джемини»[33] тоже не слишком пострадала, сообщил Джереми, хотя, возможно, изрядно перетрусила, когда Радослав на адреналине выскочил из машины и высказал все, что думает о ее водительских навыках. Присутствующие обменялись понимающими взглядами, но, хотя все подумали, по мнению Жюстин, приблизительно об одном и том же, никто ничего не сказал.