Я завертелся юлой, пытаясь дотянуться хотя бы до одного. Тщетно. Ребятки оказались бойцами высочайшего класса. Человек прыгал и кувыркался с такой скоростью, что мог бы сделать честь и яцхену, а монстр просто не подпускал меня, каждый раз успевая шарахнуть молнией. Он бил с четырех рук сразу, остерегаясь лишь задеть товарищей. А ведь мне еще и постоянно приходилось следить за спиной – не подпускать Джемулана с его чудо-мечом.
Черт. Черт, черт, черт. По отдельности я одолел бы любого из этих троих. Но в команде… стоит мне прыгнуть на одного, как двое других немедленно меня отшвыривают. Я почти дотянулся хвостом до человека – и только для того, чтобы клинок Джемулана отсек мое жало на хрен. Ох, как же это больно… И рана в груди изрядно затрудняет движение…
– Вы все козлы!!! – бешено прохрипел я.
Я недооценил их. Черт, как же сильно я их недооценил…
Решив на время отступить и залечить раны, я сиганул в сторону, оттолкнулся от земли, резко расправил крылья и начал подниматься в воздух. Вверх, вверх, вверх – подальше от Джемулана с его мечом. Электрический монстр тоже бьет на относительно небольшое расстояние. Остается парень с бластером, но вот как раз его атаки мне почти не страшны. Только хитин кое-где размяк – точно оплавился.
Но он даже и не думал стрелять. Оба подручных Джемулана отодвинулись в сторону, а тот… размахнулся мечом.
Вот этого я совсем не ожидал! Лезвие чудо-меча вытянулось метров на сорок – Джемулан легко крутанул его, и этот блистающий смерч со всего размаху обрушился на взлетающего ввысь яцхена. Обрушился – и разрезал пополам.
Моя нижняя половина бесславно полетела к земле. Верхняя задергалась, затрепыхалась на одном месте, кое-как размахивая крыльями – и тут же получила несколько выстрелов из бластера. Меткий стрелок бил аккурат по крыльям, разрывая на хрен перепонку.
Я потерял равновесие и начал снижаться… ниже… ниже… и в меня ударила молния. На этот раз – страшной силы, с четырех рук сразу. Правильно, здесь-то этот урод никого не заденет…
Обливаясь кровью, почти теряя сознание от боли, я со всего размаху шлепнулся на землю. Чуть поодаль валялись мои ноги, изорванные крылья болтались никчемными тряпками, а хитин густо покрылся ранами и ожогами.
Над лесом взошла луна, заливая поляну мертвенно-белым светом. Джемулан и двое остальных подошли поближе. Они больше не стреляли – только молча таращились, как перед ними корчится изуродованный яцхен. Вот ведь гнусные твари!
А я тем временем регенерировал. Худо-бедно, но мои ткани потихоньку восстанавливались. Жаль только, что для полного выздоровления понадобится минимум два дня – очень уж жестко меня потрепало. Сейчас я даже пошевелиться толком не могу – только пальцы сами собой дергаются, как ножки сенокосца.
Энгахи начали проявлять нетерпение. Джемулан по-прежнему смотрел, как зачарованный, но вот человек и монстр – интересно, как их зовут? – отошли в сторону и теперь беседовали о чем-то своем. Время от времени они поглядывали на Джемулана – мол, долго еще?
– Да добей ты его! – прорычал наконец энгах-монстр. – Что нам здесь, до завтра торчать?
– Еще минуточку, – попросил Джемулан. – Вы можете идти, если хотите.
– Нет уж, нам велено убедиться, что дело закончено, – возразил энгах-человек, целясь в меня из бластера. – Если ты не заканчиваешь, я сам закончу.
– Не надо, – поднял меч Джемулан. – Я хочу сделать это сам.
– Как скажешь.
Джемулан размахнулся, собираясь всадить клинок мне в голову. Мы с сидом встретились взглядами – и я не увидел в его глазах ничего. Ни радости, ни самодовольства, ни жажды убийства. Он смотрел с предельным равнодушием – так коллекционер смотрит на очередную бабочку, которую наколол на булавку.
И вместе с тем двигался он нарочито медленно, явно оттягивая последний момент.
– Какого хрена ты тянешь?! – прохрипел я, чувствуя, как в груди копится злость.
– Смерть – это высшее искусство, – неожиданно ответил Джемулан. – Умирая, ты создаешь последнее в жизни произведение, и чем дольше длится агония, тем прекраснее оно получается. Я не люблю это портить.
У меня аж челюсть отвисла. Я и до этого знал, что Джемулан отморозок, но не думал, что он отморозок эстетствующий.
И вот тогда меня прорвало. За минувшие месяцы я всеми силами старался привести в лад свою душу – и вроде бы добился неплохих результатов. Во всяком случае, демонистость никак себя не проявляла, пока я дрался с энгахами. Я злился, конечно, но это была обычная, нормальная злость.
Но теперь выяснилось, что я не уничтожил Тьму в себе, а лишь загнал ее поглубже – и она только и дожидалась, когда сможет вырваться.
Я полностью утратил контроль над собой. Время остановилось, Джемулан замер с подъятым мечом – и я словно со стороны увидел, как мое искалеченное тело взметается кверху и перехватывает клинок когтями. Я увидел, как на крыльях заживает перепонка, как у меня отрастают новые ноги и хвост – и все за считанные мгновения. Я увидел, как раскрывается моя пасть, и из нее вырывается облако плотного зеленого тумана.
Клинок рассыпался у Джемулана в руках. Сид остолбенело посмотрел на рукоять с рубином, открыл было рот… и поперхнулся. Ему в живот вошло мое хвостовое жало.
На сей раз я не промахнулся. Я видел Джемулана там, где он был на самом деле – никаких больше иллюзий, никаких обманок.
Не дожидаясь, пока сид упадет, я метнулся к энгаху-монстру. Тот уже поднимал руки, но медленно, слишком медленно. Сейчас я двигался раз в десять быстрее обычного – и мне казалось, что все остальные замерли неподвижно.
Подлетая к жертве, я вновь разинул пасть, исторгая… нет, не кислоту, а пламя. Чудовищной силы пламя, лизнувшее поляну бушующим протуберанцем. Энгах даже не успел дернуться – он просто осыпался пеплом. Пеплом же осыпались и несколько деревьев позади него.
Следующим стал энгах-человек. У него было больше времени, чтобы среагировать – на одну секунду больше. Он уже вытянул бластер из кобуры и целился… ха!
К нему я даже не стал приближаться – просто посмотрел в глаза и с силой втянул воздух. А вместе с воздухом – еще что-то невидимое, болезненно вопящее и непередаваемо вкусное. Глаза энгаха сразу утратили выражение, а бездыханное тело упало на траву.
Кажется, я высосал из него душу.
Но это меня сейчас не заботило. Я развернулся к последнему оставшемуся в живых – Джемулану. Он лежал там, где я оставил его пять секунд назад. Не мертвый – только парализованный. В его глазах светился ужас – до него наконец-то дошло, что меня следует бояться.
Я выпотрошил его, как куренка. Вспорол брюхо и выволок наружу связку кишок. Но жизнь в нем все еще теплилась, сознание все еще не угасло. Даже с вывалившимся на траву внутренностями сид продолжал таращиться на меня и – подумать только! – пытался цедить ругательства.
И тогда я принялся его жрать.
Восторг! О, какой это восторг! Я и не представлял, что это до такой степени вкусно! Я с наслаждением рвал жертву на куски, набивал пасть сочным, сладким мясом, истошно хохотал… а где-то за гранью сознания кто-то истерично вопил…
– …патроооооооооооооооооооон!.. – доносился до меня какой-то тоненький писк.
Я ничего не слышал. Меня полностью охватила эйфория – я кувыркался, разбрызгивал кровь и потроха, перебрасывал с руки на руку отрубленную голову.
– Сдох ты наконец-то?! – прохрипел я, глядя в мертвые глаза Джемулана. – Сдох?! Кто теперь главный, а, сука?!!
Эйфория вдруг исчезла, резко сменившись бешенством. Теперь я ненавидел не только проклятого сида – я ненавидел весь мир. Словно обезумевший берсерк, я катался по земле, поливая ее кислотной слюной и взрывая когтями. В глазах почернело, я заорал с такой силой, что с ближайших деревьев осыпалась листва…
…а потом в голове что-то лопнуло. Слабый писк на самой границе сознания куда-то исчез. А я наконец-то пришел в себя и в ужасе уставился на свои руки и наполовину съеденный труп Джемулана.
Твою мать, это же я его сожрал!!!
Никогда еще я не чувствовал себя настолько отвратительно. Да еще и это чувство в голове… больно… черт, как больно… мозг словно погрузили в кислоту…
– Рабан!.. – взвыл я. – Рабан!..
Рабан не отвечал. Молчание. Я чувствовал в голове полную пустоту.
– Рабан!!! – страшно закричал я.
Гробовая тишина и боль в голове говорили о том, что случилось непоправимое.
Я убил Рабана.
Глава 22
Я сидел на траве, прислонившись спиной к толстому дереву, и тупо смотрел на поляну. Изуродованную, обгоревшую, траченную кислотой поляну, на которой все еще валялись полтора трупа. Я неподвижно сидел на одном месте и ждал смерти.
Я яцхен. Мое тело было создано в биологической лаборатории базы «Уран». Создано несовершенным. Тело яцхена и человеческий мозг не сочетаются друг с другом – кровь одного не подходит другому. Только благодаря Рабану я все это время оставался в живых. А теперь его нет, и мое тело стремительно убивает мой мозг.
Не знаю, сколько осталось до конца. Несколько минут? Несколько часов? Я совершенно не помню, сколько прожили остальные пять яцхенов, прежде чем сойти с ума, а затем погибнуть. Я бы спросил об этом у Рабана, да не могу.
Рабана нет. Я это чувствую. Я чувствую, что в мозгу что-то необратимо изменилось. Даже когда Рабан был в отключке из-за шокера Торквемады, такого ощущения в голове не было. Тогда он просто молчал… просто молчал, словно ненадолго уснул или куда-то отлучился. А теперь его нет совсем. И больше не будет.
И Направление отключилось. Совсем отключилось – сколько ни стараюсь что-нибудь нащупать, ни черта не получается. Видимо, оно тоже было завязано на Рабана. Или он сам его на себя перевел – этот мелкий гаденыш много чего у меня в организме перестраивал.
Впрочем, мне сейчас не до Направления. На мозг волна за волной накатывает боль. Раскаленные шурупы. Ведро кислоты. Адское пламя. Все это и многие другие идиотские метафоры. Боль постепенно распространяется ниже – все тело уже горит огнем. Руки двигаются как-то неправильно, хвост почему-то дергается… круги перед глазами плывут.