– Ого, ты просто ходячий секс, – впечатлился парень.
Спустя недолгое время Калеб и Ферн представляли собой спутанный клубок рук, ног и языков. Их шатнуло назад, и Калеб наступил на помело метлы; ее ручка полетела в открытый шкаф, прямо на пульт. Последовала серия коротких вспышек, похожих на замыкание. Полетели искры, и, без ведома Калеба и Ферн, один из стеклянных лифтов казино «Галактика», содрогнувшись, застыл где-то между двадцать-третьим и двадцать четвертым этажом.
Калеб прижал Ферн к груди, отгородив от пульта, а в воздухе оранжереи стал расползаться легкий запах гари.
– Черт, – буркнул он.
– Фейерверк, – возразила Ферн.
Ник ощутил, что лифт резко замер, а потом пару раз дернулся вверх – вниз, как мячик на резинке.
– Это плохо, – сказала девочка с тряпичным рюкзаком, глядя на потолок лифта.
Ник стукнул по кнопке «Бальный зал», но не добился никакого эффекта. Он нажимал первый и технический этажи, даже парковку. Затем в отчаянии нажал разом несколько кнопок разных этажей, да еще и кнопку, открывающую двери лифта. Но створки не открылись. И лифт не сдвинулся даже на миллиметр. Единственное, что по-прежнему работало, это динамик над закрытыми дверями, из которого неслись успокаивающие звуки песни «Мы с вами вместе» Бена Ли.
– Дерьмо! – выругался Ник.
Затем вспомнил, что его телефон сейчас, наверное, глодают карпы в пруду.
– Дважды дерьмо! – заорал он и пнул створки лифта.
Мальчик с девочкой прижались друг к другу, а затем отпрянули, словно их ударило током.
– О, черт. Извините. Слушайте, все в порядке. Я в порядке. Прошу прощения, – сказал Ник. – У меня сегодня очень странный вечер, ясно? К тому же, я потерял свой мобильный. Так что придется воспользоваться одним из ваших.
Ребята переглянулись.
– Мой разряжен, – сказал мальчик. – В смысле, полностью.
– А у меня его просто нет, – добавила девочка.
– Вы серьезно? Что вы за подростки такие?
– Бедные, в моем случае, – ответила девочка, пожав плечами. – Неорганизованные – в его.
– Извини. Извини. Черт, извини. Просто… знаете, я опаздываю на встречу со своей девушкой уже на несколько часов, а в кармане у меня кольцо с огромным рубином, и она ждет, что сегодня я одену его ей на палец, а еще я очень хотел увидеть Блесид Джонс, а теперь концерт наверняка уже окончен, и вообще, это должна была быть очень, как бы сказать, важная ночь…
– Вряд ли это надолго, так ведь? – спросила девочка, тоже пробуя нажать разные кнопки. – Они скоро запустят лифты, да?
– Смотрите, – показал куда-то мальчик.
Ник увидел, что по соседству с их лифтом легко ползет вверх другой стеклянный коробок.
– Трижды дерьмо, – сказал он, но уже без прежнего пыла. – Почему? – спросила девочка.
– Потому, что люди – ленивые ублюдки. Если бы сломались все лифты в здании, это было бы сразу заметно. Но один вставший лифт? Можно просто воспользоваться другим. Так ведь? Возможно, нам придется здесь посидеть.
– Мы могли бы использовать кнопку вызова лифтера, – робко предложил мальчик, и Ник слегка смутился, понимая, что в этой ситуации ему не удалось проявить себя взрослым, здравомыслящим человеком. Он отыскал кнопку со значком трубки, а когда нажал ее, из динамика внизу панели раздались длинные гудки. Гудки шли, шли и шли. А затем резко оборвались.
Ник снова нажал кнопку. Но и во второй раз Нику не удалось дозвониться до кого-нибудь, кто мог бы им помочь.
– Новогодняя ночь, – пожал плечами мальчик. – Может быть, много вызовов?
В паре кварталов от казино линия электронных табло и билбордов – мерцающих картинками и огнями – резко уходила вверх, образуя пик в силуэте города. На квадратном экране в центре шли по убывающей цифры, в которых Ник без труда узнал обратный отсчет секунд, оставшихся до полуночи. 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1…
– Ну, с Новым Годом, ребята, – мрачно сказал Ник, и после его слов небо над билбордами расцвело сверкающими огнями фейерверков – ослепительно белыми, розовыми, красными, голубыми, зелеными.
– Давай, – обратился Ник к мальчишке. – Поцелуй свою подружку. Я отвернусь.
Тот покраснел, как свекла.
– Она не, эм… мы просто друзья. – И хотя мальчик был слишком поглощен собственным смущением, Ник довольно ясно заметил, как в сине-зеленых глазах девочки внезапно промелькнуло и пропало горькое разочарование.
В двух часах к западу от города, в Эденвейле, Жюстин сидела на самой удобной части родительского дивана – той, что поближе к кофейному столику, на котором стояла полупустая бутылка джина, тарелочка с ломтиками вяленого лайма и тоник без газа. На Жюстин было надето нечто похожее на пижаму, чем по сути, оно и являлось: безразмерная футболка в бело-розовую полоску со словом «мечта», украшенным золотыми блестками, на груди, и черные леггинсы с огромной драной дырой на одном колене. Момент, когда стрелки часов перешли с 11.59 на 12:00, Жюстин встретила в одиночестве, не считая джина с тоником в руке, храпящего старого спаниеля на коврике в гостиной и телевизора, без звука, показывающего фейерверки над городом в прямом эфире.
Чуть раньше вечером, Мэнди Кармайкл, наряженная в слишком короткий халатик медсестры, и Дрю Кармайкл, в авиаторских очках и потрепанной летной куртке, пытались уговорить Жюстин отправиться с ними на предновогоднюю вечеринку. Ее проводили Макферсоны в сарае для стрижки овец, а темой было «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь».
– Не могу придумать костюм, – ответила Жюстин, понимая, что говорит сварливым тоном.
– Но ведь ты можешь одеться кем угодно, милая, – сказала Мэнди. – Вообще не важно. Я, например, никогда не хотела быть медсестрой. Просто решила, что если у тебя красивые ноги, надо их иногда показывать, да?
– Мак выставит бочку своего знаменитого пунша на сорок четыре галлона, – вставил Дрю.
Пьяные пятидесятилетние друзья родителей, беседы с родителями школьных друзей об их (друзей) успехах, свадьбах и детях. Пыльная солома. Насморк. Вездесущий запах овечьего дерьма и ланолина.
– Не думаю, что смогу это выдержать, папуль. Не сегодня.
И вот наступила полночь, а с ней и новый год. Жюстин сделала глоток джина с тоником. В телевизоре празднующие пели, обнимались и целовались, восторженные репортерши что-то вещали ярко накрашенными ртами, а в небе вспыхивал и сгорал нитрат калия. Мир прекрасно обходился без нее, но ей не хотелось на это смотреть. Она нажала копку «выкл.» на пульте, вышла на заднюю террасу, подтащила одно из домашне-уличных кресел матери к краю деревянного настила, откуда было лучше видно небо.
Подняв голову к звездам, Жюстин прошептала:
– Давайте попробуем в этом году справиться получше, хорошо?
Под неподвижным стеклянным лифтом на фасаде казино «Галактика» огни светофоров мигали изумрудным, янтарным, рубиновым. Машины ехали и останавливались. Ярко освещенное чертово колесо делало круг за кругом, перенося очередную компанию пассажиров на десять минут вперед в будущее. Ник жал кнопку экстренного вызова снова, и снова, и снова, пока, наконец, не сдался и не уселся на пол.
Девочка достала бутылку из рюкзака и – хоть та и была практически пуста – протянула ее Нику.
– Имбирное пиво Стоуна? – удивился Ник. – Правда? Поверить не могу, что вы, ребята, еще пьете эту лабуду.
Тем не менее, сам он сделал из бутылки большой глоток. Обжигающая сладость сперва заставила его поморщиться, но затем нахлынули вызванные ей воспоминания. Песчаный пляж, отдаленный рокот басов и подростковая версия Жюстин, которая, прислонившись к его груди, показывала на что-то в ночном небе. Что же она тогда сказала?
– Но в это время в небе плясала звезда, – пробормотал Ник себе под нос, и девочка напротив улыбнулась ему.
– Под ней-то я и родилась, – продолжила она. – Что ты сказала[101]?
– Но в это время в небе плясала звезда, – повторила девочка, – под ней-то я и родилась.
Ник моргнул.
– Ты знаешь эти строчки?
– Конечно. Это Беатриче, из «Много шума из ничего». А я-то думала, что и тебе они знакомы… Ромео.
Ник поморщился.
– Вы двое были в Ботаническом саду сегодня?
Ребята кивнули.
– Так вы и пса видели? Вы видели все?
– Ага, – подтвердила девочка. – Это было потрясающе. То, как ты вжился в роль, без подготовки и всего прочего. По тебе и незаметно было, что ты не играл Ромео с самого начала.
– Спасибо, – сказал Ник. – Я отвез пса к ветеринару. Сразу после спектакля. Надеюсь, с ним все будет в порядке. Я Ник, кстати.
– Фиби. А он – Люк.
– Она тоже актриса, – вставил Люк.
– Правда? – спросил у девочки Ник. Фиби изобразила смущение.
– Ты не поверишь, как она любит Шекспира. Она просто потрясающая, – с жаром сказал Люк, а Фиби на этот раз покраснела. – Она знает все цитаты, и монологи, и все такое. Ругательства тоже. В гневе она бывает страшной. Проверь ее. Давай. Могу поспорить, она знает все, что ты спросишь.
Ник пожал плечами. Все равно, делать было больше нечего.
– О время, – процитировал он, – здесь нужна твоя рука…
– Мне не распутать этого клубка! – даже не пыталась девочка изобразить задумчивость. – Виола, «Двенадцатая ночь»[102].
– Зло есть добро, добро есть зло, – поддразнил Ник.
– Ведьмы из «Шотландской пьесы», – сказала Фиби, постукивая по кончику носа. – Летим, вскочив на помело![103]
– Видишь? – просиял Люк.
– У меня есть подруга, точь-в-точь как ты, – сказал Ник Фиби. – У нее тоже нереальная память. Стоит ей один раз увидеть сценарий, и он словно отпечатывается у нее в мозгу. Она тоже иногда слегка пугает, но с ней здорово учить роли. То есть было здорово.
– Было? – спросила Фиби с проснувшимся интересом.
Ник вздохнул.
– На самом деле, это долгая история. И если нам повезет, то мы не пробудем здесь достаточно долго, чтобы услышать ее целиком.