– Можешь представить? Выхожу на балкон, чтобы полить беднягу папоротник, который ты вытащила туда умирать, и кого же я вижу на соседнем балконе, прямо напротив, как не Ника Джордана! Я держала этого парня на руках в день, когда он родился. А теперь посмотри, как он вымахал.
– Привет, сосед, – сказала Жюстин.
– Простите, ребятки, – продолжила Мэнди, скользнув ногами в сверкающие туфли на высоких каблуках. – Я встречаюсь с девчонками в городе и, если не потороплюсь, рискую опоздать. Дорогая, я приготовила тебе бараньи голяшки. Дай им еще полчасика постоять. – Она вдела в мочку дужку крупной висячей сережки. – В буфете кус-кус. Почему бы тебе не пригласить Ника поужинать с тобой? Еды хватит на целую армию. Знаешь, Ник, за ней нужен глаз да глаз. Почти ничего не ест. Носится туда-сюда целыми днями, а поесть совсем забывает. – Она сняла импровизированный фартук с талии и взбила локоны. – Со мной такого не случается, к несчастью. – В подтверждение своих слов она похлопала себя по попе. – Прости, Ник, милый, но мне пора бежать. В следующий раз, когда приеду в город… – Мэнди на секунду смолкла, нанося еще слой помады и раскатывая его по губам. – …Давай пообедаем вместе. М?
Ник открыл было рот для ответа, но Мэнди продолжила:
– Дрю будет рад тебя увидеть. И я хочу услышать все новости. Обязательно передай маме, что я ее люблю, хорошо?
Ник пытался втиснуть пару слов, но смог только открыть рот, как золотая рыбка. Жюстин ухмыльнулась; если ты хотел вклиниться в монолог Мэнди Кармайкл, требовалась определенная подготовка, а Ник явно был не в форме.
– Знаешь, я несчетное количество раз думала, что нужно позвонить Джо, но время всегда казалось неподходящим, и я думала, что сделаю это позже, но позже, конечно, было ничуть не лучше. Скажи ей, мне жаль, что я была такой плохой подругой, ладно?
Ник ограничился кивком.
– Рада была повидаться, Ник. Чудесно выглядишь, – трещала Мэнди. – Правда чудесно. Поверить не могу. Прямо напротив! А она мне ничего не сказала. Поневоле задумаешься, что еще она скрывает, да? Ну все. Я побежала.
Она поцеловала Жюстин на прощание, оставив очередной след, а затем потянулась чмокнуть Ника в щеку.
– Я вернусь поздно, так что увидимся утром, птичка моя. Я приготовлю завтрак, ладно? Говорю тебе, Ник, эта девчонка совсем не ест. Мне правда пора. Пока!
Кухня после ухода Мэнди показалась Жюстин пустыней перед приходом урагана. Она представила, как трепещущие травинки и кустики льнут к земле, и во внезапно застывшем воздухе разливается странная, тревожная тишина.
– Она не изменилась, – прервал молчание Ник.
– Так и есть, – согласилась Жюстин.
Когда беседа снова зашла в тупик, Ник спросил:
– Как работа? Есть еще сенсации в процессе?
– Не в этом месяце, – ответила Жюстин, и снова на кухне воцарилось молчание.
– Ужасный день, – предпринял еще одну попытку Ник.
– Думаю, дождь уже кончился.
– У тебя, по крайней мере, тепло. У меня температура как в холодильнике.
Жюстин решилась:
– Я правда приглашаю тебя. Остаться на ужин.
– Я бы с радостью, – ответил Ник. – Честно. Но у меня репетиция через полчаса. Один из недостатков полупрофессиональных постановок – все эти репетиции в выходные и по вечерам.
А, подумала Жюстин, точно. Вот почему он так редко бывает дома.
– Кстати о театре, – воодушевленно начала она, взяв визитку Элисон Тарф. – У меня для тебя кое-что есть.
Ник взял ее. Всмотрелся в мелкие буковки.
– Элисон Тарф? Та самая Элисон Тарф?
– Да, – подтвердила Жюстин. – Я встречалась с ней на той неделе. По работе.
– И?..
– И она раскручивает новую компанию. Называется «Шекспир со стороны». Следующие несколько месяцев она будет набирать основной состав труппы. Надеюсь, ты не возражаешь, что я рассказала ей о твоем Ромео. Она сказала, цитирую: «Я жду его звонка».
Жюстин множество раз проигрывала эту сцену в голове, но сейчас, когда все происходило на самом деле, она слегка смутилась, словно ее уличили в пересечении какой-то невидимой границы. Ник ничего не сказал. Он просто смотрел на визитку в своей руке.
– То есть если ты не… – начала Жюстин. – Если это не твое… Я просто подумала, что это может…
– Послушай, это была отличная мысль. Потрясающая мысль, – заверил он. – И Элисон Тарф – вау. Я бы с радостью поработал с Элисон Тарф, но…
– Но?
Ник сделал глубокий вдох.
– Видишь ли, я обещал. Обещал своей девушке. Обещал, что, как только закончу с «Ромео и Джульеттой», поищу более надежную работу.
– Оу, – выдавила Жюстин.
– Лаура – Козерог. А ее восходящий знак – Лев. Можешь представить, какой у нее вкус. В одежде, в винах, в драгоценностях.
В коврах, подумала Жюстин. И диванах.
– Прости, Жюстин, – сказал Ник. – Я правда благодарен тебе за беспокойство. В смысле, с Элисон Тарф. Попасть к ней на прослушивание было бы для меня огромной удачей.
Жюстин кивнула и отвернулась, чтобы он не смог заметить разочарования на ее лице. Она надела рукавицу-прихватку и сняла крышку с огромной чугунной кастрюли Мэнди.
Внутри все кипело и пахло так, что слюнки текли.
– Я понимаю, – согласилась Жюстин, бессмысленно тыча деревянной ложкой в голяшку. – Ты обещал.
– Кстати, об обещаниях, – вставил Ник. – Ты обещала мне показать какой-то загадочный вид. Можно?
– Что, сейчас?
– У меня есть еще около четверти часа.
Жюстин накрыла кастрюлю крышкой и на секунду задумалась.
– Там может быть довольно ветрено.
– Пожалуйста, – попросил он, и улыбка на его лице была такой же, как у прежнего Ника Джордана. Она словно прямиком перенеслась во второй класс: так он улыбался, когда в ее коробке с завтраком еще оставался шоколадный лягушонок, а у него – уже только морковные дольки.
Казалось невероятным, что Флер Кармайкл не знала о крыше, но ни разу за все проведенное в Эвелин Тауэрс в детстве время ее бабушка не приводила Жюстин сюда.
Дверь, ведущую на крышу, заметить было непросто. Она пряталась в нише на лестничной площадке двенадцатого этажа, была выкрашена той же краской, что и стены, и не имела даже дверной ручки – только скважину замка. Жюстин полагала, что, по мнению Флер, за этой дверью не было ничего интересного, лишь всякие швабры, ведра, метлы и сломанные стремянки.
Когда Жюстин переехала в эту квартиру, отец вручил ей огромную связку ключей. Здесь были ключ от подъезда, ключ от входной двери в квартиру, ключ от балконной двери, а вот назначение остальных оставалось тайной. Как-то в воскресенье Жюстин обнаружила, что один из них отпирает дверку на лестничной площадке и что за этой дверкой прячется крутая железная лестница.
Этим вечером воздух на лесенке был морозным и неподвижным, но как только Жюстин открыла дверь на крышу, ее чуть не сбил с ног порыв ледяного ветра. Ни рубашка с рукавом, ни тоненький вязаный жилет не обеспечивали ей достаточной защиты.
– Черт возьми! – воскликнул Ник, выходя следом за Жюстин на крышу. – Это потрясающе.
На самом деле крыша не представляла из себя ничего примечательного: бетонный квадрат, мокрый и поблескивающий после недавнего дождя, опрокинутая сушилка для белья, пара пустых цветочных ящиков и прожектор с разбитой лампой. Впечатляющим был вид, открывавшийся на город, на реку и даже на подмигивающие далекими огоньками холмы.
– Я обычно прихожу сюда смотреть фейерверки на Новый год, – сказала Жюстин. – А еще отсюда можно смотреть фестиваль фильмов Александрия Парк, только без звука.
Она давно собиралась привести это место в порядок, объяснила Жюстин: найти уличную мебель, посадить какую-нибудь траву и цветы в ящики. Но до сих пор у нее не вышло даже сменить лампочку в прожекторе.
Стоя на краю крыши, Жюстин вздрогнула. Ник полуавтоматически стянул свой джемпер, прямо за воротник, через голову, и протянул в ее сторону. Под ним у Ника была лишь футболка, и Жюстин заметила, что кожа на руках у парня тут же покрылась мурашками от холода.
– Нет, не надо, – отказалась она. – Я в порядке, правда.
– Не глупи. Ты замерзла, – возразил Ник.
Джемпер был связан из мягкой серой шерсти, нагретой теплом тела Ника, и слегка пах сандалом.
– Кто еще сюда приходит? – спросил Ник, прогуливаясь вдоль выходящей на парк стороны крыши.
– Я никогда никого тут не встречала, – ответила Жюстин. – Разве что птиц.
– Тут можно так развернуться, – заявил Ник.
Она смотрела, как он проверяет на прочность столбик сушилки, а потом тянет обвисшую проволоку. Парень присел на корточки у прожектора, исследуя его состояние, и Жюстин, решив, что она на достаточном расстоянии, чтобы сказать нечто слишком личное и потому неудобное, сделала глубокий вдох.
– Ник, по поводу того обещания, что ты дал. Своей девушке. Послушай, я видела тебя на сцене с Верди. Я видела тебя на сцене, когда мы были детьми. В школе, знаешь… у тебя… в тебе просто… больше света, чем в других людях. Это твой дар.
Тут он подошел к ней, сжимая в руке разбитую лампу из прожектора.
– Света? – переспросил он, хмыкнув. – Так может, мне просто принести тебе новую лампочку? Это будет мой дар крыше.
– Спасибо, – сказала она, не собираясь, однако, менять тему. – Но ты же слышишь, что именно я тебе говорю?
Когда Жюстин посмотрела на него, он выглядел настолько беззащитным, что девушка смутилась.
– Жюс, как ты узнала… – начал он, затем попробовал по-другому: – То есть как можно знать наверняка, что следовать своему призванию – верное решение? Как у тебя с журналистикой. Ты великолепно пишешь, но приходится ждать своего места. И ты все еще ждешь. Но как тебе удается сохранять веру?
Если бы спрашивал кто-то другой, Жюстин, наверное, постаралась бы сказать что-нибудь умное или хотя бы ободряющее. Но, поскольку спрашивал Ник, мозг превратился в кучу беспорядочно сигналящих нейронов. Она беспомощно пожала плечами.
Ник вздохнул.
– В прошлом месяце Лео сказал…