Тип свернул на кухню и там что-то засветилось, скорее всего, карманный фонарик. Послышались какие-то странные звуки, они мне очень не понравились, как и сам посетитель.
Спустя минуту, так же осторожно, но уже явно торопясь, он вышел из кухни и в третий раз я услышал дыхание — осторожное дыхание убийцы. Он так осторожничал, что, вероятно, не очень удивился, когда мой люгер обрушился на его башку.
Пока он шастал туда-сюда по дому, я, продолжая пристально наблюдать за ним, все время мучительно думал, где я с ним встречался, поэтому первым делом осветил его лицо найденным фонариком.
Ясно, где — на вокзале Ватерлоо, только Грант был радушнее, чем я сейчас. Значит, есть отличный повод выяснить отношения.
Для выяснения отношений нужна подходящая обстановка, исключительно из дружеских побуждений я решил предоставить Гранту кресло в уже известной вам комнате, но пока я его туда доволок, пришлось изрядно попотеть: этот гад, по-моему, уже перешел в следующую за мной весовую категорию.
Я закурил сигарету и допил остатки бренди из фляги. Гранту же не дал ни капли, хотя и следовало бы поскорее привести его в чувство, но очень уж он меня обидел. За кого он меня держал? За шестерку, за заурядного сыщика?
Ладненько. Я погасил окурок и приступил к обыску. Что у него там припасено? Та-ак, небольшой автоматический маузер и паспорт гражданина США. Я открыл его. Паспорт со штампом пятинедельной давности Нью-Йоркского консульства удостоверял личность Джакомо Фратти из Оклахомы. Ничего больше у этого мерзавца не было, если не считать дюжины фунтов стерлингов и ключа, которым, вероятно, он только что отворил дверь.
Чтобы ускорить процесс реанимации, я легонько встряхнул его, и он начал понемногу приходить в себя: завозился и застонал, потом открыл глаза.
— Эй, сержант, вы в порядке? Прекрасно. В прошлую нашу встречу, вы мне кое-что недоговорили и теперь мне не терпится услыхать о фактах биографии некоего Фратти. Извольте, я весь внимание.
Он скривился:
— Эти твои штучки, Кошен, здесь, в Англии, не пройдут. Здесь, Кошен, другие законы.
— А я и не знал, сучонок, что ты так здорово подкован в местной юриспруденции. Только не забывай, что сейчас идет война… Кстати, о ней ты так трогательно докладывал мне по дороге в отель. Ей-богу, я тогда прямо расстроился. Настолько расстроился, что если ты тут начнешь вилять, я возьмусь за тебя всерьез, даже не сомневайся.
— А о чем с тобой толковать? Ты меня вычислил, значит, тебе известно куда больше моего.
Я горестно вздохнул. Я сам был упрямым, но признавал за другими право выколачивать из меня эту дурь кулаками.
— Не говори потом, Фратти, что я тебя не предупреждал. Если, конечно, тебе представится это «потом». И…
Да-а, «потом» ушло куда-то в область неопределенной перспективы, как сказала одна тоже весьма упрямая дама, а сейчас подонок лже-Грант валялся у кресла в луже крови и ревел подобно заводскому гудку.
— Это что, сигнал на обеденный перерыв? Или он возвещает конец смены? — поинтересовался я, растирая онемевшие костяшки пальцев. — Нет-нет, любезный, рабочий день только начался!
Стараясь не измазаться в кровище, я схватил его за шиворот и взгромоздил на стул, но через секунду ему опять пришлось вмазать так, что его романский затылок оставил вечный след на стене. После второго удара он как-то успокоился, выл потише, вспомнив свой родной язык, тихо ругался, вытирая кровь со своей распухшей рожи.
— Ну что, ты, слоновая лепешка, готов уже исповедоваться? — спросил я почти миролюбиво. В ответ этот подонок разразился грязными ругательствами. Он что, совсем дурак? Разве можно ругаться в положении «лежа»?
Я попробовал его кинуть в кресло, но не рассчитал удара — он пролетел через всю комнату, после второго удара он приземлился ровно посередине, только с третьего он попал в лунку, пардон, в кресло.
Вся комната была в кровище, так что меня даже затошнило, но я перетерпел легкий приступ тошноты, так как клиент как раз созрел для разговора. Я кинул ему какую-то тряпку, чтобы он обтер свое мурло и освободил отверстие для разговора от выбитых зубов, которые лежали у него за щекой как-леденцы. В это время я отвернулся к окну.
— Кошен…
— Да, Фратти. Я весь — внимание, просто мне не очень хочется смотреть в твою сторону, так как ты напоминаешь мне абортированного младенца в очень увеличенном виде. Итак, сначала ответь мне на два вопроса. Первый — где сейчас мои документы и второй — кто сейчас косит под меня и выступает в моей роли перед Джералдиной Уорни?
— Клянусь, не знаю, — его дикция теперь хромала на обе ноги. — Эту часть операции разрабатывали без моего участия.
— Допустим… А кто твой хозяин? И где он?
Под коркой запекшейся крови что-то шевельнулось — Фратти нахмурился.
— А можно обойтись без этого? Уж ты-то знаешь, что сделает со мной Панцетти, если я распущу язык.
— Конечно, знаю. Но это будет детской забавой по сравнению с тем, что сделаю я с тобой, если ты не заговоришь. Ты как себя чувствуешь? Неважно? Так это даже цветочками назвать нельзя. Если у тебя сохранилась хоть капля воображения, прикинь: какие же ягодки тебя ожидают.
Он бросил взгляд на часы.
— Ты отпустишь меня, Кошен, если я расскажу тебе все, что знаю? Мне хотелось бы удрать из Англии до того, как Панцетти доберется до меня. Задавай свои вопросы, только поторопись.
— Отпущу или нет — все зависит от твоего поведения. А, кстати, почему это я должен торопиться? Времени у меня достаточно.
Он снова посмотрел на часы.
— Христа ради, уйдем отсюда, Кошен. Поговорим в другом месте. Иначе…
— Что — «иначе»?
— Иначе мы взлетим на воздух. Я принес сюда в портфеле бомбу и включил взрыватель замедленного действия, химический. Его не остановишь. — Фратти весь был покрыт потом и дрожал. — Это все гад Панцетти, это его идея. Заставил меня сделать так, чтобы ты пришел по этому адресу. А через другого парня, того, что работает под тебя, спровоцировал эту дурру Джералдин Уорни. Я должен был подкараулить момент, когда вы встретитесь и подложить бомбу. Вас вместе с домом разнесло бы в клочья. Взрывчатки там довольно. Кто бы стал разбираться — может, это немцы бомбили… Хотя и в портфеле штучка — тоже немецкого производства, ведь Панцетти работает на гестапо или еще там на кого, точно не знаю. Он, гад, охотится за чертежами пикировщика и хочет передать их немцам, он и приказал стырить у тебя документы, едва ты приехал в Англию. Он тебя боится. И не только тебя. Когда Уиттекер появился здесь, он тоже чего-то испугался. Ну, вроде все… Идем, Кошен, идем отсюда, бомба сработает через пятнадцать минут!
— Что же, задумано было неплохо, — будто и не слыша последней фразы, сказал я. — Значит, одним ударом — и меня, и мисс Уорни? Неплохо, неплохо, можно сказать — блестящая идея. У тебя толковый шеф, гаденыш. В общем, так: сиди здесь и не рыпайся, а я сейчас приведу сюда мисс Уорни, и ты повторишь ей слово в слово то, что наплел мне. Ну, может, еще чего вспомнишь. Сколько там времени осталось?
— Всего тринадцать минут. Поторопись, Кошен„ Христа ради. Очень тебя прошу.
— Не боись, успею. Пара минут — пока я ее приведу, пара минут — на разговоры и целых девять минут, чтобы убраться отсюда. Больше, чем достаточно.
Шнуром от гардин я мигом связал его и проторенным путем выбрался наружу: кто знает, может в кустах напротив парадного хода засела еще одна бандитская морда. Подбежал к гаражу, распахнул дверь настежь.
— Эй, малышка, выходи! Я приготовил тебе маленький сюрприз.
Молчание. Я достал фонарик Фратти и посветил вокруг. Так, все ясно. Эта бестия выставила ветровое стекло, выбралась из машины и через гаражное окно дала деру. Ловко, что и говорить! Ушлый парень Конфуций на этот счет высказался как-то в том духе, что, дескать, красивую бабу ни за какие коврижки не удержишь на месте, если оно ей не по нраву. Конечно, ее бегство нарушило мои планы, но где-то я был даже доволен: мне почему-то не хотелось, чтобы Джералдин увидела изуродованного Фратти. Представил себе, как буду передавать его Херрику с рук на руки и усмехнулся.
Ладно, делать здесь было нечего, и я двинулся на выход. Но перешагнуть дверной проем не успел. Неведомая сила приподняла меня и, перенеся через весь гараж, шваркнула о заднюю стенку. Уши от дикого грохота заложило, и я сначала не мог разобраться: то ли поблизости начал действовать вулкан, то ли настал Судный день и за мной сейчас придут черти. Гаражные двери сорвало с петель и было видно, как сверху из темноты на землю что-то рушится.
На четвереньках я кое-как выбрался наружу и осмотрелся. Дома не было, его — как корова языком слизала. Зато образовалась здоровенная дыра. Рядом громоздились многочисленные обломки.
Преодолев забор, я вышел на дорогу и, дав на всякий случай изрядного крюка, добрался до Хамстеда, где смог взять такси. Путь мой лежал в Сент-Джонс-Вуд, ибо любезная Карлетта наверняка успела соскучиться в своих угольных апартаментах.
Добравшись до места, я закурил и решил немного пройтись. Необходимо было подвести итоги. Первое: они взялись за меня всерьез, вульгарная кража документов — это так, цветочки. Мандерс? Ну, того я сам спровоцировал на нападение — змея, зажатая в угол, атакует всегда. Теперь, после Фратти с его чудо-бомбой, в любой момент можно было ожидать уже не мелких, но крупных пакостей. А Фратти, ну что Фратти… Эти, вроде него, представители рода человеческого — народец жестокий, работать они не любят, зато обожают денежки и становятся особенно опасными, если сюда добавляется природная хитрость, — покойничек был как раз из числа последних. Другое дело — Панцетти. Этот итало-американец тоже хитер, но в его случае хитрость густо замешена на смекалке. Он, даже с моей точки зрения, очень жесток и ни черта не боится. О его феноменальной способности заметать следы у нас в ФБР ходят легенды, в ряде случаев под него не мог подкопаться сам мистер Д. Эдгар Гувер. Панцетти, этот гад, теперь пригретый гестаповской разведкой, в течение нескольких лет безнаказанно устраивал убийства и похищения людей, и у меня прямо-таки нестерпимо чесались руки при одной только мысли о нем. Этой сволочи уже, надо думать, доложили о том, что «Лоурелл Лоун» взлетел на в