И это помимо всего того, что он после себя оставил – людей, книги, фонозаписи, молитвы, память.
Общаясь с о. Александром, я понял, что Христос не мог лгать.
Книги и рукописи. Уроки общения
Вероятно, тогда же, пока я таскал в сумке ксерокопии завершающей части многотомной работы о. Александра о духовном становлении человечества «В поисках Пути, Истины, Жизни», у меня стала возникать идея о том, что для понимания Евангелий недостаточно чтения только самих Евангелий.
И иудей, и грек, и римлянин не ограничивались чтением одних Евангелий, а Платон и Сократ изображались на резьбе русских храмов. Вл. Соловьев, чья неосуществленная идея написать книгу о духовном восхождении человечества вдохновила о. Александра на создание своей замечательной серии, тоже не случайно занимался и греками, и гностиками, и каббалой. Христианская литература, в которой речь идет о Лао-цзы, Будде, греческой трагедии, помещает себя посредине (а лучше бы на периферии, как и Вифлеем) человеческой духовной общности. И несмотря на то, что откровение Евангелий – наиболее полное, но приходится признать, что для нас с вами не самое ясное. Много раз, выступая перед аудиторией с темой евангельской слепоты, я убеждался, что современные крещеные христиане готовы считать слепцами кого угодно, только не себя. О себе они уверены, что зрячи, как будто не читали слов того, в кого крестились.
Было видно, что о. Александр заворожен обаянием Будды и не может от него отделаться. И несмотря на то, что один из самых глубоких буддийских духовных практиков Борис Орион говорил мне о главах, посвященных Будде, как о недостаточных, было видно, что он говорил о священнике, их написавшем, с огромным уважением. Вероятно, и его не могло не затронуть понимание Будды как необыкновенно обаятельного человека, имеющего силу привлекать к себе все самое светлое.
Дело, видимо, в том, что ни в руки Вл. Соловьева, ни в руки о. Александра не попали лучшие книги о Будде или о Лао-цзы. Тем не менее, даже если бы они попали к ним, оппозиция все равно оставалась бы. И у меня она тоже оставалась довольно долго.
До сих пор меня вводят в тягостное недоумение люди, утверждающие, что, кроме Евангелия, они ничего не читают, впрочем, я их понимаю – всегда было заманчиво иметь истину под одним переплетом с возможностью носить ее в кармане, но в моем случае это не сработало.
Лучшие открытия по поводу слов Иисуса я делал, когда соотносил их с другими откровениями – даосскими, буддийскими, каббалистическими. За последнее время появилось огромное количество замечательных современных книг, посвященных области духа. И несмотря на то, что некоторые из них несут на себе отпечаток «попсовости» и рассчитаны на неискушенного читателя, с ними все равно стоит ознакомиться. Понимание и новые глубины Евангелия открывались мне, когда я читал Дональда Уолша, Тик Нат Хана, Экхарта Толле, Ронду Берн, Дипака Чопра, Ошо, Померанца. При всей пестроте перечня все эти книги так или иначе высвечивали те простые вещи, которые я в Евангелиях проскакивал, ища лишь «о великом» и не замечая, что оно – «под ногами», рядом. Этот интерес к параллельным, далеко не всегда «христианским» авторам надо было как-то обозначить.
Сегодня я рассматриваю любую духовную литературу как комментарий к Евангелиям. И это работает.
Вполне возможно, что буддист таким образом поступает с книгами буддийского канона, конфуцианец – с «Изречениями» и т. д.
Для меня полезно считать себя духовным провинциалом. Пока Евангелия были религией провинции, духовная мощь их была невероятна. Получив государственный статус, новая религия получила в нагрузку и государственные пороки в сочетании со способностью к манипуляциям. В результате, от нее мало что осталось.
Мне нужно уметь, не стыдясь, задавать себе простейшие и наивные вопросы про «простейшие» жизненные обстоятельства и истины. Одним из таких вопросов был следующий: Христос говорил о чудесных вещах. Они не сбылись ни в жизни человечества, ни в моей. Следует ли из этого, что он лгал? Или обманывался сам. Такой вопрос выходит из границ синтаксиса и становится коаном, участком жизни, иногда – центральным. Мне нужен был мой собственный ответ. Ни ответ священника, ни ответ духовного писателя, сколь бы «глубок» он ни был, меня не устраивал. Я решал его долго и яростно. Дело в том, что…
общаясь с о. Александром, я понял, что Христос не мог лгать.
Он много говорил о творчестве и свободе, одним из его любимых авторов был Бердяев. Он говорил о том, что свободу нужно выстроить внутри, а я соглашался и не понимал, что же именно он имел в виду.
Обратная связь
Пользователь mishakihot написал мне такой коммент: «Мне кажется, отец Александр очень тонко чувствовал необходимость обществу пережить укол свободы, в том числе и сексуальной».
Но к чему это привело? Общество не смогло выдержать свободы, сам же отец Александр обрастает мифами. В среде ивановских политиков, по своему опыту скажу, ходят слухи о том, что А. Мень был педофилом. Несусветная чушь, но это индикатор общества, не понявшего и не принявшего несоветскую этику.
Я ответил: «Мифологизация началась еще при его жизни и продолжается дальше, увы! Впрочем, процесс обычный. Дело, наверное, не в политическом строе, а в свойствах бытового сознания человека – о свободе и ее понимании о. А. напишу в ближайших продолжениях, спасибо! Пока что скажу, что о. А. призывал к обретению внутренней свободы, а не внешней. Внешняя без внутренней не держится – ищет, кому сдаться».
Итак, речь зашла, помимо секса, о двух вещах – свободе и мифологизации (отрицательной) личности о. Александра.
Противостоять процессу мифологизации (питающейся неразвитым воображением создателей) вряд ли возможно – это все равно, что запретить сериалы. Но я могу продолжать набрасывать эти воспоминания, опираясь на факты, говоря о том, чему сам был свидетель.
Отец Александр относился к свободам, в том числе демократическим, не так однозначно, как можно подумать. В самом начале перестройки, когда все чаще стали обсуждаться права и суверенитет народов, входящих в советские республики, и возможность выхода из состава Союза, я, как и многие мои друзья, был опьянен открывающимися перед Россией демократическими возможностями. Я заговорил с о. Александром на эту тему, и пафос моих слов заключался в том, что скорее бы «порабощенные республики» вышли из состава СССР и смогли бы жить самостоятельно.
Ответ о. Александра меня удивил.
– Не надо скорее, – сказал он.
Я был даже разочарован. О. Александр всегда казался мне человеком демократических устремлений, а тут такое нежелание благотворных перемен.
– Почему не надо? – спросил я.
– Кровь польется, – был ответ.
Я не понимал. Какая кровь, когда все складывается так прекрасно. Ведь кровавый режим именно что остался в прошлом, со всеми его несправедливостями, политическими заключенными, цензурой, дурдомами, невозможностью прочитать Гумилева или Солженицына. Теперь, думал я, когда всем людям будет открыт доступ к правде Евангелия, к книгам авторов Серебряного века, книгам Солженицына, Бродского, к философии Бердяева, Флоренского – теперь все всё, наконец, поймут, и впереди нас ждет только самое хорошее. Зло и насилие уйдут сами собой. Мы вступим на новый, счастливый путь развития. На радио, где я работаю, сейчас можно говорить все, что я считаю нужным, и я буду приглашать в передачи Померанца, Борисова, других верующих и просто талантливых людей, и слушатели, когда услышат правду о том, как ВСЕ ОБСТОИТ НА САМОМ ДЕЛЕ, конечно же, все поймут и сделают единственно верный выбор. Перечитываю сейчас написанное и диву даюсь своим фантазиям. Но это было почти общее настроение для многих.
Мне и в голову не приходило тогда, что СВОБОДА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НИКОМУ НЕ НУЖНА. Больше того, многим вовсе не нужно быть и счастливыми, более того, счастье многих пугает (эту извращенную потребность в несчастье я, однажды открыв ее в себе и изумившись, с тех пор встречаю все чаще и чаще).
Я еще не понимал того, что сегодня написал в комменте в ответ: есть два вида свободы – внутренняя и внешняя, и внешней без внутренней не бывает. А внутренняя – дело не такое легкое, ибо ее надо выстраивать, освобождая себя от эгоизма и его блокирующих чистую энергию Духа установок – лени, зависти, тщеславия и т. д. А это творчество. А кто хочет из многочисленных граждан СССР или современной России этим творчеством заниматься? Я лично не хотел. Проблемы были, конечно, но в основном у других, у неверующих. У меня их не было, считал я. Я хожу в церковь, и не просто в церковь, а к такому выдающемуся священнику.
Я плохо тогда понимал о. Александра. Боюсь, что я понимал его на книжном, интеллектуальном уровне. А этого было явно недостаточно. Особенно в вопросе о свободе.
– Но почему польется кровь? Почему она должна политься? – спрашивал я.
– Уйдет сдерживающий фактор, – ответил о. Александр.
Он не дожил до Сумгаита, до других кровавых стычек, до Чечни и террора. Но в который раз его простые слова оказались пророческими.
Он много говорил о творчестве и свободе, одним из его любимых авторов был Бердяев.
Он говорил о том, что свободу нужно выстроить внутри, а я соглашался и не понимал, что же именно он имел в виду.
Сегодня я знаю, что можно либо говорить о собственной свободе, как делает большинство, а при этом руководствоваться недостатками своего характера, обслуживая их и им повинуясь, и продолжать конечную несвободную жизнь в конечном несвободном мире, либо пойти по пути собственного освобождения – единственной великой и скромной революции, имеющей смысл. Либо я завишу от своих ограничителей – страха, ненависти, зависти, либо сливаюсь со свободой – Христом, Жизнью, Бытием.