Наблюдая смену закатных красок, слушая кукушкину ворожбу, Болотин не услышал, а почувствовал, что около него кто-то остановился. Повернувшись, увидел в нескольких шагах Зою.
– Здравствуйте, Михаил Палыч.
– Добрый вечер, Зоя.
– Пришла ополоснуться, а вы как раз тут.
– Не помешаю. Купайся.
– Да вроде стыдно.
– Вот глупости.
– Как стану разболакаться при вас?
– Да кругом густые кусты. Я отсюда не уйду.
– Пошто уходить?
Зоя пошла к озеру. Потрогала воду босой ногой.
– Студеная, – снова подошла к Болотину. – Кажиный вечер купаюсь. Седни крупу пересыпала, запорошилась вся.
Болотин, глядя на девушку, невольно любовался ее стройностью.
Зоя заметила, что разглядывает ее, засмеялась, повернулась спиной и сказала шепотом:
– Сичас не глядите. Вон в тех кустах стану разболакаться. Право, зажмурьтесь, Михаил Палыч. – Зоя снова повернулась к Болотину лицом и лукаво прищурилась.
– Мне совсем неинтересно на тебя смотреть.
– Неправду сказываете. А чего уставились? – Зоя начала расстегивать кофту. – Экая у меня петля округ этой пуговки тугая.
Расстегнув кофту, она медленно пошла в кусты. Скоро стремительно выбежала из них обнаженная, побежала по воде и, упав, поплыла.
Болотин прикрыл глаза от внезапной мысли, в голову прилила кровь. Открыл глаза. Видел, как Зоя плавала возле берега, кричала ему, но слов разобрать не мог. Потом видел, как Зоя начала медленно выходить из воды и, разбрызгивая воду, скрылась в кустах.
Болотин закурил папиросу. Одевшись, Зоя вышла из кустов. Подошла к нему:
– Хорошо ополоснулась. Просто горю вся. Вода холоднющая, как иголками колется. Папироску дадите?
– Разве куришь?
– Балуюсь. Сичас охота.
Болотин протянул ей раскрытый портсигар. Зоя взяла папиросу, нагнулась, прикурила от папиросы Болотина.
– С вами посидеть можно?
– Садись.
– Вот тут сяду.
Села около ног Болотина.
– У тебя, Зоя, оказывается, зеленые глаза?
– Да серые они. Это от полянки зелеными вам кажутся. – Затянувшись дымом, Зоя закашлялась.
– Эх, курильщица.
– Волнуюсь, вот и задохлась.
– От чего волнение?
– Да все от того же. Нравитесь мне.
– Зоя…
– Знаю, что у вас с Анной Петровной любовь заметана. Но все одно нравитесь. Вот полюбили бы меня, то всю бы вам душу отдала.
Болотин засмеялся.
– Вам смешно? А мне обидно, что другая вас от меня отняла.
– Ну чего ты чепуху мелешь? Хорошая ты, Зоя. Красивая.
– Про это знаю. Красивая, а толку что? Ласкаюсь иной раз с кем, а покоя не нахожу. Прямо несчастная какая-то.
– Полюбить тебе надо горячо и беззаветно.
– Как это? Может, обучите?
– Нельзя этому научить.
– Вы, значит, любите Анну Петровну?
– Ну о чем спрашиваешь?
– Меня, стало быть, даже в шутку не поцелуете?
– Да перестань дурачиться.
Болотин встал на ноги.
– Не уходите. Право слово, больше ни одного слова не скажу.
– Вот что, Зоя. Пожалуйста, при мне больше никогда не купайся.
– Понимаю. Уж за этот разок извините. Нарочно пришла, чтобы вам показаться. Думала, понравлюсь, а выходит, только хуже сделала.
– Потому и прошу, что нравишься.
– Да вы не бойтесь, Анна Петровна не узнает.
– Уходи, Зоя.
– Прогоняете? Но все одно когда-нибудь вас поцелую. Потому, ежели не добьюсь своего, седая стану от обиды.
Болотин пристально посмотрел на Зою, но она не отвела взгляда. Болотин укоризненно покачал головой и пошел к озеру. Зоя тоже встала на ноги. Лениво потянулась. Пошла за Болотиным. Дойдя до берега, остановилась. Смотрела, как Болотин шел по песчаной кромке. Нагнувшись, подняла гальку, кинула в воду, а когда булькнула вода, услышала за спиной голос Кустовой:
– Зоя, Михаила Павловича не видела?
– Вон идет.
– Разговаривала с ним?
Зоя повернулась к Кустовой, глаза в слезах.
– Разговаривала.
– Никак, плачешь?
– Себя жалко.
Кустова обняла девушку.
– До чего же много в тебе беспокойства. Обязательно выдам тебя замуж, а то загубишь себя влюбчивостью. Ми-и-ша! – крикнула Кустова.
Болотин, услышав, обернулся. Кустова побежала к нему.
Зоя стояла и смотрела. Видела, как Кустова подбежала к Болотину, как он поцеловал ее, взял под руку, слезы в глазах Зои стерли всю ясность того, на что смотрела…
В открытые окна горницы доносился шум летнего дождя.
Приехавший к Кустовой Егор Муханов сидел на диване. Анна стояла, прислонившись к стене. Расчесывая бороду пальцами, Егор говорил:
– Сам разумом понимаю, Аннушка, что не в малых годах. Все хорошо понимаю, но все одно начисто покой утерял. Как увезла с прииска Зою, ни одной ночи ладом не скоротал. Работа из рук валится. На людей из-за всякого пустяка глотку деру. А ведь это в моем положении просто нехорошо. Как ни раздумывал, а понял, что не могу Зою позабыть. На слово верь. Раньше со мной никогда такого не бывало. Прямо будто с ума схожу, потому Зоя везде мне мерещится. Может, и слушать меня смешно, только не стыдно мне тебе об этом говорить.
– Говори, говори, чтобы правильно поняла, зачем приехал.
– Вчерась хозяин был на прииске. Нахмуренность мою приметил, да и спросил, что со мной приключилось: «Скажи, Егор, всю правду, как мужчина мужчине».
– Ну?
– Рассказал ему обо всем. Вадим Николаевич, выслушав, велел со своей заботой к тебе за советом податься. Невмоготу, Аннушка, мне вдовым жить. Помоги хозяйкой обзавестись. Зоя полюбилась мне. С первого дня, как по весне на прииск пришла.
– Вот теперь мне ясна причина, из-за которой просил ее от тебя увезти.
– Не мог смотреть, как за ней мужики да парни увиваются.
– Жениться решил?
– Все честь по чести. После свадьбы все накопленные деньги в ее руки отдам. Как думаешь, пойдет она за меня?
– А чего нам гадать. Возьмем разом и спросим ее.
Анна вышла из горницы, но скоро вернулась.
– Придет сейчас Зоя.
Муханов разволновавшись, встал на ноги и забродил по горнице.
– Волнуешься?
– Да шутка ли сказать, какое дело задумал.
– Садись! И волнение свое Зое не показывай. Ох, и дураки вы иной раз, мужики, из-за нашего брата.
Муханов послушно сел на диван на прежнее место. В горницу вошла, улыбаясь, Зоя, но, увидев сидевшего Егора, остановилась и поклонилась ему.
– Звали, Анна Петровна?
– Прикрой плотнее дверь и садись на любое место.
Зоя, прикрыв дверь, села на стул. Анна прошлась. Зоя смотрела на нее с удивлением. Анна остановилась возле девушки.
– Зоюшка, тут такое дело. Егор Филиппович сватает тебя.
Зоя встала на ноги.
– Ты ему полюбилась. Просит женой ему быть. Как решишь?
Зоя, не отрывая взгляда от Анны, растерянно провела рукой по лбу.
– Жарко седни!
– Ты вот что. С ответом не торопись. Подумай до вечера. Только ладом подумай, потому у Егора серьезные намерения. Да что я за него говорю. Он сам тебе все сейчас скажет. Говори, Егор. А я пойду о самоваре распоряжусь.
Анна ушла, неплотно прикрыв за собой дверь. Егор, встав, отошел к окну. Набил табаком трубку, не торопясь ее раскурил.
– Что скажешь, Зоя? – спросил Егор почти шепотом.
Девушка, потупившись, молчала. От волнения она даже вся обмякла. Казалось ей, что собственные руки тянут ее к полу. Слышала, как Муханов, откашливаясь, говорил:
– Весь перед тобой на виду. Руку твою прошу, потому жить без тебя тягостно.
– Спасибо, Егор Филиппович, за оказанную честь. Только ведь знаете, что обо мне сплетни ходят. Молва приисковая – отрава для любой семейной жизни. Ветреная да и ласковая я.
– Об этом забудь. Про мою жену никто не посмеет лишнего слова сказать. Сделай милость, обогрей душу. Худо тебе со мной не будет.
– Неужли, когда на прииске робила, нравилась вам?
– С первого погляда. Сам просил Аннушку, чтобы увезла тебя, потому не мог глядеть, как около тебя мужики вертелись.
– А ежели они и после нашей свадьбы станут возле меня вертеться?
– Тогда не посмеют!
– Так понимаю, Егор Филиппович, что тревожно вам будет со мной.
– Пойми, девушка, темно мне без тебя в жизни. Для твоей молодой радости у меня деньжонки водятся.
– Про это не говорите. Мне денег не надо. Ежели пойду за вас, то для вас только и стану жить. Самой одинокая жизнь до лысых чертей надоела. Всякий ко мне вяжется, а от скучищи иной раз и сама начинаю вязаться.
– Может, подумав, решишь до вечера?
– Надумаю. А теперь дозвольте идти.
Зоя пошла к двери. Дойдя до нее, остановилась. Обернулась. Спросила:
– Прошлой ветреностью не станете попрекать?
– Да разве посмею! Честью покойной матери клянусь!
Зоя пристально смотрела на Муханова. Постепенно на ее лице ожила нежная улыбка.
– Так скажу. Не стану до вечера думать. Сейчас, не сходя с места, скажу. Пойду женой к вам.
– Родимая! Выходит, могу тебя как невесту поцеловать?
– Ваша с этой минуты, Егор Филиппович…
На просторном балконе второго этажа, нависшего над террасой приисковой конторы, в жаровнях на треногах дымили гнилушки для отпугивания мошкары и комаров.
В тени под парусиновым тентом после ужина в плетеных креслах разместились Олимпиада Модестовна, Софья Сучкова, Новосильцев, доктор Пургин, Нина Васильевна и Владимир Воронов.
Ольга Койранская, скрестив руки на груди, ходила по балкону.
С реки доносилось слаженное хоровое пение. Пели женские голоса. Задушевная мелодия песни будила ночную тишину.
Наступившая ночь лишь слегка уменьшила духоту знойного дня.
Прииск Дарованный на полном лунном свету разукрашен живописью из переплетения световых бликов с рисунками причудливых теней. Всюду очарование контрастных красок: зеленовато-голубых, синих и черных.
Луна кинула на реку рваную рогожку своего отражения, она, переливаясь серебристыми блестками, то тонула, то всплывала на стылой речной глади.