Искренне ваша, Давина Дивайн.
Диплом астролога базового и высшего уровня с отличием (ФАА[81])
Едва Жюстин прочитала первое предложение, ее сердце застучало быстрее. Через два предложения оно понеслось вскачь. К тому времени, как она закончила читать, ее пульс зашкаливал. Вычурный лист с русалочками дрожал в ее руке.
– Вот я и думаю, – сказал Дэниел, – не могла бы ты просветить меня насчет сути запроса миз Дивайн?
Захлебываясь в адреналиновой волне, Жюстин пыталась оценить ситуацию. Дэниел получил письмо от сумасшедшей поклонницы астрологии. И на этом все. Это само по себе значило не так уж много. Но затем Дэниел открыл картонную папку, лежащую перед ним, а в ней оказалась пачка листов, которые были знакомы Жюстин слишком уж хорошо. Когда Дэниел разложил листы веером, Жюстин увидела факсы Лео, большей частью слегка помятые и все с маленькими рваными дырочками примерно посередине. Дэниел перебрал стопку документов, надетых на иглу.
Мозг: Нехорошо.
С факсами чередовались страницы из «Звезды». Страницы с гороскопами. И на факсах, и на страницах журнала были ядовито-розовые полосы, сделанные маркером. Водолей, Водолей, Водолей. Это слово налетело на Жюстин сразу со всех сторон.
Мозг: Определенно, нехорошо.
На факсах Лео Жюстин заметила выделенные слова «решительно торите новую тропу», и «из-за сильных, противоречащих друг другу», и «в противовес Сатурну заставит вас». В журнальных листах их место заняли другие слова – слова самой Жюстин. «Рай без асфальта», «способ Бога сохранить анонимность», «съедобный гриб от поганки», «Будь мне подругой, дерзость».
Дэниел, заметив, что Жюстин разглядела и оценила все содержимое папки, закрыл ее.
– Зачем ты это сделала? – спросил он.
Жюстин попыталась ответить, но ее язык не шевелился, словно под анестезией. Она бессильно пожала плечами.
Дэниел продолжал смотреть на нее, и пока он смотрел, Жюстин внезапно ощутила всю серьезность проблем, с которыми сталкиваешься, переспав с боссом. Тебя могут жестко отчитывать за то, что ты напортачила в колонке гороскопов, а ты будешь вспоминать о том, как он целовал тебя в носик. Или вдруг, совсем не к месту, подумаешь о том, что знаешь, как именно твой босс выглядит во время оргазма. Дэниел, к примеру, широко распахивал глаза, становясь похожим на смуглую версию Астро Боя.
– Я бы выбросил это письмо в корзину, – признался Дэниел, – если бы не вспомнил, то утро сразу после твоего повышения. Когда я пришел в офис, тебя не было на новом месте. Ты сидела за своим прежним столом, набирая колонку гороскопов. Чтобы помочь Генри, как ты тогда сказала.
Жюстин показалось, что ее видят насквозь.
– Но у меня есть теория, – продолжил Дэниел, – о том, почему ты это сделала.
Все время, пока говорил, он непрерывно крутил между пальцами ручку. При этом выглядел сосредоточенным, и одновременно слегка довольным собой, как детектив, объясняющий в конце книги, кто преступник.
– Ты исправляла всегда лишь Водолея. Не другие знаки, – объяснил он. – И это заставляет меня думать, что ты… так, сформулирую это следующим образом. Суть моей теории в том, что, изменяя гороскопы Лео, ты пыталась стимулировать свою лучшую часть, подавить материалистичные устремления, возможно, исцелиться от несчастной любви и, определенно, двигаться к тому, чего ты действительно хочешь от жизни. Последовать за мечтой. Ведь ты – Водолей, так ведь, Жюстин? И ты пыталась с помощью колонки Лео изменить свою судьбу.
Мозг: На самом деле, Жюстин, это гениально.
Жюстин: Знаю. И намного лучше, чем правда.
Жюстин изобразила смесь раскаяния и восхищения.
– Ого, – сказала она Дэниелу. – Это потрясающе. Потому что ты абсолютно прав.
Неужели ей показалось? Или накачанная грудь любителя спортзала в лице Дэниела действительно слегка выпятилась?
– Ладно, – сказал Дэниел. – Я рад, что мы к чему-то пришли.
Он еще не улыбнулся, но его лицевые мышцы явно двинулись в этом направлении.
– Хотя это было ужасно глупо с твоей стороны, – продолжил он, и Жюстин постаралась, чтобы раскаяние на ее лице стало особо заметным. – Ты, наверное, думала: «Это же просто гороскоп». И, знаешь, ты по-своему права. Это всего лишь гороскоп. Но Лео Торнбери – один из наших старейших и самых заслуженных авторов. Ты умна и, скорее всего, просчитала: вероятность того, что Лео когда-нибудь все узнает, стремится к нулю. Но, Жюстин, что, если бы он увидел журнал? Что, если бы заметил изменения, которые ты внесла? То, что ты сделала, крайне неуважительно. Не говоря уже о том, что это совершенно неэтично.
– Я знаю, – покаялась Жюстин. – И мне очень жаль. Я никогда больше так не сделаю.
– Поклянись, что так и будет, – потребовал Дэниел. – Потому что если ты это сделаешь, мне придется как минимум вернуть тебя на каторжную должность всеобщего помощника. Как максимум – попрощаться с тобой.
«Работа есть работа», – печально подумала Жюстин.
– Поэтому ты никогда не сделаешь это снова. И, дабы убедиться, что у тебя не будет даже соблазна, я предупреждаю, что, хотя и не стану рассказывать Генри о твоих редакторских экспериментах, обязательно скажу, чтобы гороскопу на этот месяц уделили особое внимание. Скажу, что мне нужна стопроцентная точность в наборе текста. И что я, возможно, это проверю.
– Кто еще знает об этом?
– Только ты и я, – успокоил ее Дэниел. – И, думаю, будет лучше, если все так и останется.
– Спасибо тебе.
– Тогда решено. – Дэниел взял ручку и рассеянно перечеркнул лист, лежащий перед ним. – И, Жюстин?
– Да? – обернулась она, страстно желая, чтобы он сказал что-нибудь, что угодно, подтвердив, что они провели половину выходных вместе, в постели. Что она ему нравится.
– У тебя есть все задатки отличного журналиста, – сказал Дэниел. – Не делай больше таких глупостей, ладно?
Просьба ее задела, хоть и была абсолютно справедливой. Она совершила глупость. Она совершила глупость, взявшись править гороскопы, и еще одну, когда связалась с Дэниелом.
– Не буду, – сказала она.
– Обещаешь?
– Обещаю, – подтвердила она. И она действительно так думала.
Вернувшись домой вечером, Жюстин чувствовала себя такой измотанной, что перед глазами плыл туман, а голова кружилась. Все суставы болели, и она не могла понять, жарко ей или холодно; щеки горели, но при этом ее била дрожь. Неужели она заболела? Нет, конечно нет. Это было бы ужасно не вовремя.
Она подошла закрыть шторы в гостиной и увидела на противоположном балконе Ника Джордана в сандаловом свитере и уггах из овчины: он вынимал оливковую ветвь из их корзины. Подняв глаза и заметив Жюстин, он улыбнулся, приложил одну руку к сердцу, а вторую протянул вперед, с зажатой в ней, на манер розы, веткой.
Жюстин открыла балконную дверь, и от прохладного вечернего воздуха задрожала еще сильнее.
– Это когда-то было оливковой ветвью? – спросил Ник.
– Это когда-то было неудачной попыткой извиниться.
– Я был в отъезде, – объяснил Ник, уронив ветку на свой балкон.
– Так далеко, что не мог ответить ни на один мой звонок?
– Может, и не так далеко. Но мне потребовалось время, чтобы обдумать тот наш небольшой разговор.
– Я правда сожалею, Ник. Обо всех тех глупостях, которые наговорила.
– Это были не глупости.
– Нет, глупости. И грубости. Я не должна была говорить всю эту чушь про водяные лилии. Я не контролировала свой язык.
– Со Стрельцами это случается.
– Я думала, что ты до конца жизни не станешь со мной разговаривать, – жалобно протянула Жюстин. В горле застрял болезненный ком.
– Эй, ты в порядке?
– Ага, я… похоже, не особо. Слушай, я не знаю, – призналась Жюстин. – Моя голова. А теперь и горло.
– Ты больна?
– Нет. Ненавижу болеть. Это скучно.
Ник покачал головой, давая понять, что считает ее безнадежной.
– Зайди внутрь и грейся. Я приду через секунду.
– Я в порядке, – отмахнулась Жюстин, но Ник уже скрылся в квартире.
Прошло не так уж много времени с тех пор, как она в последний раз видела Ника. Всего-то несколько недель. И все равно его появление у ее двери – после такого перерыва – заставило ее вспомнить одно немецкое слово. Unheimlich[82]. Таким был Ник. Он был собой, только чуть больше, чем обычно, словно его, как картинку, обвели по контуру четкой линией или усилили насыщенность цвета до максимума. Unheimlich: незнакомый, но только если то, что незнакомо, в то же самое время знакомо до мельчайших деталей. Ей-богу, у немцев есть отличные слова.
Жюстин почувствовала запах сандала от свитера Ника и испугалась, что натворит очередных глупостей – например, бросится в его теплые объятия, расплачется и обо всем расскажет. О том, что Дэниел ее отчитал. О гороскопах. О…
– Ты и впрямь дерьмово выглядишь, – заявил Ник.
– Спасибо, – удалось ей съязвить.
– У тебя есть лимоны?
– Должен быть один, засохший, на дне ящика с фруктами. А что?
– Ты – на диван. Прямо сейчас. Я вернусь через минуту.
Жюстин свернулась в уголке дивана и натянула на себя плед. Из кухни доносились хлопанье открывающихся и закрывающихся шкафов и звон посуды. Наконец появился Ник, вручивший Жюстин две таблетки парацетамола и кружку, полную горячей желтой жидкости, на поверхности которой, похоже, плавали крошки сертифицированной органической почвы от Лесли-Энн Стоун. Жюстин сделала пробный глоток и скривилась.
– Что за дрянь?
– Мед и лимон, – ответил Ник, устроившись рядом с ногами Жюстин. – Обычные ингредиенты. А еще давленый чеснок и щепотка кайенского перца. Знаю, знаю. Но это поможет тебе поправиться.
Она сделала еще глоток, но отвратительный вкус не изменился.
И тут Ник сделал кое-что странное и милое. Он протянул руку и коснулся лба Жюстин тыльной стороной ладони. Это произвело на нее странный эффект, заставив слезы собраться под прикрытыми веками.