— Договорился? — недоверчиво спросила Монтана. — За паршивые бумажки и за этого недоделанного сопляка ты дашь четверть миллиона?
— Ты уже забыла, что немцы разорились на двести? Мы платим дороже. Я полностью с тобой согласен в оценке Уиттекера, но правительству Штатов нужны мозги этого парня, а правительству Англии — чертежи его аэроплана, который им не терпится запустить у нас в производство. Случись что с этим мозгляком, греха не оберешься. Кстати, вы продешевили: за такого человека можно было запросить куда больше, но теперь все — договор дороже денег. К тому же, дальнейшая торговля займет слишком много времени, в чем никто не заинтересован. Ты в прошлый раз говорила о бартере? Очень хорошо: вы получаете четверть миллиона и гарантии своей безопасности от высокопоставленного лица, а я возвращаюсь в Штаты с чертежами и с Уиттекером.
— Как у тебя все просто, Лемми, — покачала головой Монтана. — Просто, как прямая между двумя точками. Только ведь, знаешь, — одна точка на этой прямой может оказаться перекладиной, а другая — петлей на шее. Ты по своей простоте меня и подсадишь…
— По-ученому говоришь, Монтана, но ошибаешься — посуди сама: допустим, я натравливаю на вас Скотленд-Ярд, гремят выстрелы, льется кровь… А в этот момент кто-то из ваших, может быть, даже ты, распорет брюхо Уиттекера и соорудит в этом очаге костер из чертежей? Тогда все — я провалил операцию и кончился как профессионал. Куда прикажешь идти? В подметальщики? Нет уж, извините!
— Да, это так, — оживилась она. — Надо непременно рассказать об этом Биллу.
Сказала и с подозрением посмотрела на меня.
— Ничего, ничего, — успокоил я ее. — Мы с Биллом, считай, в принципе договорились встретиться через тебя.
— И когда ты все успел?
— Когда гостил в клубе «Мэллендер», сразу же после того, как он сдал Фриско местным копам. Он чертовски ловок твой Билл: отмазался от мокрого дела так гениально.
Монтана самодовольно улыбнулась:
— Хорошо, Лемми, значит, я могу передать Биллу, что ты согласен уплатить денежки и уже приготовил их? Я правильно поняла тебя?
— Правильно мыслишь. Теперь твое дело — организовать нашу встречу, чтобы осуществить некоторые важные детали.
— О'кей. Давай телефон.
Взяв листок из блокнота с номером телефона, Монтана пытливо посмотрела на меня:
— Надеюсь, у тебя пропала охота совершать глупости, но, если на тебя снова нападет такое желание, представь себя с метелкой у какого-нибудь отеля, а Уиттекера в таком виде, какой только позволит твое буйное воображение. — Я же сказал, Монтана, что с этим покончено.
— Придется поверить тебе еще разок, Лемми. А что ты собираешься делать сейчас?
— Поехать к себе и завалиться спать, — я демонстративно зевнул, — твой драгоценный Билл не дал мне этой ночью сомкнуть глаз.
— Да уж, он такой, — шкодливо засмеялась Монтана, придавая моей фразе сакраментальный оттенок.
— Но почему бы тебе не вздремнуть здесь? Моя постель, наверное, не хуже твоей? А я буду по-матерински охранять твой сон…
Уф-ф! Ну что за стервы эти бабы, все прикрывают материнским инстинктом: Джералдин относится по-матерински к Уиттекеру, эта шлюха — ко мне. И обе тащат названных сыночков в постель…
Я еле сдержался от высказываний по этому поводу, только сказал извиняющимся голосом:
— Я действительно очень устал, и хочу поспать спокойно, не опасаясь, что во сне мне перережут глотку. Поэтому до встречи, дорогая и привет Биллу.
— Ну и вали, трус несчастный. Ладно уж, позвоню тебе вечером.
Я немного прошел пешком, убедился, что слежки нет и позвонил Херрику.
— Готовьте деньги, старина.
— О'кей. В какой валюте?
— В фунтах. Им ваша валюта кажется более надежной.
Мы оба засмеялись и пожелали друг другу удачи, после чего я отправился к себе и сразу завалился спать.
Глава 6Каждый расплачивается как может
1
Я сидел у пылающего камина с сигаретой и бокалом виски и предавался размышлениям, вызывая в памяти действующих лиц этой пьесы. Карлетта — чертовски красивая девка, но глуповата, поэтому мне легко было взять ее на понт. Смерть ее была предрешена уже тем, что она стала играть с мальчиками, которые были ей не по зубам.
Монтана — ну эта похитрее. Эдакая сирена — убаюкает и убьет. Жестокая и коварная баба, очевидно Панцетти возлагает все надежды на нее, хотя Крич и делает вид, что он здесь главный.
Ну, такие мелкие бандюги, как Фриско, Джулио, Зокки и Фратти в счет не шли — это безмозглые шестерки… О них и думать не хотелось. А вот о рыжей Джералдин стоит поразмышлять, она стоит многого… Что она нашла в этом недоноске Уиттекере? Гениальность? Но что она собирается с этой гениальностью делать? Я знаю, что у некоторых людей бывают извращения. Вот вам пример.
Один богатенький старикашка, которому перевалило за восьмой десяток, был женат на четырежды разведенной молодой особе и говорил, что никогда не встречал столь добродетельной женщины. Я поинтересовался, чем она занимается. Оказалось, что она посвятила себя уходу за калеками и каждое утро вывозит одного из них на прогулку в свой прекрасный сад. Я не мог не согласиться, что это действительно величайшее проявление милосердия.
Каково же было мое изумление, когда я выйдя на другой день рано утром в сад, увидел как она трахается с безруко-безногим инвалидом. Я было решил, что у меня начались глюки, но, когда до меня донесся запах виски, которым они утоляли возникшую жажду, я поверил в реальность происходящего и отполз через кусты, так как от такого проявления любви к ближнему у меня подкосились ноги.
С Джералдин все, конечно, не так просто, но ее привязанность к этому недоноску, заставляющая не только ее рисковать жизнью, но и подвергать этому «приятному» испытанию других людей, занятых этим делом по долгу службы, носила, на мой взгляд, несколько патологический характер…
Мои размышления прервал долгожданный звонок.
— Привет, Лемми!
— Наконец-то, дорогая! Еще немного и ты бы меня не застала. Как поживает наш друг Билл? Надеюсь, он с нетерпением ждет встречи…
— Нетерпение проявляешь только ты, мой милый. Давай-ка собирайся и приезжай ко мне, мы посидим, поговорим… К девяти, успеешь?
— Еще бы! Дело-то какое!
— Ну, пока! Ах, да! — Монтана сделала вид, что маленький пустячок совсем выпал у нее из памяти. — Билл просил передать, что ему надоела бумажная волокита, и ты должен учесть это.
Монтана повесила трубку, а я тут же позвонил Херрику по книге.
— Добрый вечер, дружище. Это Кошен. Девушка пригласила меня в гости. У вас все приготовлено?
— Да, конечно. Вы довольны? Хочу еще вас порадовать сообщением из Штатов. Прикажете зачитать?
— Валяйте!
В трубке что-то зашуршало, и Херрик торжественно продекламировал мне текст телеграммы:
«Лемми Кошену, через комиссара полиции безопасности, Скотленд-Ярд, Лондон, Великобритания. Карло Панцетти арестован и обвинен в государственной измене на основании Закона о национальной безопасности. Им переданы федеральным властям незаконченные чертежи бомбардировщика Э. Уиттекера.
От дальнейших показаний арестованный Панцетти отказался. Продолжайте работу и держите нас в курсе дела. Директор ФБР…»
— Ну, и так далее… Как вы расцениваете это послание, Лемми?
— Панцетти скоро перестанет играть в молчанку. Конец близок. Через час я встречаюсь с Монтаной Коллс, а еще примерно через час — с Кричем. И имейте в виду: мне намекнули о том, что резину тянуть им надоело. Это означает только то…
— …что им не терпится поскорее удрать отсюда, — закончил Херрик.
— Вот именно. У вас все готово?
— Да, Лемми. Как только освободитесь, немедленно звоните мне. До скорого.
Я допил виски, погасил сигарету и с улыбкой вышел на улицу.
2
— Ты молодец, Лемми, — приветствовала меня Монтана у себя в спальне. — Точность — вежливость королей.
На ней было грандиозное черное кружевное платье в обтяжку и выглядела она в нем как жрица перед ритуальным жертвоприношением.
— Ну, как? — она качнула бедрами перед зеркалом. — Не хороша ли я для тебя?
— Ослепительна! — Я не покривил душой. Она довольно улыбнулась.
— Коли так, пойдем, выпьем, время у нас еще есть.
Мы прошли в гостиную, выпили по чуть-чуть и закурили. Монтана смотрела на меня и продолжала улыбаться.
— Кажется, ты хочешь сообщить мне что-то новенькое, — не выдержал я. — Надеюсь, это не будет продолжением истории о том, что ты завязываешь с Карло?
— А что, очень может быть, — она пожала плечами и отпила глоток. — На этом деле я неплохо заработаю, пора и отдохнуть, до следующего раза.
Ее улыбочка выводила меня из терпения, и я заметил невзначай:
— Хорошее дело — отдохнуть от работы. Только не забудь мне написать, где и как долго ты намерена отдохнуть. Возможно, к этому времени я получу отпуск и тогда приеду навестить тебя.
Она чуть нахмурилась, пытаясь понять, что может скрываться за этой фразой, но я тут же спросил ее:
— Ну, а что вообще говорил Билл?
— Говорил, что от тебя требуются только две вещи: чтобы ты не вздумал мухлевать и не откладывал дела в долгий ящик.
— Он что, до сих пор не понял, что это не в моих интересах? Мне эта история самому надоела! Вот отчитаюсь, сдам дела и махну в Майами-Бич, поди плохо!
Она пренебрежительно сморщилась:
— Есть места и получше — Ницца, например, или Лазурный берег…
— В Ницце, милая, сейчас загорает толстяк-дуче. Да и далековато будет до тех краев. Это тебе не в Брайтон прокатиться на машине!
— Ничего, есть другие средства передвижения… Кстати, Лемми, я забыла поблагодарить тебя за то, что ты вернул «бентли». Шофер обнаружил машину утром у гаража и сказал, что все в полном порядке.
Она разлила по бокалам остатки виски и посмотрела на часы:
— Поехали, Лемми. Билл не любит, когда опаздывают.