– Я сейчас вернусь, – сказала она. – Вот только отнесу это мистеру Долтону.
– Да, мэм, – шепотом отозвался он.
Она вышла. Он перестал жевать и с пересохшим ртом уставился впространство перед собой. Но он знал, что нужно есть. Если он не будетесть сейчас, это может возбудить подозрение. Он стал набивать себя пищей, наскоро прожевывая каждый кусок и запивая глотком горячего кофе, чтобы он легче проходил. Когда кофе был выпит, он перешел на холодную воду. Все время он напряженно вслушивался, ловя ухом каждый звук. Но ничего не было слышно. Наконец дверь бесшумно распахнулась, и вошла Пегги. По ее круглому красному лицу ничего нельзя было узнать. Следя за ней уголком глаза, он увидел, как она подошла к плите и начала возиться с кастрюлями и сковородками.
– Еще кофе хотите?
– Нет, мэм.
– Слушайте, Биггер, вас, верно, напугала эта суматоха в доме?
– Нет, мэм, что вы, – сказал он, недоумевая, чем он мог навести ее на этот вопрос.
– Уж эта Мэри! – вздохнула Пегги. – Вы подумайте, что только позволяет себе девчонка. Отец с матерью прямо голову потеряли. Ну и дети теперь пошли…
Он торопливо доедал свой обед и ничего не говорил; ему хотелось поскорей выбраться из кухни. Никто еще ничего не знал о Мэри. Он представил себе отчаяние и ужас всей семьи, когда станет известно, что Мэри похищена. Это сразу отведет их подозрения от него. Они подумают, что Мэри похитили белые люди; им никогда не придет в голову, что жалкий, трусливый негр мог сделать это. Они возьмутся за Джана. Подпись «Красный» и рисунок молотка с кривым ножом наведет на мысль о коммунистах.
– Ну как, сыты?
– Да, мэм.
– Завтра с утра надо-будет выгрести золу из топки, Биггер.
– Да, мэм.
– И к восьми подать машину мистеру Долтону.
– Да, мэм.
– Вам нравится ваша комната?
– Да, мэм.
Дверь резко распахнулась. Биггер подскочил от испуга. В кухню вошел мистер Долтон; лицо у него было пепельно-серое. Он пристально посмотрел на Пегги, а Пегги, с полотенцем через плечо, пристально смотрела на него. Мистер Долтон держал в руке распечатанное письмо.
– Что случилось, мистер Долтон?
– Кто… Где вы… Кто вам дал это?
– Что? – Это письмо. – Никто мне не давал. Я его нашла под дверьми.
– Когда?
– Да вот сейчас только. А что?
Мистер Долтон обвел взглядом кухню, ни на чем не останавливаясь, просто скользя по стенам широко раскрытыми, невидящими глазами. Потом он снова взглянул на Пегги, он как будто отдавался на ее милость: ждал от нее каких-то слов, которые рассеют надвинувшийся ужас.
– Что с-случилось, мистер Долтон? – снова спросила Пегги.
Прежде чем он успел ответить, в кухню вошла миссис Долтон, нащупывая дорогу протянутыми вперед руками. Биггер видел, как ее белые пальцы, дрожа, шарили в воздухе, пока не встретили плечо мистера Долтона. Они вцепились в борт пиджака с такой силой, что казалось, вот-вот оторвут его. Биггер не пошевелился, не моргнул глазом, только жар пошел у него по телу и мышцы напряглись.
– Генри! Генри! – вскричала миссис Долтон. – Что случилось?
Мистер Долтон не слышал ее; он все еще, не отрываясь, смотрел на Пегги.
– Так вы не видели, кто принес это письмо?
– Нет, мистер Долтон.
– А вы, Биггер?
– Нет, сэр, – прошептал он, с трудом ворочая языком в набитом рту. – Генри, я тебя умоляю! Скажи мне! Ради бога, скажи мне! Мистер Долтон обнял миссис Долтон одной рукой и прижал к себе.
– Это… Это насчет Мэри… Эти… Она…
– Что, что? Где она?
– Они… Она у них… Они похитили ее!
– Генри! Нет, не может быть! – застонала миссис Долтон.
– Не может быть! – откликнулась Пегги, бросаясь к миссис Долтон.
– Девочка моя! – рыдала миссис Долтон.
– Ее похитили, – повторил мистер Долтон, как будто ему нужно было еще раз услышать эти слова для того, чтоб в них поверить.
Биггер беспокойным, блуждающим взглядом смотрел на всех троих. Миссис Долтон все еще рыдала. Пегги, закрыв лицо руками, повалилась на стул. Вдруг она вскочила и бросилась вон из кухни, вскрикнув:
– Господи, не допусти их убить ее!
Миссис Долтон покачнулась. Мистер Долтон поднял ее на руки и понес, но в дверях запнулся о порог. В мозгу у Биггера пронеслась картина вчерашней ночи, как он нес на руках бесчувственную Мэри. Он встал и придержал дверь, помогая мистеру Долтону пройти, и потом стоял и смотрел, как он шел полутемным коридором, пошатываясь под тяжестью своей ноши.
Он теперь остался в кухне один. Снова явилась у него мысль уйти, развязаться со всем этим. И снова он отогнал ее. Его непреодолимо тянуло остаться до конца, хотя бы даже этот конец означал темную пропасть, готовую поглотить его. Он как будто стоял сейчас на высокой башне, открытой всем ветрам. Приглушенный плач донесся до его ушей. Потом вдруг все стихло. Что там делается сейчас? Позвонит мистер Долтон в полицию или не позвонит? Он напряг слух, но все было тихо. Он подошел к дверям, осторожно шагнул в коридор. Ничего не было слышно. Он огляделся и, убедившись, что никто за ним не следит, на цыпочках стал красться дальше. Он услышал голоса; мистер Долтон разговаривал с кем-то. Он прокрался еще дальше; да, теперь все слышно… «Попросите пожалуйста Бриттена». Мистер Долтон говорил по телефону. «Пожалуйста приезжайте сейчас же да очень срочно случилось нечто ужасное по телефону я не хочу говорить». Значит, сейчас приедет Бриттен, и его опять будут допрашивать. «Да пожалуйста хорошо я вас жду».
Нужно вернуться в свою комнату. Все так же, на цыпочках, он прошел назад, в кухню, спустился по лестнице и очутился в котельной. Щели дверцы пламенели в багровой полутьме, слышно было, как с хриплым присвистом всасывается в трубу воздух. Сгорела или нет? А впрочем, если даже нет, кому придет в голову искать ее в топке? Он поднялся к себе в комнату, вошел в стенной шкаф, затворил дверцы и прислушался. Тишина. Он вылез, но дверцы оставил раскрытыми и снял ботинки, для того чтоб быстро и бесшумно добежать до шкафа, когда понадобится. Потом он снова вытянулся на кровати, в голове у него быстро сменялись картины, рожденные сотнями противоречивых стремлений. Он мог убежать, мог остаться, мог даже сойти сейчас вниз и рассказать о том, что он сделал. Одна мысль о том, что перед ним открыто столько возможностей, давала ему ощущение свободы, ощущение, что он сам – хозяин своей жизни, что его будущее в его руках. Но никто не поверит, что это сделал он, смирный чернокожий паренек.
Он вскочил с постели и прислушался: внизу как будто раздавались голоса. Он так ушел в свои мысли, что сам не знал, действительно ли он слышал разговор, или это ему только почудилось. Нет, верно, вот и шаги слышны. Он бросился к шкафу. Шаги прекратились. Донеслось приглушенное всхлипывание. Это была Пегги. Постепенно всхлипывания стихли, потом вдруг перешли в громкий надсадный плач. Долго он стоял так, вслушиваясь в рыдания Пегги и протяжные стоны ветра за окном. Наконец рыдания смолкли, и шаги послышались снова. Куда она пошла? Может быть, на парадном звонили? Снова раздались шаги, Пегги возвращалась на кухню. Он услышал низкий мужской голос. Сначала он не узнал его, потом понял, что это говорит Бриттен.
– …и там вы нашли письмо?
– Да.
– Когда это было?
– С час тому назад.
– Значит, вы не видели, кто его принес?
– Оно торчало из-под двери.
– Постарайтесь припомнить, вы никого не видели возле дома или у ворот?
– Нет. Я да шофер, больше там никто не ходил.
– А где сейчас шофер?
– Наверно, у себя наверху.
– Почерк этот вам незнаком?
– Нет, мистер Бриттен.
– Может быть, все-таки вы знаете иди догадываетесь, кто мог написать такое письмо?
– Нет, мистер Бриттен. Просто ума не приложу, – простонала Пегги.
Голос Бриттена смолк. Послышались еще чьи-то тяжелые шаги. С шумом задвигали стульями. Какие-то люди вошли в кухню. Кто они? Судя по шагам, это были мужчины. Снова Биггер услышал голос Бриттена.
– Слушайте, Пегги. Как он вообще вам показался, этот шофер?
– Я не понимаю вас, мистер Бриттен. – Ну что он: развитой, умный? Не кажется вам, что он хитрит? – Не знаю, мистер Бриттен. Он такой же, как все негры.
– Говорит он «да, мэм», «нет, мэм»?
– Да, мистер Бриттен. Он очень вежливый.
– Но вам не кажется, что он прикидывается большим простачком, чем онесть на самом деле? – Не знаю, мистер Бриттен.
– У вас тут ничего не пропадало с тех пор, как он в доме?
– Нет, ничего.
– А не было случая, чтоб он вас оскорбил, наговорил вам дерзостей?
– Нет, что вы! Ни разу!
– Что он вообще за парень?
– Право, не могу сказать, мистер Бриттен. Негр как негр.
– Вы не замечали, чтоб он книжки читал?
– Нет, мистер Бриттен.
– А не бывает так, что вдруг он начинает говорить более складно, чем всегда?
– Нет, мистер Бриттен. По-моему, он всегда разговаривает одинаково.
– Вы ничего такого за ним не замечали, чтоб можно было подумать, что он знает про это письмо?
– Нет, мистер Бриттен.
– Когда его о чем-нибудь спрашивают, случается, что он отвечает не сразу, как будто раньше обдумывает, что сказать?
– Нет, мистер Бриттен. Он говорит, как все люди.
– А нет ли у него привычки размахивать руками при разговоре, как будто он много бывает среди евреев?
– Что-то не замечала, мистер Бриттен. – Вы не слышали, чтобы он кого-нибудь называл товарищ? – Нет, мистер Бриттен.
– Когда он входит в дом, он снимает шапку?
– Я как-то не обращала внимания, мистер Бриттен. Должно быть, снимает.
– Не случалось ли ему садиться в вашем присутствии без приглашения, так, как будто он привык бывать среди белых?
– Нет, мистер Бриттен. Он всегда стоит, пока я не скажу, чтоб он сел.
– Бывает, что он заговаривает первый, не дожидаясь, когда к нему обратятся?
– Что вы, мистер Бриттен! Он слова не скажет, если его не спросят.
– Теперь вот еще что, Пегги. Постарайтесь вспомнить, не растягивает ли он слова, когда говорит, знаете, на еврейский лад. Вы понимаете, я стараюсь выяснить, водится ли он с коммунистами.