– Слушайте, ребята, – сказал Бриттен. – Не надо мешать старику. Он хочет получить дочку обратно, и но мертвой, а живой. Он вам дал уже первосортный материал; теперь подождите немного.
– Скажите нам хотя бы одно: когда в последний раз видели девушку?
Биггеру пришлось выслушать опять всю историю сначала. Он внимательно прислушивался к каждому слову Бриттена и к тону, которым репортеры задавали вопросы, стараясь уловить малейшую тень подозрения. Но никто его не подозревал. Все вопросы относились к Джану.
– Но послушайте, Бриттен, – сказал один репортер. – Почему же старик велел освободить Эрлона?
– Попробуйте сами сообразить, – сказал Бриттен.
– Значит, он все-таки думает, что Эрлон причастен к этому делу и скорей вернет девушку, если будет на свободе?
– Не знаю, – сказал Бриттен.
– Да ну, будет вам валять дурака!
– А вы думайте, шевелите мозгами, – сказал Бриттен.
Еще два репортера застегнулись на все пуговицы, надвинули шляпы пониже и вышли. Биггер знал, что они направились к телефону давать очередную информацию; сейчас они расскажут про то, как Джан пытался обратить его в коммунизм, про коммунистическую литературу, про виски, про полупустой сундук, отправленный на станцию, и наконец про письмо с требованием десяти тысяч долларов. Оставшиеся репортеры бродили по котельной с карманными фонариками, заглядывая во все углы. Биггер по-прежнему стоял у стены. Бриттен сидел на лестнице. Огонь в топке тихо ворчал. Биггер знал, что скоро ему придется выгребать золу, потому что огонь горел недостаточно жарко. Пусть только уляжется суматоха и все разойдутся, тогда он займется этим.
– Скверное дело, а, Биггер? – сказал Бриттен.
– Да, сэр.
– Миллион долларов прозакладываю, что это все Джан состряпал.
Биггер ничего не ответил. Он весь обмяк; какая-то чужая, непонятная сила удерживала еще его на ногах, у этой стены. Он уже даже не пытался собрать свою энергию; энергии не было. Он просто опустил руки и плыл по течению.
Становилось прохладно; огонь догорал. Гула тяги почти не было слышно. Вдруг наружная дверь распахнулась, и один из тех, что уходил к телефону, ворвался в котельную. Лицо у него было красное и мокрое от снега.
– Слыхали новость? – закричал он.
– Ну?
– Что еще такое?
– Мне сейчас сказал редактор городского отдела, что этот Эрлон не хочет уходить из тюрьмы.
Это было так неожиданно, что с минуту все молчали и только смотрели на него во все глаза. Биггер встрепенулся, напряженно соображая, что это может означать. Тогда кто-то задал вопрос, который он не решался задать.
– Не хочет уходить? То есть как это?
– Очень просто: когда ему сказали, что мистер Долтон просил освободить его, он заявил, что не уйдет. Видно, он услышал о похищении и поэтому отказывается.
– Вот и ясно, что это его рук дело, – сказал Бриттен. – Он не хочет уходить из тюрьмы, потому что знает, что за ним будут следить и найдут девушку. Он просто боится.
– А еще что?
– Еще он сказал, что может представить десяток свидетелей, которые подтвердят под присягой, что он здесь не был вчера вечером.
Биггер замер, подавшись всем телом вперед.
– Враки! – сказал Бриттен. – Шофер же видел его.
– Ты его видел, это верно?
Биггер колебался. Он подозревал ловушку. Но если Джан действительно представил алиби, нужно говорить, нужно отвести их мысли от себя.
– Да, сэр.
– Значит, кто-то из них лжет. Эрлон говорит, что у него есть доказательства.
– Грош цена его доказательствам! – сказал Бриттен. – Выставит кого-нибудь из своих красных приятелей, и те наврут в его пользу, только и всего.
– Но на кой черт ему держаться за тюрьму, я не понимаю, – сказал другой репортер.
– Он сказал так: если он будет сидеть в тюрьме, будет ясно, что он непричастен ко всей этой истории с выкупом. Он говорит, что шофер лжет. Он говорит, что его подучили дать такие показания, потому что кто-то заинтересован в том, чтобы опорочить его, Эрлона, имя и репутацию. Он утверждает, что родные отлично знают, где девушка, и все это только провокация против красных.
Биггера окружили со всех сторон. – Слушай, малый, говори начистоту. Был этот тип вчера здесь или нет? – Да, сэр, был.
– Ты его видел?
– Да, сэр.
– Где?
– Я привез их в машине, его и мисс Долтон. Мы вместе поднялись наверх за сундуком.
– А потом? Ты ушел, а он остался?
– Да, сэр.
Сердце у Биггера стучало, но он старался не выдать себя ни лицом, ни голосом. Нельзя показывать, что это новое известие взволновало его. Он думал о том, может ли Джан действительно доказать, что не был здесь прошлой ночью; и в то время, как он мысленно задавал себе этот вопрос, он вдруг услышал чей-то голос:
– А кто докажет, что Эрлон не был здесь прошлой ночью?
– Он говорит, что встретил одного приятеля в трамвае, когда ехал отсюда. И потом он говорит, что поехал не домой, а к знакомым и попал к ним в половине третьего.
– А где живут эти знакомые?
– Где-то на Северной стороне.
– Ну, если он говорит правду, значит, что-то тут не так.
– Чепуха! – сказал Бриттен. – Его же приятели, с которыми он вместе все это надумал. Как же им не подтвердить его алиби?
– Вы, значит, все-таки уверены, что это сделал он?
– А то кто же? – сказал Бриттен. – Эти красные, они на все способны, и они всегда держатся друг за дружку. Понятно, у него есть алиби. Уж он об этом позаботился. У него там довольно дружков, которые для него орудуют. Все эти его разговоры, что он не хочет уходить из тюрьмы, – просто трюк. Он рассчитывает, что сам останется чист, а его банда тем временем обделает все дело, да только номер не пройдет.
Разговор вдруг круто оборвался: наверху, на площадке, открылась дверь. Высунулась голова Пегги.
– Может быть, кофе выпьете, джентльмены? – спросила она.
– С удовольствием!
– Блестящая идея!
– Я сейчас вам принесу, – сказала она, затворяя дверь.
– Кто это?
– Экономка и кухарка миссис Долтон, – сказал Бриттен.
– А она что-нибудь знает об этом деле?
– Нет, ничего.
Снова все повернулись к Биггеру. Он подумал, что на этот раз придется сказать им еще что-нибудь. Джан сказал, что он лжет, и теперь надо спешно рассеять сомнения, которые у них могли возникнуть. Если он будет отмалчиваться, они подумают, что он знает больше, чем говорит. В конце концов, до сих пор по всему их поведению было видно, что они не считают его причастным к похищению. Для них он тупой, забитый негр, и ничего больше. Важно теперь удержать их мысли в прежнем направлении – в направлении, ведущем к Джану или к друзьям Джана.
– Скажи-ка вот что, – сказал один из репортеров, подойдя к нему и поставив одну ногу на крышку сундука. – Этот Эрлон вел с тобой разговор о коммунизме?
– Да, сэр.
– Ах ты черт! – вскричал Бриттен.
– Что такое?
– Я совсем забыл! Хотите посмотреть литературу, которую он дал мальчишке?
Бриттен даже покраснел. Он встал, полез в карман, вытащил пачку брошюр, которые Джан дал Биггеру, и поднял их так, чтобы все видели. Репортеры поспешно включили свои лампочки, торопясь сделать снимок. Биггер слышал их частое дыхание, видел их довольные возбужденные лица. Они покончили со снимками и снова вернулись к Биггеру.
– Он был здорово пьян, скажи?
– Да, сэр.
– А девушка тоже?
– Да, сэр.
– И как только вы приехали, он повел ее наверх?
– Да, сэр.
– Скажи, Биггер, какого ты мнения об общественной собственности? Считаешь ли ты, что правительство должно строить жилые дома для населения?
Биггер растерянно мигал:
– Сэр?
– А как ты относишься к частной собственности?
– У меня нет никакой собственности, сэр, – сказал Биггер.
– Брось ты этого болвана. Ничего он не знает, – сказал кто-то шепотом, но достаточно громко, чтобы Биггер услышал.
Наступило молчание. Биггер прислонился к стене и думал, что теперь они хоть на время от пего отстанут. Пламя в топке совсем заглохло. Дверь наверху отворилась снова, и показалась Пегги с кофейником в руке и складным столиком под мышкой. Один из репортеров пошел ей навстречу, взял у нее стол, раскрыл его и поставил. Она опустила кофейник на стол. Биггер увидел тонкую струйку пара, подымающегося от кофейника, и ощутил приятный запах кофе. Ему тоже захотелось кофе, но он знал, что не смеет просить, пока не напьются белые люди.
– Спасибо, джентльмены! – пролепетала Пегги, оглядывая незнакомые мужские лица. – Сейчас я принесу чашки, сахар и сливки.
– Эй, Биггер, – сказал Бриттен. – Расскажи им, как Джан заставлял тебя есть за одним столом с ним.
– Да, да, расскажи нам.
– Это правда?
– Да, сэр.
– Он тебя заставлял, а ты не хотел?
– Да, сэр.
– А раньше тебе никогда не случалось есть за одним столом с белыми?
– Нет, сэр.
– Эрлон тебе ничего не говорил про белых женщин?
– Нет, что вы, сэр!
– Как же ты себя чувствовал, сидя за одним столом с ним и мисс Долтон?
– Не знаю, сэр. Я ведь на службе, сэр.
– Тебе было неловко?
– Не знаю, сэр. Они мне велели есть, и я ел. Я ведь на службе.
– Значит, ты боялся, что если ты не будешь есть, то потеряешь службу, так?
– Да, сэр, – сказал Биггер, решив, что ему выгодно представиться беспомощным и запуганным.
– Черт возьми! – сказал один из репортеров. – Какой материал! Вы чувствуете? Негры хотят, чтобы их оставили в покое, а красные насильно тянут их в свое общество! С ума сойти! Мы раззвоним об этом по всей стране.
– Да, это похлеще, чем Леб и Леопольд, – сказал другой.
– Я подам это так: протест первобытного человека – негра против смущающей его покой цивилизации белых.
– Здорово!
– А что, Эрлон – американский гражданин?
– Этим надо поинтересоваться.
– Фамилия у него какая-то иностранная, не забудь указать на это.
– Может быть, он еврей?
– Не знаю.