Моя тонкая кожа прямо-таки вибрировала, как барабан, по которому палочки выбивают дробь, только палочки в данном случае были бы заменены пулями. Все мои внутренности залило чем-то горячим, и я начал подумывать, что неплохо было бы попасть в рай, вопреки ее прогнозам…
В это время она встала передо мной, и я решил, что уже попал в рай, потому что не видел, чтобы по земле ходили такие красавицы, а в этом деле я дока.
На ее медных блестящих волосах как корона возвышался голубой тюрбан. Лицо, как у большинства рыжих женщин, светилось нежно-розовым светом, который подчеркивался коричневым каракулем, наброшенным ей на плечи. Все звезды Голливуда показались бы мартышками рядом с ней.
У меня бы опустились руки, настолько я бессилен описать эту красоту, если бы не дуло пистолета, нацеленного на меня и не позволявшего моим рукам опускаться.
Итак, я — агент ФБР, стоял перед этой красавицей с поднятыми руками, как в прямом, так и в переносном смысле. Но в этой позе было довольно удобно выразить ей свое восхищение, что я и сделал, правда в форме тезисов, так как в горле у меня пересохло. Но вряд ли она сходила бы на кухню, чтобы принести мне воды, поэтому я попросил огоньку, чтобы закурить.
По ее виду было ясно, что мои слова о ее внешности не запали ей глубоко в сердце, однако она, продолжая целиться мне в брюхо, пошарила свободной рукой кармане и извлекла оттуда зажигалку и золотой портсигар, закурила сама, а потом бросила зажигалку на столешницу.
— Можете опустить руки на стол, но шевелитесь умеренно, ваша прыткость будет остановлена немедленно, шутить я не собираюсь.
Я осторожно взял зажигалку, прикурил, а когда обратно положил ее на стол, чуть вскрикнул — на ее грани были выгравированы буквы — «Д. У.».
— Ого, значит леди «Д. У.» не миф, эта амазонка существует в природе.
— Амазонка — да, а вот новоявленный чужеземец, похоже, не вернется домой к своей Гретхен. Как вас там — Фриц, Ганс или Карл?
— Лемми, — так называла меня матушка. Я — Лемюэль X. Кошен, агент Федерального Бюро Расследований Соединенных Штатов Америки. И спрячьте, наконец, свою пушку, мисс Уорни, она мне не нравится. Ведь вы — та самая Джералдин Уорни, которая была помолвлена с Элмером. Уиттекером, который променял ее на…
Она перебила меня. Тон ее голоса, прежде просто холодный, стал ледяным, откуда-то повеяло ветром Арктики.
— Это ложь! И не надейтесь спасти свою немецкую шкуру. Я убью вас, как собаку.
— Сомневаюсь, что вам когда-нибудь приходилось убивать этих милых животных, мисс Уорни. Но мне наплевать на неточность ваших выражений. Меня больше волнует другое: что-то уж вы слишком серьезно настроены для такого пустякового дела. С чего бы, а?
— Вот тут вы правы: собак я еще не убивала, но в вас не промахнусь. Мне уже надоело постоянно общаться с претендентами на роль какого-то Кошена. И если их сейчас станет на одного меньше, то жизнь моя полегчает.
Ее жизнь так трудна! Собак она, видите ли, не убивала, а человека, не разобравшись — это ей легче легкого. С подобным мне еще не приходилось сталкиваться: я претендую на роль самого себя!
— А почему, собственно, вы мне не верите? Вам что, известен настоящий Кошен? Любопытно было бы взглянуть.
— Сомневаюсь, что вам это удастся. С настоящим Кошеном я встречалась сегодня днем и собственными глазами видела его бумаги — карточку агента ФБР и прочее. Он также предупредил меня о некоем типе, который попытается прикрыться его именем. У меня есть все основания полагать, что этот тип — вы.
— Умница. Но все-таки хотелось бы узнать о себе подробнее. О чем еще вас успели предупредить?
— Кто вы — могу только догадываться, — сказала она с презрением, — но я знаю ваших хозяев и вашу подружку — отъявленную мерзавку Франчини, агента германской разведки. А сюда, в этот дом, вы пришли тоже по своим шпионским делам!
Час от часу не легче. Я так и сел, не забыв, однако, что руки мне следует держать на столе. Но все равно, похоже, что она меня так и так укокошит. Решительности у нее хватит!
Одна беда — природа так тщательно пеклась об ее экстерьере, что об интерьере, то бишь о заполнении черепной коробки, совсем позабыла, а при ее резвости это представляло серьезную угрозу для моей жизни.
Видал сколько понту — приходи, кума, любоваться! Прямо Минерва какая-то!
Но шутки шутками, а у меня уже шея заболела от неподвижности, попробовать ей мозги, что ли запудрить?
— По-моему, мисс Джералдин, вы не очень хорошо разбираетесь в людях, поэтому доверяетесь тем, кому и руки-то подавать не следует. Все ли сущее разумно, как утверждал Гегель, или старик что-то напутал? Если он все-таки прав, то давайте поговорим спокойно и, как выражаются дипломаты, выясним позиции сторон.
— Валяйте. Но если я почувствую ложь в ваших словах, то заставлю замолчать вас навсегда.
Что ж неплохо для начала, Лемми! Тебе позволено говорить, так преврати язык в своего друга!
— Я просто не знаю, как мне вас убедить в том, что настоящий Кошен — это я. Знаю лишь то, что из себя представляет негодяй, который наврал вам обо мне. Человек, который…
— Вы не с того начали. Мистер Кошен достаточно подробно информировал меня о том, что вы будете поливать его грязью. Но говорите, говорите, — шанс у вас все, же есть. Я понимаю, что вы — мелкая рыбка и знаете совсем немного, но есть один вопрос…
Спасибо, милая, «мелкую рыбку» я тебе припомню!
— Какой вопрос?
Она положила пистолет на стол и пристально, но вместе с тем как-то беспомощно посмотрела на меня. Ох, ты, птичка беззащитная!
— Один вопрос, — повторила она. — И от ответа на него зависит ваша никчемная жизнь. Куда вы дели Элмера Уиттекера?
Мои глаза чуть не выскочили из орбит, а ноги приподняли тело над креслом. Нижняя челюсть покинула верхнюю. Кларк Гейбл позеленел бы от зависти.
— Ну вы даете!
— Отвечать! — буквально зарычала она и схватилась за пистолет.
— Если вы будете обращаться со мной так же неучтиво, — я покачал головой, — мне придется более не называть вас «леди». И пули я не боюсь. Мне страшно другое. Прикиньте сами: что будет со мной, если джерри и всякая связанная с ними шушера вроде Панцетти и Франчини узнают о том, что я вывел вас на след Уиттекера. Да вам, видно, не интересно, как они медленно будут резать меня на кусочки?
— Абсолютно неинтересно, — она вновь обрела уверенность. — Мне интересно другое: где Элмер и что его ожидает. А вам надлежит знать лишь одно: мучительная смерть от рук ваших сообщников — это в неопределенной перспективе, а я выпущу в вас пулю немедленно и это — наверняка. Выбирайте!
— Ладно, леди, уговорили, — я снова по-актерски изобразил полную безнадежность. — Ваша сиюминутная гарантия не оставляет мне выхода. Я расскажу вам все, что знаю, но, умоляю, дайте мне глоток чего-нибудь выпить.
— Хорошо, — она презрительно усмехнулась. — Но — руки! руки на стол!
Презрение — презрением, но, ясное дело, она меня побаивалась, ожидая от такого подонка, как я, любой пакости. И правильно делала. Все время держа меня на прицеле, она попятилась мелкими шажками к противоположной стене и откуда-то достала сумочку. Извлекла оттуда фляжку, как я и надеялся, отнюдь не с сухим вином, и таким же манером вернулась к столу.
— Пейте, если уж без этого вам не обойтись. Но поживее, времени у меня в обрез.
Бедняжка и не подозревала, что у меня время поджимало еще больше. Я благодарно улыбнулся ей, набрал полный рот бренди и выплюнул его прямо в глаза, чем превратил разъяренную тигрицу в слепого котенка. Я подошел к ней и спокойно забрал пистолет, вывернул ей руки за спину и не дал потереть ими глаза. Она стонала, и слезы лились рекой.
— Поплачь, поплачь, милая, — посоветовал я. — Сейчас лишняя водица твоим глазкам не помешает.
— Когда-нибудь я убью тебя, скот!
— Ну да, в «неопределенной перспективе», так кажется? А теперь говори, где твоя машина? Говори быстро или я повторю с тобой такую же процедуру, только брызну тебе в глаза не бренди…
— Скот, скот…— выла она, дрожа от ненависти. Я дал ей оплеуху.
— В гараже… рядом…
— Сейчас мы пойдем туда, но не через парадную дверь. А если вздумаешь что-нибудь вякнуть, то имей в виду — тебе придется расстаться с зубками.
Я схватил ее за шиворот и поволок по коридору в кухню, а оттуда в кладовую к окну.
— Лезь! — я кивнул на дырку.
— Я не могу… — она смутилась и одернула платье. Мне стало смешно: кто поймет этих баб!
— Ты что думаешь: твоя задница соблазнит меня? Нет, милая, я на работе! Лезь, кому говорят!
Кажется, лучше всяких пощечин ее убедила фраза насчет работы, и искоса посмотрев на меня, она неловко полезла в окошко, я быстро скользнул следом.
— Ну, где твоя тачка?
Она молча пошла вперед. Мы обошли дом и невдалеке я увидел гараж. Засов на дверях гаража был прост. Внутри стояла шикарная машина.
— Ключи давай, дура!
Открыв дверцу, я впихнул ее в салон, двинув слегка, чтобы не кобенилась. Через ветровое стекло было видно, как она мечется, проклиная меня.
— Ну, змеюка, сиди смирно и жди меня! — сказал я, задвинув гаражный засов. Вернувшись в дом, я засел в темном коридоре в нескольких шагах от парадной двери и, взведя люгер, стал ждать.
Мне повезло: не прошло и четверти часа, как кто-то снял замок, дверь открылась, и знакомая фигура, озираясь, шагнула на порог.
Незнакомец постоял, вслушиваясь в тишину дома, потом запер за собой дверь и, крадучись, двинулся мимо меня по коридору. Я замер, не дыша, и странный визитер, явно не хозяин, тоже сдерживал дыхание. Он прошел на цыпочках коридор, холл и поставил ногу на первую ступеньку лестницы, но тут остановился.
Я улыбнулся в темноте, хорошо зная причину. Дверь в комнату, где недавно беседовали некая дама и джентльмен, оставалась приоткрытой, а камин — слава английскому коксу! — еще не погас.
Больше всего на свете я боялся, что незнакомец, обнаружив в доме чье-то присутствие, удерет, но этого не случилось. Он продолжал свой путь. И на этот раз я разглядел у него в руке небольшой чемоданчик.