– Вы здесь раньше бывали, Биггер?
Он искал безразличных слов, слов, которые ответили бы на вопрос, но не выдали бы и тени его чувств.
– Был несколько раз.
– Здесь очень симпатично, – сказала Мэри.
Кто-то опустил монету в граммофон-автомат, и они замолчали, слушая музыку. Вдруг чья-то рука легла Биггеру на плечо.
– Привет, Биггер! Ты где пропадаешь?
Он поднял голову и увидел прямо перед собой смеющееся лицо Бесси.
– Привет, – отрывисто сказал он.
– Ах, извини. Я не видела, что ты с компанией, – сказала она и отошла, искоса глянув на Джана и Мэри.
– Пригласите ее к нам, Биггер, – сказала Мэри.
Бесси вернулась к дальнему столику, где ее ждала подруга.
– Она уже ушла, – сказал Биггер.
Официантка принесла цыплят и пиво.
– Ну просто замечательно! – воскликнула Мэри.
– Это вам не что-нибудь, – сказал Джан, глядя на Биггера. – Правильно я сказал, Биггер?
Биггер помялся.
– Да, здесь так иногда говорят, – ответил он неопределенно.
Джан и Мэри ели. Биггер отрезал кусочек цыпленка и положил в рот. Но жевать он не смог – во рту было совершенно сухо. Казалось, все его органы чувств парализованы, они вышли из повиновения, и когда он понял почему, то не смог есть. После двух или трех попыток он отложил вилку и небольшими глотками стал тянуть пиво.
– Ешьте цыпленка, – сказала Мэри. – Очень вкусно.
– Я не голоден, – пробормотал он.
– Хотите еще пива? – спросил Джан после долгого молчания.
Может быть, если он опьянеет немного, ему будет легче.
– Можно, – сказал он.
Джан заказал еще по стакану.
– А что, покрепче у них тут ничего нет? – спросил он.
– У них есть все, что хотите, – сказал Биггер.
Джан заказал бутылку рома и налил всем. Биггер почувствовал, как по его телу разливается тепло. После второго стакана Джан начал разговор.
– Где вы родились, Биггер?
– На Юге.
– А где именно?
– В Миссисипи.
– В школе учились?
– Четыре класса прошел.
– А почему бросили?
– Денег не было.
– Вы где учились, на Юге или здесь?
– Больше на Юге, два года и здесь ходил.
– Вы давно живете в Чикаго?
– Уже пять лет.
– Вам здесь нравится?
– Ничего.
– Вы живете с семьей?
– У меня мать, брат и сестра.
– А отец ваш где?
– Умер.
– Давно?
– Его убили во время одного бунта там, на Юге, – я был еще маленький.
Наступило молчание. Биггеру после рома стало легче.
– И чем же дело кончилось? – спросил Джан.
– Да ничем.
– А как вы к этому относитесь?
– Не знаю.
– Слушайте, Биггер, вот против этого мы и боремся. Мы, коммунисты, хотим, чтоб этого больше не было. Чтоб люди не смели больше так обращаться с другими людьми. Я – член партии. Мэри – сочувствующая. Вы не думаете, что если все мы сплотимся вместе, то сумеем покончить с этим?
– Не знаю, – сказал Биггер. Ром уже ударил ему в голову. – Белых людей много на свете.
– Вы читали об узниках Скоттсборо?
– Слыхал про это.
– Как по-вашему, разве не большое дело мы сделали, что помешали убить этих мальчиков?
– Это очень хорошо.
– Знаете, Биггер, – сказала Мэри, – мы хотим подружиться с вами.
Он ничего не ответил. Он допил свой ром, и Джан снова наполнил стакан. Теперь он уже был настолько пьян, что мог смотреть им прямо в глаза. Мэри улыбалась ему.
– Ничего, вы к нам привыкнете, – сказала она.
Джан заткнул пробкой бутылку с ромом.
– Пожалуй, нам пора, – сказал он.
– Пошли, – сказала Мэри. – Ах да, Биггер, я завтра в девять утра уезжаю в Детройт, и мне нужно, чтоб вы заранее отвезли на вокзал мой сундук. Скажите папе, он даст вам отгулять эти часы. Только это надо не позже половины девятого.
– Ладно, я отвезу.
Джан расплатился, и они вышли на улицу. Биггер уселся за руль. Ему уже стало совсем легко. Джан и Мэри сели на заднее сиденье. Поворачивая руль, Биггер увидел, что Джан обнял Мэри и она тесно прижалась к нему.
– Покатаемся немного по парку, Биггер.
– Хорошо.
Он въехал в Вашингтон-парк и медленно стал кружить по извилистым аллеям. Время от времени он видел в переднее зеркальце, как Джан целует Мэри.
– У вас есть девушка, Биггер? – спросила Мэри.
– Есть, – ответил он.
– Я хочу с ней познакомиться.
Он промолчал. Мэри задумчиво смотрела в пространство, словно строила какие-то планы на будущее. Потом она повернулась к Джану и нежно положила ему руку на плечо.
– Как прошла демонстрация?
– Неплохо. Но полиция задержала трех товарищей.
– Кого?
– Одного нашего парня и двух женщин-негритянок. Да, кстати, Мэри! Их надо взять на поруки, нужны деньги.
– Сколько?
– Три тысячи.
– Я завтра пришлю тебе чек.
– Отлично.
– Ты сегодня много работал?
– Порядочно. До трех был на собрании. Мы с Максом сегодня весь день хлопотали из-за этих денег.
– Он чудный, Макс, правда?
– Это один из лучших наших адвокатов.
Биггер прислушивался, он знал, что они говорят о коммунистических делах, и старался понять. Но он не понимал.
– Джан!
– Да, детка?
– Весной я кончаю университет и тогда вступлю в партию.
– Ты у меня умница.
– Только мне придется быть очень осторожной.
– Будешь работать со мной в комитете.
– Нет. Я хочу работать среди негров. Там больше всего нужны люди. Их так всюду теснят и оттирают.
– Это верно.
– Когда я вижу, до чего довели этих людей, я просто с ума схожу…
– Да, это большое преступление.
– И я себя чувствую такой беспомощной и никчемной. Мне так хочетсяделать что-нибудь. – Я всегда знал, что ты придешь к нам.
– Джан, у тебя много знакомых негров? Я тоже хочу познакомиться с ними.
– Я знаю очень немногих. Но ты познакомишься с ними, когда вступишь в партию.
– Они такие непосредственные! Это замечательный народ! Если б только удалось поднять их на борьбу…
– Без них революция невозможна, – сказал Джан. – Их необходимо организовать. Они сильны духом. Они много могут дать партии.
– А их песни – все эти гимны! Какая прелесть! – Биггер увидел, что она наклонилась к нему. – Биггер, вы умеете петь?
– Нет, не умею, – сказал он.
– Ну, Биггер. – Она надула губы. Потом склонила голову набок, закрыла глаза и запела:
Качайся, моя повозка,
Вези скорей, вези меня домой…
Джан стал подпевать, а Биггер насмешливо улыбнулся. Совсем не тот мотив, подумал он.
– Что ж, Биггер, подтягивайте и вы, – сказал Джан.
– Я не умею петь, – повторил он.
Они замолчали. Машина, урча, катилась вперед. Потом Биггер услышал шепот.
– Где бутылка?
– Вот она.
– Дай мне глоток.
– Ладно, только раньше я.
– Смотри, будешь пьяный.
– Не больше, чем ты, детка.
Они засмеялись. Биггер правил молча. Он услышал тихое мелодическое бульканье.
– Джан!
– Что?
– Хорош глоток!
– Ну, ну, тебе тоже хватит.
Он увидел в зеркальце, как он пьет из бутылки, запрокинув голову.
– Может быть, Биггер тоже хочет, Джан? Спроси его.
– Биггер! Возьмите-ка, промочите горло.
Биггер замедлил ход и протянул руку за бутылкой; он два раза приложился к ней, делая большие глотки.
– Ого! – засмеялась Мэри.
– Промочил на совесть, – сказал Джан.
Биггер рукой вытер рот и повел машину дальше по темному парку. То и дело он слышал бульканье рома в полупустой бутылке. Надрызгаются оба, подумал он, чувствуя, как под действием рома у него начинает покалывать пальцы и губы. Вдруг он услышал хихиканье Мэри. Так, уже надрызгалась! Машина медленно описывала круги по извилистым аллеям. Приятный жар разливался широкими волнами по всему его телу. Он не правил; он просто сидел и плавно несся вперед сквозь тьму. Его руки свободно лежали на баранке руля, тело лениво развалилось на кожаных подушках. Он заглянул в зеркальце: они опять пили. Факт, надрызгались, подумал он. Он не спеша кружил по парку, поглядывая то на дорогу, то в зеркало. Он слышал шепот Джана; потом он услышал, как они оба вздохнули. Губа у него отвисла. Я и сам-то пьян, подумал он. Город и парк исчезли из его сознания; его несло вперед вместе с машиной, в которой Джан и Мэри сидели и целовались. Так прошло много времени.
– Уже час, милый, – сказала Мэри. – Надо домой.
– Хорошо. Еще только немножечко покатаемся. Здесь так хорошо.
– Отец и так говорит, что я себя неприлично веду.
– Ну прости, моя маленькая.
– Я тебе позвоню утром, перед тем как ехать.
– Непременно. В котором часу?
– Около половины девятого.
– Чудесно. Но как мне не хочется, чтоб ты уезжала в Детройт.
– Мне самой не хочется. Да нужно. Понимаешь, дорогой, я должна загладить свою неприличную поездку с тобой во Флориду. Придется какое-то время слушаться маму и папу.
– А все-таки мне не хочется.
– Я вернусь через несколько дней.
– Несколько дней – это очень долго.
– Ты глупый, но милый, – сказала она, смеясь и целуя его.
– Поехали домой, Биггер, – сказал Джан громко.
Биггер выехал из Коттедж Гроув-авеню и свернул к северу. Улицы были темные, тихие и пустые, шины скользили по гладкому асфальту. У Сорок шестой улицы, когда до дома Долтонов оставался один квартал, где-то вдалеке послышалось дребезжание трамвая.
– А вот и трамвай, – сказал Джан, глянув в заднее стекло.
– Бедненький ты мой! – сказала Мэри. – Тебе еще так далеко ехать. С каким бы удовольствием я тебя подвезла. Но уже слишком поздно, мама и так, наверно, заподозрила что-нибудь.
– Не беспокойся. Я отлично доберусь.
– Постой, Джан, знаешь что? Биггер тебя довезет.
– Глупости! С какой стати он будет тащиться в такую даль чуть не на рассвете.
– Тогда тебе надо успеть на этот трамвай, милый.
– Нет. Я сначала провожу тебя.