– Доброй ночки, товарищ Угорь! – донеслось сверху.
Открыв дверцу и с усилием удерживая ее под порывами ветра, из кабины высунулся Николай Крюков.
– Ты? – опешил Евгений.
– А ты ждал кого-то еще, дозорный? Неподходящее время выбрал, неподходящее! – с издевательским сочувствием прокричал он. – Сегодня много не напатрулируешь, потому как все нормальные Иные дома сидят, а не руками посреди дороги размахивают. Чего под колеса-то бросаешься? Зачем я тебе понадобился?
– Да не нужен ты мне сто лет! – с досадой крикнул в ответ Угорь. – Машину я собирался поймать. Для твоей жены, между прочим.
Николай изменился в лице – это было заметно даже сквозь завихрения снежной крупы.
– Она здесь? На вокзале? Все в порядке?
– Здесь, здесь, – пряча внезапное раздражение, подтвердил Евгений. – Все, счастливо вам добраться.
Он зашагал в сторону центра города, но уже через двадцать секунд Крюков нагнал, хлопнул по плечу.
– Ну, что еще? – недовольно обернулся Угорь.
– Тут это… – замялся Николай. – Так уж случилось – я только что твою работу выполнил. Залетные в городе объявились. По всему видать, из колонии.
– Буянили? – насторожился дозорный.
– Развлекались. Ну, ты же знаешь, какие у откинувшихся развлечения – спиртное да бабы… В общем, я им час дал на сборы. Они тут остановились, в «Привокзальной». – Колька махнул рукой в сторону скрытой во мраке и в метели гостиницы. – Ты уж проверь, чтобы они и впрямь уехали.
Угорь помедлил.
– Темные? – уточнил он на всякий случай.
– Ну!
– Чем же тебе свои-то не угодили?
– Не твое дело, дозорный! В общем, я тебя предупредил, а дальше – как знаешь.
– Ну… спасибо. Бывай! – Евгений отвернулся, но Крюков снова схватил его за плечо.
– Тут еще одно…
Угорь неприязненным движением сбросил с плеча Колькину ладонь. Крюков мялся, отводил явно смущенный взгляд, что для любого Темного было нонсенсом. Уж чего-чего, а стыда и совести у них обычно наблюдался откровенный дефицит. Поведение зятя Денисова не могло не настораживать.
– Ну? – нетерпеливо произнес оперативник.
– С одним из них твоя была.
Угорь ничего не понял. Это он Танечку, что ли, имеет в виду? Что за бред?! Светлая ведунья, сотрудница Дозора – и развлекается с Темным уголовником?!
– Еще раз, – попросил он. – Кто с ними был?
– Ну, я не знаю, кто она тебе. Вместе вас видел. Еще весной. Или летом, что ли, еще до всех этих событий…
– Вера?!
– Может, и Вера, мы друг другу не представлялись. – Николай вновь превратился в самого обычного Темного, самодовольного и нагловатого. – А я-то думал, что вы, святоши, подружек себе выбираете тщательнее!
Евгений снова развернулся и молча зашагал прочь. Не может быть! Вера?! Нет, Колька просто ошибся. Не могла она пойти с уголовником в гостиницу. Никак не могла.
Глава 3
Декабрь 1973 года
– Вот так и живем, Федор Кузьмич, – со вздохом закончил Угорь свой рассказ.
– М-да, дела-а… – протянул пожилой милиционер, задумчиво мешая ложечкой дольки поздней антоновки в стакане сладкого чая. – И что же энтот Гранин таперича? Совсем безнаказанный уйдет?
– Да уже, считайте, ушел, – с невеселой усмешкой покачал головой Евгений. – Доказательств, что имело место убийство, нет и уже не будет. Сердце у покойного парторга действительно было слабое, больное. Может, и впрямь приступ случился. Ученый свою причастность отрицает. А чтобы проверить – это глубокое ментальное сканирование нужно провести. Сами знаете, чем чревато. Суд такого решения не принял, а Дозоры и не настаивали. В тот момент наши начальники единодушно рассчитывали, что он сотрудничать станет, а для этого требовалось, чтобы голова у него была в полном порядке.
– Я не пойму – а что ж не стал сотрудничать-то?
– Разочаровался, – пожал плечами руководитель районного отделения. – Он себе уже планы построил: как принесет открытие свое в Академию наук и в КГБ, как примутся его восхвалять да на руках носить. Мировая известность, всевозможные блага! А тут оказалось, что «открытием» многие тысячи Иных испокон веков пользуются, и разглашать это дело перед обычными людьми категорически нельзя. Ни известности, ни всемирной славы, ни перспектив. Ему условие поставили: или он работает на Дозор – или ему в качестве наказания устанавливают запрет на пользование магией лет на двадцать. Незнание закона не освобождает от ответственности, так ведь? А он все-таки сопротивлялся при задержании, нанес серьезные раны сотрудникам… Знаете, что он сказал? Что плевать хотел на способности, если он о них открыто заявить не может! Позиция истинного Темного, хоть и глупость, по сути. Так что теперь будет он снова возиться с лазерами, раз его такого глобального «открытия» лишили.
– Но ведь чемоданчик-то его работает! – возразил Денисов. – Чем не открытие?
– Там все сложно, Федор Кузьмич. Научные отделы обоих Дозоров пытаются разобраться, но пока так и не смогли обнаружить ту грань, на которой в этом изобретении заканчиваются технические разработки и начинается энергетика Сумрака. Переплелось там все очень сильно.
– Переплелось? – недоверчиво хмыкнул участковый. – Ишь ты!
– Я вот тоже всегда считал, что отличия между наукой и магией очевидны. А потом почитал кой-чего… – Угорь оживился, одним глотком допил чай. – Вы вот слышали про Всемирную выставку во Франции в одна тысяча девятисотом году? Оказывается, параллельно в Париже проходило заседание специальной коллегии Инквизиции с участием самых значимых фигур от Темных и Светлых. А причиной заседания была угроза, которую в тот момент представляло стремительное развитие человеческой науки и техники. Прогресс тогда действительно так лихо шагнул вперед, что для обывателей, современников Уэллса и Горького, определить границы реальности и фантастики стало трудновато. Электричество – это понятие физическое или магическое? А радиоволны? А аэропланы? А фотография и кино? Ведь раньше осветить помещение без помощи свечей и факелов, пообщаться на расстоянии, подняться над землей и продемонстрировать кому-либо четкое изображение человека или события – все это раньше было доступно только магам! И вдруг обычные люди приблизились к способностям Иных чуть ли не вплотную. Опасно? Опасно. В то время в Европе даже орден патентоведов был учрежден – сидели опытные маги и пытались отделить научные достижения от заковыристых заклятий.
– Ишь ты! – уважительно поджал губы пожилой участковый, подошел к печке-голландке, открыл чугунную дверцу и пошерудил кочергой; вспыхнули, затрещали поленья, разлился по милицейскому кабинету густой, обволакивающий, маслянистый жар.
Угорь довольно потянулся – век бы так сидеть и болтать обо всем подряд!
– А вот энтот его лазер, который до второго слоя достреливал, – он в итоге нормальным оказался? Или тоже – того, заговоренным?
Евгений пожал плечами и улетел мыслями в тот вечер, когда они штурмом брали лабораторию в Институте автоматики и электрометрии.
– Артем, кстати, поправился, – задумчиво произнес он. – Вылечили. Теперь обратно в Североморск вернулся, звонил мне недавно… К себе зовет.
Денисов вернулся на место, посидел молча, затем спросил:
– А ты? Неужели надумал уехать, Евгений Юрьич? Я ить по голосу твоему чувствую, что крепко ты предложение своего знакомого обдумываешь.
– Обдумываю, Федор Кузьмич, – не стал отрицать Угорь. – Трудно мне здесь, среди полутонов и реверансов.
Денисов вздернул брови, округлил удивленно рот, посидел так, затем задвигался, засопел.
– Трудно? – после длинной паузы наконец переспросил он.
– Федор Кузьмич, все понимаю – негоже так говорить! – прижал руки к груди Евгений. – Нам ли трудностей бояться? Только когда скрытничает, обманывает, хитрит и изворачивается враг – это одно. А когда свои же непонятно себя ведут – это другое. Устал я разбираться, где интрига противника, а где родное начальство очередную пешку отдает, намеренно под чужого ферзя подставляет.
– Энто ты чичас про клинику?
– И про нее тоже. Вот объясните мне, Федор Кузьмич, как такое возможно? Наблюдатели эти московские оставались для меня невидимыми, и уровень их я проверить потом, когда Силу мне вернули, никак не мог – это почему?
– Ну, понятное дело, потому, что повыше рангом они.
– Верно! Уж никак не ниже второго ранга. Но при этом они вычислили, что Каскет скрывается под личиной девушки-медсестры. А мы ведь с вами знаем, что Сын Дога – Высший Шаман, а может, и Великий! Как же они его могли раскрыть, а?
Денисов усмехнулся, потер бровь, посмотрел весело:
– Евгений Юрьич, ежели твое описание было совсем-совсем точным, то, кажется, я догадываюсь, что за Артур из Москвы в Новосибирск наведывался! И энто ишшо одно доказательство сурьезности проблемы, когда такой дозорный в качестве наблюдателя приезжает.
Угорь замер, осмысливая сказанное, сообразил и оттого раздраженно сморщился:
– Ну вот, опять! Сколько тайн, сколько сложностей! Два мага вне категорий пасут друг друга, караулят друг у друга на глазах, в поддавки играют – зачем, для чего? Или, может, Темным выгодно, чтобы Каскет цел и невредим оставался, как и ученый Гранин? Не могу я так, не хочу! Хочу туда, где понятно – вот Свет, вот Тьма. Напился вампир крови – к ногтю его! Навела порчу ведьма – наказать! Подчинил себе колдун десяток человек – под арест гада! И никаких церемоний, никаких реверансов! Они – враги, с ними нужно сражаться!
– Да ты чего раздухарился-то так, Евгений Юрьич? – всплеснул руками Денисов. – Знаешь, что? Чичас время к обеду подходит. Пойдем-ка ко мне, Людмила нас покормит. На голодный желудок про сурьезное болтать – мышей смешить. Одевайся-ка, я пока задвижку прикрою, чтобы жар весь не вышел.
Светлый Клин сиял, искрился под солнцем. Ровные, округлые, будто циркулем выведенные кипенно-белые сугробы возвышались вдоль заборов. Исчезли запахи – замерзли, улетучились, и лишь печной дымок кое-где чудился. Звуки сделались четкими и гулкими, а за звуками этими стояла ясная, морозная тишина сибирской деревни. Разве могут быть в таком чудесном мире бураны?