— Спасибо.
Геннадий прошел в прихожую, накинул на себя шинель и нервно закурил. Услышал, как открылась оконная защелка, а потом со стуком распахнулись оконные рамы. Он непроизвольно прикрыл глаза и в следующую секунду услышал удар разбившегося об асфальт тела.
Глава 24Я вам не советчик
Старший лейтенант Романцев приехал сразу, как только ему сообщили о случившемся. Не отдохнувший, со следами недавнего сна на лице, он был крайне раздражительным.
— И как ты это мог допустить? — в сердцах воскликнул Тимофей.
— Я только отвернулся, а она к окну… Даже подумать не мог, что такое может случиться, — виновато пожал плечами Геннадий.
— Все связи оборвались… А потом, что я теперь Зое скажу, они ведь подруги были? — По интонации и глазам Романцева было заметно, что последнее его особенно мучает. На откровенное вранье старший лейтенант был не способен.
— А вы скажите, что она уехала, — несмело посоветовал Копылов, посмотрев на распластанное на асфальте тело.
Кто-то из смершевцев накрыл Людмилу простыней, из-под которой выглядывали ноги в черных чулках. Отлетевшие туфли стояли рядом, принесенные чьими-то сочувствующими руками. Немногие прохожие, оказавшиеся в этот час на улице, лишь издалека посматривали на укрытое простыней тело, не смея подойти ближе.
Все ждали автомобиль, на который можно было бы погрузить изувеченное тело, но он почему-то запаздывал.
— А я не могу так! — неожиданно громко произнес старший лейтенант. И уже тише, понимая, что привлекает к себе внимание прибывших солдат и немногих прохожих, продолжил: — Как-то не по-человечески, что ли…
Глядя на крупную фигуру Романцева, на грубоватые черты лица, трудно было представить, что он способен на сентиментальную чувствительность. Первое впечатление вообще очень обманчивое. Оказывается, существует сила, способная перемолоть его твердый характер в песчаную пыль — превратить в обыкновенный пластилин, из которого можно будет вылепить любую форму.
В душе старшего лейтенанта Романцева происходила самая настоящая борьба, что было заметно по его глазам, еще более посуровевшим.
А может, все было гораздо проще. Может, ему было просто жаль Людмилу. Жаль красивую женщину, которую он знал…
— Я вам, конечно, не советчик, товарищ старший лейтенант, — сочувствуя, вновь заговорил Геннадий Копылов, — но тут уж ничего не поделаешь. Вы можете сказать, что она просто уехала.
Наконец подъехал грузовик, из кабины которого выскочил молоденький сержант и, едва глянув на распластанный на тротуаре труп, по-деловому, словно подобные дела для него не в диковинку, принялся открывать борт кузова. Стоявшие рядом солдаты, не дожидаясь команды, бережно, вместе с приоткрывшей лицо простыней, положили Людмилу в кузов.
Водитель, воспользовавшись небольшим перерывом, усиленно, слегка нервничая, пыхтел смятой папиросой. Торопиться вроде бы некуда, и минута не та, чтобы начальство торопило. Всякая смерть — повод для грусти. Отбросив окурок, он сел в кабину, грузовик затрясло, залихорадило, и он, громко рыча, покатил по дороге.
— Радиограмму отправил? — спросил у Геннадия Романцев.
— Да. Вчера вечером.
— Когда десант?
— Через три дня в районе деревни Ясиновки. — Лицо Романцева, жестковатое какую-то минуту назад, малость размякло. Напряжение, возникшее между ними, рассосалось, и разговаривать стало легче. — Но Люся сказала мне, что это всего лишь обманный маневр.
— Сомнительно! Ясиновка — идеальное место для десантирования. Пустынное. Вдали от дорог.
— А что, если резидент не она?
— Тогда кто же?
— Помните, я вам как-то говорил, что проследил за ней до барака. Она постучалась в окно, и ее встретил какой-то мужчина. Я тогда сильно ее заревновал, но вот сейчас думаю, что на любовника он никак не тянет, а вот если на резидента… вполне! Незаметный, тихий.
— Ты сможешь его узнать?
— Такого не забудешь.
— Далеко отсюда?
— Минут пятнадцать пешком. На Коммунистической.
— На Коммунистической, говоришь? — призадумался старший лейтенант.
— Да.
— Старшина… И вот вы двое, — указал на бойцов, стоявших поблизости, старший лейтенант, — пойдете со мной! Нужно взять диверсанта, желательно живым! Задачу поняли?
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — ответил за всех старшина Сидорчук.
— Вот и ладушки, потопали!
Через четверть часа подошли к длинному бараку с освещенными крайними окнами, желтый тусклый свет падал на землю, рассеиваясь в густой утоптанной траве.
— Вон то окошко, — показал Копылов на горевшее окно с правой стороны барака.
— Заходим! — скомандовал Романцев и, стараясь держаться в тени деревьев, первым зашагал к бараку.
Дверь оказалась открытой — скрипнув на петлицах, впустила полуночных гостей. Коридор был длинный и узкий, заставленный вдоль стен сундуками, детскими санками, висевшими на гвоздях, метлами и лопатами, приставленными по углам, закопченными керосинками, мешками со старыми вещами… Тимофей вместе с автоматчиками прошел по коридору и остановился перед нужной дверью в самом тупичке барака.
Один из смершевцев, долговязый детина с широкими, будто лопаты, ладонями, слегка задел низко висевшую лампу. Несильно качнувшись, она осветила дальние углы барака, заваленные мешками с какой-то рухлядью. Брызнувший свет осветил грабли с поломанным черенком, старую шинель, висевшую на вешалке, свалявшийся треух, втиснутый между ящиками, и обезглавленную деревянную лошадку.
Бойцы напряженно поглядывали на Романцева, ожидая приказа.
— Начали, — произнес Тимофей и пнул дверь повыше замка. Она разом распахнулась, ударившись с грохотом о стену, и бойцы влетели в комнату, где за столом в овечьей душегрейке сидел крупный мужчина и вполне миролюбиво распивал водку.
— Лежать! Лицом в пол! — гаркнул старшина Сидорчук. — Руки за спину!
Мужчина неуверенно, как это бывает с нетрезвыми людьми, распростерся на полу и сложил за спиной руки.
— Вы чего? — удивленно посмотрел он на Романцева. — Перепутали, что ли, чего?
— Обыскать его!
— Ну, вы даете! Что завтра соседи-то скажут!
— Ты о соседях не думай, — строго заметил Романцев. — Ты о собственной шкуре подумай, а будет ли для тебя это завтра?
Старшина привычно и очень крепко связал запястья веревкой. Похлопал лежащего по карманам, провел руками по ногам. Затем перевернул на спину, проверил у пояса и коротко доложил:
— Оружия нет.
— Посадите его на стул.
Двое бойцов подхватили задержанного под руки и усадили.
— Как тебя зовут? — негромко спросил Романцев, пытаясь разобраться в эмоциях, запечатленных на лице хозяина.
Страха не было. Это точно! Вот недоумение присутствовало. Возможно, еще досада, а еще откровенное желание: «Когда же эти черти уберутся восвояси!»
А черти убираться не собирались и вообще вели себя довольно уверенно: старшина сел на сундук, стоявший у окна, один из бойцов устроился на кровати, положив на колени автомат, двое других — у окна, а старший лейтенант пододвинул к себе стул и, устроившись напротив, внимательно всматривался в задержанного.
— Анатолий Панченко, — ответил мужчина.
Таращился обескураженно, всем своим видом демонстрируя недовольство. Не похоже на наигранность — именно так ведут себя честные люди, которых вдруг стали обвинять в чем-то противозаконном. На какое-то мгновение Романцева посетило сомнение: может, мужичок здесь совсем ни при чем. Вот сидит и таращится: «Чего ради мне праздник пообломали!»
— Послушай, Анатолий. — Старший лейтенант вытащил из планшета фотографию и положил ее перед задержанным. — Ты знаешь эту девушку?
— Люську, что ли? — едва взглянув на фотографию, проговорил задержанный. — А то как же, конечно, знаю! А что такое? Украла, что ли, чего? Так я здесь ни при чем. — В какой-то момент его лицо застыло, после чего он уверенно добавил: — Хотя это на нее не похоже!
— Кто она тебе?
— Ну-у, как тебе сказать, товарищ старший лейтенант. Неудобно как-то бахвалиться. Ведь не пацан же какой-нибудь!
— А все-таки?
— Если ты, конечно, настаиваешь, — пожал Панченко плечами, окончательно сдаваясь. — Я ведь один живу, без бабы… А Люська девка ладная, крепкая, раскрепощенная, вот у нас как-то сразу с ней заладилось. — Губы вдруг широко разошлись, выдавая довольствие: — Едва ли не каждый день ко мне по вечерам бегала. А я что? Отказываться мне, что ли? Вот ты, старший лейтенант, отказался бы? — Романцев промолчал. — Вот и я не стал, — удовлетворенно заключил Панченко.
— Что она тебе рассказывала?
— Говорила, что у нее кавалер какой-то появился, не то молодой, не то малахольный, я так и не понял, а вдаваться в подробности не хотел.
— Значит, с тобой ей лучше было? — мельком глянув на побледневшего Копылова, спросил Романцев.
— Получается, что так. Бабы, они вообще народ очень мутный, никогда не поймешь, чего у них там на уме.
— Врет он все, товарищ старший лейтенант! — не выдержал Геннадий. — Это даже на роже его написано. Разрешите мне самому его допросить, — угрожающе шагнул он к задержанному.
— Отставить! — грозно рявкнул Романцев. — Постой в сторонке, не кипятись… Сам разберусь, что к чему. А теперь ответь мне, Панченко, вот на какой вопрос: это твоя настоящая фамилия?
— А чья же еще? — хмыкнул тот. — Не украл же я ее, у батьки такая была.
— Ведь это ты резидент?
— Какой еще такой же резидент? — вытаращил Панченко удивленные глаза на Романцева.
— Резидент немецкой разведки, абвера. Когда ты прошел подготовку в разведшколе, тебя забросили в Советский Союз. Твои задачи, цели? Как связывался с Центром? — принялся нажимать Романцев. — Расскажи об агентурной сети.
— Да вы с ума тут все сбрендили! — в негодовании воскликнул Панченко. — Сначала ввалились в мой дом целой оравой с автоматами, а сейчас пытаетесь пришить мне то, чего не было! Если Люська в чем-то и виновата, так спрашивайте с нее! А ко мне ее темные делишки не имеют никакого отношения!