ываю левую сторону его лица, я снова падаю. У меня уже есть человеческая форма, но моя ци все еще божественная, и она проникает в полое тело, как вода в морскую губку.
Я откидываюсь назад, задыхаясь. Уже слишком поздно. Я видела. Частицы его души все еще держатся, с ними связаны воспоминания. Туманные воспоминания о том, как мы играли на цитре. Искаженные, будто я смотрю глазами Сыкоу Хая:
Женщина, склонившаяся над нашей головой.
Кулон Синь – такой же, как у Жэнь, – свисает с ее шеи.
Женщина выпрямляется. Она отворачивается от нас и вкладывает мешочек с травами в руки наших родителей, качая головой, когда они пытаются предложить мешочек взамен. У жизни нет цены.
Она уходит, но мы помним. Она спасла нас, когда никто другой этого не сделал бы. Мы клянемся найти ее и отблагодарить. Но годы спустя мы узнаем, что она умерла во время той же эпидемии брюшного тифа, которая унесла жизни наших родителей. Поэтому мы перекладываем нашу клятву с матери на дочь. Мы выжидаем своего часа, терпеливо служа нашему новому отцу, собирая письма от Восходящего Зефира, которые отец выбрасывает, налаживая связи за его спиной. Мы ждем того дня, когда Синь Жэнь, леди без земли, дочери нашей спасительницы, понадобится наша помощь.
Я спросила, хочешь ли ты знать, думает Росинка, пока я смотрю на Сыкоу Хая, а во мне нарастает ужас.
И я рада, что сказала нет. Я собираюсь с мыслями. Что сделано, то сделано. Как бы это ни было жутко, Сыкоу Хай в конечном итоге действительно помог. Он помог больше, чем может себе представить.
Может ли его дух вернуться? Я спрашиваю Росинку.
Пока неясно. Время покажет.
Про Лотос ты могла сказать наверняка.
Потому что прошло уже несколько недель. Чем дольше душа находится вдали, тем меньше вероятность ее возвращения.
Тогда каковы шансы?
Небольшие.
Небольшие, но вероятность все-таки есть.
Если только я не сделала это невозможным.
Я обрубаю эту мысль на корню. Судьба решит, останется ли Сыкоу Хай жить или умрет.
Жэнь присоединяется ко мне. Она так похожа на свою мать! Те же глаза, нос, губы. Тот же кулон в ее руке, когда она смотрит на Сыкоу Хая. Ее лицо непроницаемо, даже когда врывается Облако с разведчиком, следующим за ней по пятам.
– Докладываю! Миазма совершила переход в Дасань!
Точно по расписанию, мрачно думаю я. У нас меньше месяца, чтобы укрепить власть Жэнь в Западных землях.
Жэнь отпускает разведчика. Она поворачивается ко мне и Облако.
– Объясните, что произошло сегодня.
Облако хмуро рассматривает землю. Я изображаю замешательство.
– Выкладывайте, – командует Жэнь.
– Мы ничего не знаем, – бормочет Облако. Ребенок и тот бы солгал правдоподобнее.
– Ты помнишь, как мы поклялись в сестринстве под персиковым деревом?
– Да…
– Ты помнишь нашу клятву говорить друг другу правду и только правду?
Облако затихает.
– Все наши солдаты оказались хорошо подготовленными к бою, – говорит Жэнь бесцветным голосом.
– Потому что ты была в опасности, – предполагаю я.
– И как вы объясните людей Синь Гуна, сражающихся на нашей стороне? Что это за ссора, приведшая к тому, что Сыкоу Дунь лишился жизни, а Синь Гун – головы?
Чем быстрее Жэнь столкнется с реальностью – что мы живем в эпоху войн и военачальников, где армия – это все, а земля – сила, – тем лучше она будет подготовлена, когда я уйду.
– Это было сделано для того, чтобы усадить тебя в кресло губернатора.
– Что?
– Это должно дать тебе землю, которую ты сможешь назвать своей собственной цитаделью, как и планировала Зефир.
Если Жэнь и слышит последнюю часть, то никак не реагирует.
– Значит, смерть Синь Гуна подстроена.
Я киваю.
– А Сыкоу Хай… это тоже подстроено?
Еще один кивок.
– Кем? – Жэнь переводит взгляд с меня на Облако. Выражение ее лица становится жестче. – Кем?
– Мной.
Ответ приходит так естественно… и не от меня.
– Это моя идея, – продолжает Облако, пока я смотрю на нее. – Я не хотела, чтобы ты выходила замуж за Сыкоу Дуня, но ты не слушала. Так что я взяла дело в свои руки.
– Ты действовала за моей спиной. – Голос Жэнь стихает, как небеса перед бурей.
– Она…
– Да. – Облако перебивает меня, громко и четко.
– Жэнь…
Жэнь поднимает руку, и я снова замолкаю.
– Гао Юнь. – Звук имени Облако, данного ей при рождении, повисает между нами, пока Жэнь делает вдох и выдох. – Ты знала пророчество, – наконец говорит она, и в ее голосе слышится огромная боль. – Все в моем клане думают, что я предам их…
– Ты не предавала Синь Гуна, – выпаливаю я. – Мы…
– Это сделала я, – перебивает Облако.
– Мы едины, – громыхают слова Жэнь. – Ваша жизнь принадлежит мне, а моя – вам. Знаете ли вы, каково военное наказание за разжигание восстания? За то, что вы действовали за моей спиной?
– Смерть, – говорит Облако, не дрогнув.
В тишине мое сердце бешено колотится. Жэнь не станет. Только ни одну из ее названых сестер.
– А подумали ли вы о том, как объяснить и то, что я пощажу вас?
Я выдыхаю, но Жэнь еще не закончила.
– Как я объясню своим врагам, которые ничего так не хотели бы, как объявить меня ни на что не способной, что оставляю безнаказанными фаворитов?
– Я убью их, – невозмутимо произносит Облако, в то же время я говорю:
– Они этого не сделают.
Мы поглядываем друг на друга.
Возможно… возможно, что я заблуждалась. Я была так сосредоточена на восстановлении своей личности стратега Жэнь, что забыла, что не только у меня есть взаимоотношения с этим телом. Для людей я больше, чем воин. Они видят во мне и Облако продолжение Жэнь. Это похоже на то, что сказала Жэнь.
Мы едины.
Ярость в глазах Жэнь вспыхивает и гаснет, огонь борется с леденящим душу дождем.
Дождь побеждает. В голосе Жэнь нет злости, когда она наконец говорит:
– Убирайтесь. Вы обе. Облако, завтра ты отправишься в Болотные земли с известием о смерти Синь Гуна. Ты останешься там, чтобы поддерживать мир. – В ее голосе только боль. – И не возвращайся без моего приказа.
– Почему?
Облако не отвечает, хотя мы одни в казарме. Она снимает свои ламинарные доспехи и вешает на комод, прежде чем выйти.
– Почему? – Не отстаю я, следуя за ней. То, что Облако спасла меня в разгаре сражения, я могу понять. Но это? Взять на себя ответственность за те самые манипуляции, которые она презирала?
– Для такого сообразительного человека ты иногда дремучее бобового леса.
Я уже готова дать ответный огонь, но потом передумываю. Я перемещаюсь с Облако по лагерю, ожидая, когда она объяснится.
Она останавливается у оружейного склада. Он выглядит так, будто его обглодали. Как и фамильные склепы за кладбищем. Несмотря на все наши усилия ограничить беспорядки, некоторые солдаты все же воспользовались хаосом, вызванным переворотом, в своих целях.
– Слушай, – начинает Облако. – Вся эта история с поддержкой Жэнь. Нужно, чтобы Жэнь доверяла тебе.
– Я делала вещи и похуже в роли Зефир, и она прекрасно мне доверяла.
– Но Жэнь думает, что ты Лотос. – На ее лицо падает тень. – И в ее глазах Лотос никогда бы так не поступила.
– И ты бы не стала, – бормочу я. Но сейчас я просто противоречу.
– Ты не знаешь меня, так что не делай предположений. – Мы уходим с кладбища, спускаясь по баньяновой тропинке. – Я хочу поддерживать и защищать Жэнь так же сильно, как и ты, – говорит Облако, – но на своих собственных условиях и в соответствии со своими ценностями. Просто потому, что я согласилась с тобой на этот раз, не думай ни на секунду, что я снова поддержу твои замыслы.
Она останавливается. Мы подошли к моему склепу.
Он горит.
Облако отвязывает свой плащ и начинает сбивать пламя, лижущее бамбуковые ступени. Я подбегаю к ней.
– Пусть горит.
– Не могу. Жэнь и так настрадалась.
– Но это мой склеп.
– Как жаль, что именно меня отсылают. – Дым летит Облако в лицо, и она кашляет. – Ты собираешься помогать или нет?
Со вздохом я срываю ветку баньяна и сбиваю пламя вместе с Облако.
– По крайней мере, теперь здесь уродливее, чем прежде, – говорит она, когда мы заканчиваем.
– Не думала, что такое возможно. – Облако хмыкает, и я почти улыбаюсь. Но под моими ногтями все еще запекшаяся кровь, и когда из-за деревьев доносится шорох, я резко оборачиваюсь, ожидая увидеть еще одного цилинь, меняющего лицо. Но это всего лишь ворона, перепрыгивающая с ветки на ветку.
Облако отбрасывает в сторону свой обгоревший плащ, и мы вместе входим в склеп. Теперь здесь пахнет дымом, а не ладаном. Небольшое улучшение. Осколки павлиньего веера Ворона все еще валяются на полу. Я поднимаю их, мое сердце сжимается в комок. Реванш с Миазмой неизбежен. Я одновременно и с нетерпением жду его, и опасаюсь.
Я медленно складываю обрывки веера в шкатулку с остальными моими вещами. Облако наблюдает, тихо. Мгновение спустя, словно почувствовав мою потребность побыть в одиночестве, она выходит наружу.
Я должна закрыть шкатулку. Но появление Безликой Матери напомнило мне о непредсказуемости этой жизни. Кто знает, не в последний ли раз смотрю я на свои пожитки.
Поэтому я позволяю своему взгляду задержаться, а потом в конце концов и рукам. Провожу взглядом по своим заляпанным грязью белым одеждам, вееру с голубиными перьями, заменившему мой журавлиный. Все, чего не хватает, – это заколки, которую я использовала для своего конского хвоста, – потерянной, вероятно, на поле боя. Учитель по шахматам подарила мне эту заколку, когда ее собственные локоны начали редеть. Я думаю обо всех наставниках, принявших меня после потери Ку, обо всех учителях, которые умерли. К тому времени, когда я ретировалась в Тислгейт и приняла образ жизни отшельника, я искренне верила, что мне суждено терять близких мне людей.