– В общем, от работорговли перешел к рыботорговле, – передавая трубку Гурову, скаламбурил Артюхин.
Уточнив у участкового, как найти на одном из крупных городских рынков Сочняка, Гуров отправился взглянуть на него лично. Тот и впрямь выглядел заправским рыбником отчасти старомодного фасона – с бородой, в картузе «а-ля Жириновский», ситцевой рубахе в синий горошек и клеенчатом переднике. Узнав, кто к нему пожаловал, Сочняк восторгов не выразил, но и явного неудовольствия тоже не стал выказывать.
– Семен Николаевич, я не буду притворяться, играть в кошки-мышки и намерен спросить вас напрямую, – Гуров говорил деловито, как если бы выяснял цены на копченую скумбрию и свежемороженого минтая. – Где вы находились и чем занимались четыре дня назад?
– Здесь же и находился, – не явив даже тени возмущения, спокойно ответил новоявленный коммерсант. – У меня сейчас бизнес. Со старыми делами покончено раз и навсегда. А если нужны свидетели, то – вот они, все, кто тут торгует. Спросите, любой подтвердит.
Из Орехово-Зуева Гуров отправился в Быково. Там, правда, уже по другому адресу, проживал Хаджинян. Здесь Лев тоже заехал в райотдел, но быковские коллеги также поспешили его огорошить. По их словам, недели полторы назад Хаджинян выпал из окна девятого этажа. Проживал он на четвертом, а вот как попал на девятый, в чужую квартиру – никто не мог даже предположить. Квартира эта хозяевами сдавалась внаем, но именно в это время в ней никто не проживал. Опера, занимавшиеся этим делом, только и смогли выяснить, что в квартиру Хаджинян попал, открыв дверь отмычкой. Был ли еще кто-нибудь, кроме него, – никто не видел. Никто из соседей той квартиры не слышал никакого шума – криков, ударов, топота, что могло говорить только о том, что выяснения отношений в ее стенах не происходило.
Ввиду отсутствия прямых улик о насильственном характере смерти Хаджиняна было принято решение признать случившееся несчастным случаем. Впрочем, кое-кто из оперов настаивал на том, что это суицид. Однако это, в конечном итоге, особого значения уже не имело – прокуратура уголовное дело закрыла, и следствия, как такового, фактически не проводилось.
Гуров не был уверен, что случай с Хаджиняном хотя бы отдаленно имеет отношение к похищению сына американского банкира, однако все же решил встретиться с его семьей. Подъехав к панельному, многоквартирному дому, перед которым зеленел небольшой скверик – судя по всему, плод усилий жильцов этого дома, – Лев подошел к среднему подъезду. Увидев восседающий на лавочке местный пенсионерский «фейс-контроль», он направился к бабуськам, внимательно разглядывающим незнакомца.
– Добрый день! – Гуров изобразил растерянное смущение. – Как поживаете?
– Да мы-то поживаем ничего… – с некоторой долей подозрительности в голосе откликнулась самая молодая, лет шестидесяти, явно только недавно примкнувшая к группе «фейс-контроля». – А вы-то откуда и к кому?
– Мне сказали, что в этом доме сдают квартиру. И вроде бы даже недорого… Вот хотел бы узнать – как тут у вас? Тихо? Спокойно?
– А-а… – бабуськи тут же разом оживились. – Квартиру-то сдают, только из-за нее тут не больно тихо, – ответила за всех та же собеседница.
– Это почему же? – Гуров изобразил наивное недоумение.
– Да она, говорят, несчастливая, – вступила в разговор бабуська, похожая на татарку. – В прошлом годе жил в ней один молодой, вены себе порезал. Врач потом сказал, что он наркоманством занимался, вот из-за этого умом-то и тронулся. Его когда нашли, уже портиться начал. А вот больше недели назад из окна выпрыгнул мужик, разбился насмерть.
– Да не выпрыгнул, вытолкнули его! – сердито не согласилась с ней старушка в деревенском, цветастом платке. – С мужиком каким-то не поладил. Тот его на аферу подбивал, а Сашка-то отказался. Вот он его туда заманил и в окно вытолкнул.
– Сашка – это так звали погибшего? – продолжая разыгрывать наивного «ботаника», поинтересовался Гуров.
– Да нет, звали-то его Арсеном, армянин он, по фамилии Хажинян… вроде так. Это уж мы его по-своему окрестили Сашкой. Так-то он, говорят, из тюремщиков! – понизив голос, со значением известила бабуська в платке. – Сидел, говорят, за то, что людей умыкал, а потом за них требовал выкуп. Ну а тут, как из тюрьмы вышел, еще года два назад, на Дашке, продавщице, женился. Ну, та баба с характером, сразу поставила: или бросай свое бандитство, или уходи. Ну, он бросил. Открыл свою мастерскую – машины чинил. Хорошо они жили. У Дашки свой мальчишка лет десяти, а год назад она и Сашке сына родила. И вот тут такое…
– Ну и при чем тогда какой-то мужик? – подлил масла в огонь Гуров.
– И я тоже так говорю! – обрадованно встряла в разговор крупная тетка в старомодной соломенной шляпке. – Я слышала другое, что у Сашки была другая семья, жена из его нации, а он после тюрьмы ее бросил. Вот ее братья, они ж тоже армяне, кровь, знаете ли, чрезвычайно горячая, приезжали к нему выяснять – за что он их сестру бросил. Ну, разругались, они его и выбросили из окна. А насчет какой-то там аферы и в самом деле – выдумка.
– Да как же выдумки, если Светка из сороковой квартиры своими глазами видела, как они, с тем криминалом, на этом же самом месте разговоры вели! Криминал тот был русский, приглядный такой, говорят, а посмотрит – как зверь какой, – вскипела бабуська в платке, вероятнее всего, самая осведомленная. – Они как заметили, что на их глазеют, сразу же в подъезд зашли. Ну, видно, наверх поднялись, а там и вовсе рассорились…
– А хозяева той квартиры, что сдается, где живут? – следуя «правилу Штирлица», спросил Лев напоследок, чтобы, не напрягаясь, попасть в нужную ему квартиру.
– Да в этом же подъезде и живут, на третьем этаже, квартира тридцать четвертая, – пояснила одна из них.
Преисполненные жажды помочь, как бабуськи оценили, приличному человеку, они чуть ли не хором сообщили код замка и даже объяснили, какого цвета дверь тридцать четвертой квартиры. Когда Гуров подошел к лифту, из-за створок двери слышался характерный гул работающего механизма. Издав завершающее пронзительное жужжание, лифт остановился, и из его кабины вышла очень эффектная, светловолосая женщина в темной косынке. На вид ей было около тридцати. Лишь взглянув на нее, Гуров сразу же понял, кто это.
– Простите, вы – Даша Хаджинян? – доставая удостоверение, спросил он. – Я из уголовного розыска, хотел бы с вами поговорить. Но, думаю, пока убийство вашего мужа не раскрыто, не стоит оглашать, что вы общались с сотрудником милиции. Ваши соседки по дому, что сейчас тут заседают на лавочке, думают, будто я пришел снимать квартиру. Где бы мы с вами могли побеседовать?
– Ну, давайте поднимемся к нам, – женщина пожала плечами.
В двухкомнатной, довольно прилично обставленной квартире царила тишина, показавшаяся Гурову траурной. Может быть, потому, что все еще были затянуты черным крепом зеркала? О гибели своего мужа Даша знала немногое.
– Где-то за месяц до того, как это случилось, был странный звонок. Арсен был дома, он сам подошел к телефону, выслушал, а затем очень резко ответил: «Хватит с меня, сыт по горло!» и бросил трубку. Я спросила, кто звонил, он сказал, что старый знакомый, которого лучше бы вообще не знать. А в тот момент, как он погиб, меня не было дома. Я ходила за покупками, нужно было взять продуктов, всякой мелочовки. А вернулась – тут такое… Милиция ко мне приходила, спрашивали, уточняли. А потом объявили, что это – несчастный случай. Я не стала настаивать на дополнительном расследовании – боюсь за детей.
– А вот одна из женщин сейчас сказала, что Хаджиняна могли убить братья его бывшей жены. Вы этого не допускаете?
– Нет, нет… Когда его посадили, тесть сам поставил вопрос о разводе, поскольку зять, по его мнению, опозорил их семью. Его жена, он еще был в заключении, сошлась с каким-то вдовцом.
– А вы знаете такую Светлану, из сороковой квартиры? Она вроде бы видела человека, с которым ваш муж разговаривал незадолго до смерти.
– Знаю… – На лицо молодой вдовы набежала легкая тень. – Эта красотка пыталась отбить у меня Арсена. Она и первого отбивала. Собственно говоря, из-за нее мы с ним и развелись. Затащила его, мразь, подвыпившего к себе в постель и тут же об этом начала звонить на каждом углу. Я сгоряча подала на развод. Он тоже закусил удила… Ну, разошлись, он уехал к родственникам в Новосибирск. Там запил и однажды ночью пьяный замерз. Эта тварь думала, что он с ней сойдется, а он только меня любил. А потом как-то ко мне в магазин зашел Арсен. Я сначала с ним и разговаривать не хотела. Ну, о кавказцах, вы сами знаете, что говорят – «поматросил» и бросил… Тем более если он с уголовным прошлым. Но этот оказался настырным. Ходил за мной по пятам, клялся матерью и хлебом, что скорее умрет, чем меня обманет. Месяца три уговаривал выйти за него замуж. Все мои родственники были против. Его – тоже. Вот так и расписались без свадьбы. Я поставила условие: никакого криминала, работай хоть дворником – я не желаю ходить раз в год на свидание и готовить передачки в тюрьму. Он поклялся и слово держал… А видите, как все кончилось?
Спустившись этажом ниже, Гуров позвонил в дверь с прибитой к ней латунной цифрой «40». Дверь распахнулась, и Гуров увидел слегка прикрытую халатиком пухлощекую особу лет тридцати пяти.
– Вам кого? – жеманно поинтересовалась хозяйка квартиры.
– Вы – Светлана? Значит, вас, – доставая удостоверение, объявил Гуров.
Скисшая Светлана пропустила его в квартиру, хронически пропахшую духами, словно это был филиал парфюмерного магазина. О том, что ей довелось увидеть, Светлана говорила довольно неохотно.
– …Я их видела-то всего с полминуты, – пожимая плечами, уже безо всякого кокетства повествовала она. – Они, по-моему, только начали разговор, когда я вышла на улицу. Я только и успела услышать, как Арсен сказал своему собеседнику: «Я тебе уже говорил, что не подпишусь на это. Я хлебом поклялся, что завязал!» А этот – такой красивый мужчина – засмеялся и назвал его тряпкой. Потом они увидели меня и, о чем-то быстро переговорив, при этом посмотрели на верхние этажи, прошли мимо меня в подъезд. Вот и все. А когда я домой вернулась, то узнала, что Арсен выпал из окна с девятого этажа.