– Умная, душевная женщина. Муж ей достойный достался. Люблю на их жизнь глядеть. Возле них хороший народ грудится.
– Останешься ночевать? – спросила старуха.
– Нет. Отобедаю у вас, и в путь. Хочу лишний денек в Златоусте побыть да разведать у людей, что на белом свете деется.
В зал покашливая, вошел Лука Пестов. На нем сюртук, брюки навыпуск и лаковые штиблеты. Увидев его, Кустова от удивления всплеснула руками.
– Господи!
Лука, улыбаясь, поклонился Кустовой.
– Да какой ты важный!
– Так надобно, Анна Петровна. В обличии моем перемена наружная заметная. Это верно. Вошел к Софье Тимофеевне в доверие и допущен к большим капиталам.
Кустова рассматривала Пестова.
– Глазам боязно верить. Как на тебе все по-ладному! Будто сюртучную пару все жизнь носил.
– Привыкаю ко всяким новым повадкам. Вот ведь почему зашел, Софья Тимофеевна… Пожаловал к вам Златоустовский уездный исправник. Хочет повидать вас. Что скажете?
– Зовите!
Лука покинул зал без торопливости.
– И чего прилез? – недовольно сказала старуха.
Тучный исправник, в мундире при шашке и серебряном кушаке, звеня шпорами, вошел в зал шумно и решительно. Не ожидав увидеть сразу трех женщин, он недовольно нахмурился и отрывисто поклонился. Исправник привык входить в любой дом желанным гостем, видя на лицах довольные улыбки. Право на это давало ему служебное положение. А здесь из двух хозяек при его появлении ни одна не сделала попытки пойти ему навстречу.
Волосы у исправника стрижены бобриком. На одутловатом лице с мясистым носом белесые глаза, пушистые усы и до синевы выбритый подбородок. Жирная шея не умещается в воротнике мундира, и он расстегнут.
– Кажется, не вовремя?
– Милости просим! Здравствуйте! Софья Сучкова.
– Догадался, Софья Тимофеевна, догадался.
– Прошу садиться.
– Счастлив познакомиться. Дозвольте и мне представиться – уездный исправник Зворыкин Алексей Алексеевич.
– Вы знакомы с Анной Петровной?
– Имею честь.
– Сонечка, мне пора!
– Жду вас к обеду, Анна Петровна.
– Не опоздаю.
– Провожу тебя, Петровна. – Олимпиада Модестовна взяла Кустову под руку.
– Одну минутку, – остановил Кустову исправник. – В ваших краях все спокойно?
– Буран хлопот натворил. Четыре дня буйствовал.
– Он и Златоуст не миновал. Меня интересует другое. Приисковый народ не безобразничает? Зимой у вас в казармах людно. Может, народ недоволен чем?
– С бабами дело имею. Народ он крикливый, но смирный. Недовольства у них у каждой свои. А обо всем лишнем вами обучены помалкивать.
– Ох уж эти приисковые бабы! Знаком с их смирением.
– Конечно, злить их опасно.
– Точно изволили выразиться. Опасно. На мой взгляд, с ними труднее справляться, чем с мужиками. Ведь нагаечку в ход не пустишь. Слабый пол.
– Что вы, господин исправник, еще как нашего брата нагайками хлещут! Особо казачки чубатые.
– Фантазируете, госпожа Кустова!
– Спросите в Златоусте у ротмистра Тиунова. Любитель бабенок похлестать. Понимаю, слушать про такое вам неприятно. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь.
– Может быть, в пятом году были такие единичные случаи. Бить женщин – безобразие! Время было тогда такое.
– И в шестом хлестали, и в нонешнем без этого не обойдется. Примите поклон супруге.
Кустова и Олимпиада Модестовна ушил из зала.
– Смелая женщина.
– Чем обязана чести вашего визита?
– Посчитал долгом засвидетельствовать свое почтение. Курить дозволите?
– Пожалуйста!
Исправник извлек из заднего кармана мундира массивный серебряный портсигар и закурил папиросу.
– Узнал, Софья Тимофеевна, что решили обосноваться в родном месте.
– Да.
– Скучно вам будет после столицы. Неприглядно у нас. В Санкт-Петербурге на все насмотрелись?
– В чем неприглядность?
– Да во всем. Главным образом, в некультурности. Пьянство, крамола, темнота.
– А эта неприглядность во всей стране. Даже в столице такая неприглядность.
– Похвально, что не отвели рук от отцовского дела. Но учтите, что придется вам иметь дело с приисковым сбродом.
– Приисковый люд мне хорошо известен. Людей не боюсь. От ошибок меня уберегут бабушка и новый доверенный.
Исправник чувствовал себя явно неловко, сознавая, что его разговор с Сучковой не находит желанного русла.
– Слышал от господина Дымкина, что приблизили к себе советником Луку Горбуна.
– Простите, не Горбуна, а Луку Никодимовича Пестова.
– Виноват! Привык по-уральски называть людей по прозвищам.
– Горб у Пестова – неприятный физический недостаток. Почему именно Дымкин сообщил вам об этом?
– Что удивило вас? Мы с ним в добрых отношениях. Вы имеете честь знать его?
– Естественно. Дымкин арендовал мои промыслы. Вы доверяете ему?
– Абсолютно!
– Опрометчиво поступаете, господин исправник.
– Удивлен вашим замечанием.
– Дымкину ни в чем не следует доверять. У меня имеются для этого основания.
– Буквально поражен.
– Вам нельзя быть излишне доверчивым. Вы охраняете в уезде законность.
– Так точно! Вот, например, сегодня прибыл в Сатку по весьма важному делу. Вам приходилось когда-нибудь слышать о Власе Воронове?
– Еще бы! О нем и в Петербурге знают.
– Возможно. Известно ли вам, что у этого уважаемого, верноподданного царю и отечеству богатея есть дочь Ксения?
– Нет. Знаю, что у него есть сын.
– Так будет вам известно, что дочь Власа Воронова – государственная преступница, сосланная в Сибирь. И представьте себе, эта особа бежала из ссылки.
– Не понимаю, почему об этом рассказываете? Меня это не интересует.
– Извините! Вас все должно интересовать, как верноподданную Его Величества. Вы обязаны…
– Ловить бежавшую?
– Прошу не шутить. Ловить будем мы и поймаем непременно. Но вы должны знать о подобном вероломстве дочери Воронова.
– Разве это удивительно? Ссыльные из Сибири бегут часто.
– Но это противозаконно!
– С вашей точки зрения. Но у ссыльных революционеров на это свой взгляд.
– Странно рассуждаете! Далее ставлю вас в известность, что, возможно, и в вашем доме будет обыск. Получен приказ искать везде во всех домах, не считаясь с чинами и положением хозяев. Не исключена возможность ее появления в Сатке, ибо здесь проживают люди, имеющие деловые связи с ее отцом.
– У меня пока таких связей нет.
– Но если услышите…
– Что услышу?
Исправник встал на ноги. Прошелся к окнам, закурил папиросу:
– Видимо, с вами будет трудно найти взаимопонимание.
– В чем? Деловых отношений у меня с вами не будет.
– Вам надо с властями предержащими в уезде если не быть в дружбе, то сохранять приличные отношения. Сам был молод. Сам был многим недоволен, но не переставал сохранять здравый смысл. Всегда знал грань дозволенного и уважал законы Российской империи. Прошу выслушать полезный совет. Речь пойдет о вашем новом доверенном. Не буду отрицать, Лука Пестов – бывший старатель, умный и опытный в золотом деле человек. Его знаниями пользуются многие уважаемые люди. Он даже образованный человек. Настолько образован, что способен толковать статьи законов. Честь и слава ему за это. Достиг всего самоучкой. Но, к сожалению, в его образованности есть и опасность.
– Для кого?
– Позвольте развить мою мысль до конца. Тогда вам станет ясно все, о чем вы, видимо, не имеете даже понятия.
– Слушаю!
– Грамотность Луки Пестова дала ему возможность снискать слепое доверие среди всякого темного трудового сброда, недовольного хозяевами и порядками на приисках, заводах и рудниках. Нам известно, что в бунтарское время недоброй памяти пятого года упоминаемый Лука Пестов был среди тех, кто осмеливался быть непокорным. Имеются даже предположения, что Пестов тайно призывал к неповиновению, к забастовкам, к расправе над заводскими администраторами. Мы вправе подозревать, что он и теперь ведет опасную работу по наущению среди темных элементов.
– О том, что вам дано право, даже неограниченное право подозревать всех, мне известно. Но так же известно, что для подтверждения ваших подозрений у вас должны быть доказательства. Прошу вас не считать меня малолетней девочкой. Я знаю, как поступают полиция и жандармерия с теми, кто причастен к революционной деятельности. Теперь прошу вас сказать, почему подозреваемый Лука Пестов до сих пор на свободе?
– Для этого имеются веские причины.
– Почему не скажете правду? У вас есть подозрения, но нет доказательств его виновности?
– Мадемуазель Сучкова, все гораздо сложнее! Я уже говорил о доверии к Пестову приискового сброда. Сейчас не время подливать масла в огонь.
– Вот теперь, кажется, поняла. Несмотря на все сказанное, господин Пестов будет моим доверенным. Это мое право хозяина. Но чтобы впредь оградить себя от ваших советов и наветов, порочащих доброе имя честного труженика, основанных только на подозрениях, вынуждена буду поставить в известность уфимского губернатора.
– Прошу вас этого не делать!
– Почему?
– Не стоит беспокоить его превосходительство. Мой разговор с вами носит частный характер. Начат мной из личных добрых побуждений, из простого желания предостеречь вас от людей, способных причинить большие неприятности. Надеюсь, согласитесь со мной?
– Хорошо! Но в свою очередь позволю себе предостеречь вас относительно Дымкина. Попрошу вас оказать услугу. Напомните ему… Впрочем, сама это сделаю. Напомню, как, ему подобает вести себя на Урале.
– Неужели у вас есть для этого основания?
– Несомненно!
– Чувствую, речь идет о каком-то слишком деликатном деле. Вряд ли оно входит в мою компетенцию. Вообще, разрешите считать, что мое посещение было визитом обычной вежливости. Знакомство с вами убедило меня, что в крае появилась хотя и юная, но разумная промышленница, понимающая свое назначение в империи в то время, когда в ней еще не наступил покой после дикого революционного бунтарства. Ваше горячее заступничество за Луку Пестова меня восхитило. Но позволю снова посоветовать ни в коем случае не обострять отношений с господином Дымкиным. Мне он известен лучше, чем вам. Не делайте поспешных умозаключений и опрометчивых шагов против него. У Дымкина всегда найдутся видные и достойные защитники.