Когда он закончил, небо уже не было черным, скорее, его можно было назвать просто серым, если не вглядываться, различая мельчайшие его оттенки.
– Поэтому сюда я ехал кружным путем, – закончил Ник. – Очень долгим кружным путем. Но вот я здесь. И можешь мне обещать, что если захочешь мне что-то сообщить, то скажешь прямо? Не проси астрологов сделать это, ладно? И сама не притворяйся астрологом. Так все слишком запутанно.
Жюстин хихикнула.
– Это даже не сработало, – заметила она. – Если подумать, то все мои предсказания выходили мне боком. Будь мне подругой, дерзость! И с головы до ног вооружи! Могло ли это обернуться хуже, чем обернулось?
– И все же я здесь. И мы вместе.
– Исключительно благодаря удаче, – сказала Жюстин. – Исключительно благодаря… удачному вмешательству случая. То есть, если бы ты не увидел, как бродячую собаку сбила машина, и если бы лифт не застрял так надолго, и эта девочка не начала бы цитировать тебе Шекспира, что тогда? Выбор внутри выбора внутри случая. Это все очень сложно и запутанно. Как вообще вышло, что все идет так, как должно идти?
– Я не знаю, как это работает, Жюс. Но знаю, что работает.
– А если вернуться еще дальше в прошлое… Что, если бы Блесид Джонс никогда бы не написала эту песню, или не отправилась бы в этот бар, или ее сердце не было бы разбито, или…
– Шшшшш, – шепнул Ник.
Мозг: Я почти уверен, что он сейчас тебя поцелует.
Жюстин: Наверное, ты прав.
Мозг: Ну, так мы счастливы?
Жюстин: Я все думаю, может, мы бредим.
– С Новым Годом, Жюстин, – сказал Ник.
А потом он ее все-таки поцеловал. И она поцеловала его в ответ.
Перекресток
На западном побережье страны первый день нового года еще только начинался, когда Джоанну Джордан – проводившую новый год не одним бокалом шампанского – разбудил телефон, зазвонивший на прикроватном столике. Жара уже отправила в спальню своих разведчиков – солнечные лучи пробивались по бокам жалюзи; днем наверняка будет просто пекло.
Марк Джордан, лежащий в постели рядом с женой, что-то сонно промычал и открыл один глаз, чтобы посмотреть на часы.
– Сейчас, черт возьми, пять утра, – буркнул он, перевернулся на другой бок и зарылся головой под подушку.
В это время года одеяла были не нужны, как, впрочем, и пижамы. Одетая в тоненькую шелковую сорочку Джо села на кровати и схватила трубку. На дисплее отразился номер восточного побережья. Следуя зову материнского инстинкта, она немедленно подумала о Нике.
– Алло?
Голос на другом конце линии был женским.
– Джо? Это ты?
– Кто это? – спросила Джо.
– Это Мэнди! Мэнди Кармайкл. Милая, я знаю, что у вас еще очень рано, и я прошу прощения, но я просто…
– О боже мой! – воскликнула Джо достаточно громко, чтобы вырвать у Марка очередной стон. Она сползла с кровати и пошлепала по коридору, поморщившись, когда оказалась в залитой солнцем гостиной. – Сколько лет прошло? Должно быть, десять? И каждый новый год я обещаю себе, что свяжусь с тобой, а потом не делаю, но…
Мэнди рассмеялась. Это был знакомый, искристый, заразительный смех.
– Я знаю, знаю. У меня то же самое. Но сегодня утром у меня была веская причина позвонить тебе. Я уже подняла с кровати других М. и Дж. Джорданов в Перте. Бедняги. Но ничего не поделаешь. Я должна была позвонить, – объявила она довольным голосом. – Мне нужно было кому-нибудь рассказать. Мне нужно было рассказать тебе!
Джо была озадачена.
– Тихо, тихо. Спокойнее. Скажи мне, что?
– Итак, я здесь, в Эденвейле, в том же старом доме, и этим утром я зашла в спальню Жюстин. Я всего лишь хотела принести ей чашечку чая, но чтоб мне лопнуть, если у нее не было гостя.
– Что?
– Ник здесь. Ник здесь.
– Ты говоришь?.. – начала Джо.
– Да! – пискнула Мэнди.
– Ты правда имеешь в виду?..
– Да!
Джо помахала ладошкой перед лицом, пытаясь таким, весьма неэффективным, способом снизить накал эмоций, обрушившихся на нее разом. Затем сказала:
– Я знала, что они время от времени видятся… но я даже не думала… Я не смела…
Она смолкла.
– Надеяться – закончила за нее Мэнди.
А затем, на короткий миг, с чудесной помощью проводов, протянувшихся через весь континент, голоса двух старых подруг слились в звонкие, радостные, хоть и с нотками слез, визги.
После полудня в первый день года Дэниел Гриффин сидел в тенистой беседке на заднем дворе Джереми Бирна и потягивал пунш из высокого стакана, пока Заслуженный Редактор «Звезды Александрия Парк» изучал содержимое картонной папки, которую Дэниел принес с собой. Джереми, всего день назад вернувшийся из месячного круиза по островам Тихого океана, как и его муж Грэм – сейчас поливающий клумбы – был отдохнувшим, загорелым и просто невероятно расслабленным.
Неторопливо, сдвинув очки на кончик носа, Джереми просматривал документы в папке: гороскопы, присланные в «Звезду» Лео Торнбери, вырезки из «Звезды» с выделенными ярким маркером переделками от Жюстин. И вот он дошел до последнего документа: письма от Лео, написанного на толстой, бледно-голубой бумаге и присланного в таком же конверте с каплей серебристо-серого воска. Письмо гласило:
Дорогой Дэниел,
Надеюсь, вы помните, с какой неохотой я отнесся к вашему поручению высказать свое мнение касательно будущего мисс Кармайкл в «Звезде», и ответственность эту я взял на себя с тяжелым сердцем.
Мне кажется, что среди мотивов подмены гороскопов мисс Кармайкл не было ни стяжательства, ни злого умысла. Как ни странно, ее видение гороскопов оказалось как минимум в одном случае четче моего. И это заставило меня задуматься, не притупилась ли острота моего видения с годами. Признаюсь вам, что именно проницательность мисс Кармайкл – она совершенно верно определила, что в этом месяце что-то для рожденных под знаком Стрельца подойдет к концу – подтолкнула меня к решению, которым я ныне хочу поделиться с вами. Я намерен уйти с поста астролога «Звезды». И хотя для меня огромным удовольствием было все эти годы служить нуждам этого издания, теперь почетная обязанность вести читателей путями звезд должна лечь на кого-то другого.
Поэтому, касательно мисс Кармайкл, я бы посоветовал вам склониться в сторону великодушия и прощения. Признаюсь, что романтик во мне хотел бы, чтобы из любви ко мне хоть одна женщина совершала бы такие опрометчивые поступки.
Искренне ваш,
Лео Торнбери.
Джереми вернул письмо в папку, которая лежала у него на коленях, и теперь Дэниел ждал, что Заслуженный Редактор посмотрит на него тем строгим взглядом, который он приберегал для особо серьезных проступков. Вместо этого, когда Джереми поднял голову, Дэниел с удивлением заметил в его глазах смех.
– Позволь мне рассказать тебе одну историю, – начал он. – Давным-давно, когда я еще был помощником редактора в одной дневной газете, я ужасно влюбился в одного парня. Музыканта, как оказалось. Контрабас, знаешь ли. Очень талантливый. Вскоре после того, как я его встретил, газета решила провести конкурс, призом в котором был ящик чудовищно дорогого шампанского.
Джереми сделал паузу, чтобы выловить и съесть листик мяты из своего пунша.
– Продолжайте, – поторопил Дэниел.
– Итак, ты должен запомнить, что это все было очень давно. Все было не так упорядоченно, как сейчас. Когда были собраны все заявки на конкурс, мне просто вручили мешок с письмами и велели вытащить один. Насколько я помню, я вытащил заявку некоей миссис Дж. Фиппс. Странно, не правда ли, какие вещи могут храниться в закромах памяти. Миссис Дж. Фиппс была, эм, настоящим победителем. Но по странному стечению обстоятельств, когда результаты конкурса были опубликованы, победителем был назван, – тут Джереми озорно подмигнул, – молодой контрабасист из Александрия Парк.
Дэниел был ошарашен.
– Но…
– Конечно, он, наверное, даже не принимал участия в этом конкурсе. Но едва ли он стал бы отказываться от ящика шампанского, – продолжил Джереми. – И кто-то должен был позвонить ему, чтобы договориться о доставке приза.
– Так, значит, вы и он?..
– Да, да. Моя маленькая афера увенчалась успехом. Но особой пользы мне это не принесло. Наши отношения были катастрофой с начала и до конца! Но после разрыва я решил немного отдохнуть и подлечить израненное сердце. И рядом с кем, как ты думаешь, я сидел в самолете?
Джереми обернулся к Грэму, который поливал погибающие от жары гортензии.
Дэниел уставился на Джереми.
– А вы никогда не думали, что то, что вы сделали… неправильно?
– С определенной точки зрения, да, конечно. Но в более широком смысле, Дэниел, трудно судить о таких вещах. Может быть, упустив приз, миссис Фиппс лишилась ночи-другой веселья и романтики. А может быть, наша миссис Фиппс была безнадежной алкоголичкой, и ящик шампанского лишь ускорил бы ее смерть от цирроза печени. Может быть, я оказал ей услугу. Кто знает?
Дэниел вздохнул.
– Так что, по-вашему, я должен делать?
– Ты о Жюстин? – уточнил Джереми.
Дэниел кивнул.
Джереми снисходительно улыбнулся.
– Дай ей еще один шанс, Дэниел. Не думаю, что тебе придется пожалеть об этом.
Водолей
Марджи МакГи проснулась с первыми лучами солнца, позолотившими океан листвы, который раскинулся за бортом ее лодки – деревянной платформы, сооруженной в ветвях гигантского болотного эвкалипта в шестидесяти метрах над землей. Сегодня было 14 февраля, а значит, шел сто тридцать седьмой день ее сидячей забастовки на дереве.
Она выползла из спальника, сразу же закутавшись в пуховик, а затем взялась за приготовление утренней чашечки чая. Хотя нос у нее онемел от холода, а спину тянуло после проведенной на тонком матрасе ночи, Марджи расплылась в улыбке, услышав трели встречающих рассвет птиц. Пока она заливала чайные листья на дне маленького эмалированного чайничка, в голове у нее сложилось хокку.