– И ты даже не поговоришь с ней? – изумленно вытаращился участковый. – А вдруг и не было там ничего? А вдруг ее принудили? Темные же!
– Федор Кузьмич, – проговорил Евгений, отводя взгляд, – вот вы меня считаете слишком правильным, слишком прямолинейным. А на самом деле… хех!.. на самом деле серые пятнышки в моей палитре присутствуют, ничего не попишешь, глупо скрывать. В ее сознание я никогда не заглядывал – это верно. Но ее защиту от магического воздействия я все-таки себе позволил.
– Охранный амулет? – мрачно уточнил Денисов.
– Что-то типа того. Если бы на нее попытались наложить заклятие полного подчинения, да и любое другое Темное заклятие – защита бы сработала. А это значит, что в гостиничный номер она поднялась по доброй воле.
Федор Кузьмич беспокойно, суматошно замахал руками, будто отбивался от целого роя навязчивых мух.
– Ничего энто не значит! Может, я прав, и ничего там не было! Не дошло у них до дела, понимаешь?! Может, как-то по-другому ее в номер заманили! Она же одетая вышла? И долговязый, что на помощь своему дружку примчался, тоже в одежде был! Может, Колька что-то перепутал? Нельзя так, Евгений Юрьич, не разобравшись-то!
– А мне кажется, все проще, Федор Кузьмич, – посмотрев участковому прямо в глаза, сказал Угорь. – Она меня просто не дождалась.
Денисов поник, присмирел, уставился в скатерть. Людмила гремела за печкой посудой, разливался по кухоньке аромат свежезаваренного чая, тикали ходики, угрюмо сопел недовольный хозяин… И вдруг, выпучив глаза, завопил дурным голосом, подхватился с места, сгреб со стола деревянную ложку, взмахнул ею, будто отражая удар невидимой сабли…
– Матрена!!! – взвыл он с ужасом и смертной тоской и застыл, замер, окаменел с вытянутой рукой…
Потом сел на стул и, глядя на Евгения невидящими глазами, растерянно проговорил:
– Не успел…
Угорь, поджавшись от неожиданности, с испугом наблюдал за происходящим.
– Не успел… – словно заклинание, бормотал участковый и таращился так, словно не мог поверить во что-то жуткое, что случилось прямо сейчас. – Не успел я, Евгений Юрьич! Ах, холера… Ах ты, господи, не успел…
– Федор Кузьмич… – осторожно начал оперативник.
– Да что ж мы сидим-то? – встрепенувшись, перебил его Денисов и вскочил на ноги. – Бежать надо! Может, догоним ишшо!
– Федор Кузьмич! – повысил голос Угорь, приметив затуманенный взор пожилого мага. – Что с вами? Что стряслось?
– Матрену Воропаеву убили, – выдохнул участковый.
* * *
На ходу наматывая клетчатый шарф и застегивая пальто, Евгений неосознанно отметил, что Денисов так и бежал с ложкой в руке. Потом, когда расчищенная тропинка вдоль села сузилась и по обе стороны от бегущих возникли чуть ли не ростовые сугробы, резная деревянная ручка то и дело снова возникала перед носом дозорного – так активно помогал себе на бегу руками спешащий впереди участковый. «Ложка… – думал Угорь, когда она вновь попадала в поле его зрения. – Глупо как. Надо бы сказать, чтобы в карман убрал. – Потом в его мозгу что-то щелкнуло и начало складываться. – Ложка?..»
– Ложка?! – невразумительно прокричал он в спину милиционера. – Федор Кузьмич, ложка?!
Но пожилой маг то ли не слышал, то ли был занят совсем другими мыслями.
Домишко Матрены Воропаевой был самым крайним в селе, поэтому даже бегом быстро добраться не получилось. По местной привычке, даже здесь, у ведьмы в жилище, дверь была не заперта. А может, ее оставил открытой тот, кто приходил сюда незадолго до Федора Кузьмича и Евгения.
Внутри, в помещении, пожилой лейтенант милиции принялся озираться – затравленно и словно не узнавая чего-то. Всегда яркая, светлая, уютная и прибранная передняя комната друг помрачнела и скособочилась. Нет, на подушках по-прежнему лежали кружевные салфетки, а по углам не было никакого намека на мусор и паутину, и все-таки что-то отсюда исчезло – раз и навсегда, будто сняли заклятье, или оно развеялось в связи с гибелью хозяйки. А может, такое впечатление комната производила по причине трагедии, которая здесь произошла.
В самом центре комнаты на полу лежало иссохшее от старости тело женщины, прожившей никак не меньше двухсот лет. Страшная, неправдоподобная мумия – в момент смерти к Матрене вернулся ее истинный облик. Но не морщины, не глаза с бельмами, не гнилые пеньки сточенных зубов и не клочья седых волос были самым страшным: лицо, руки и тело убитой, лежащей в луже собственной крови, были вдоль и поперек беспощадно исполосованы то ли лезвием, то ли бритвенно-острыми когтями.
– Матрена, Матрена, – снова забормотал осунувшийся участковый. – Как же так?!
– Вампир поработал, – глухо констатировал Угорь, изучая сквозь Сумрак постепенно развеивающуюся тропку.
Федор Кузьмич коротко на него оглянулся и промолчал – и так все было понятно. Да, тут побывал вампир. И, судя по тому, что не взял ни капли крови убитой, он сюда не охотиться приходил, а с вполне очевидным заданием.
– Я ить ей недавно совсем сказал, что нечего ей бояться, никто про нее не знает и не узнает… Ах ты, холера, ах, напасть!.. Как же он узнал-то?!
– Кто? – не понял Угорь.
– Аесарон, кто же ишшо… Она его больше двадцати лет боялась и ждала, больше двадцати лет тряслась от страха, четверть века, почитай, хоронилась! А тут я ее успокоил, обнадежил, вот и расслабилась… Ах, Матрена, Матрена… Кто же ему донес-то?
Евгений, чувствуя, как отливает кровь от лица, как натягивается кожа на скулах, с трудом, судорожно сглотнул и выпрямился.
– Федор Кузьмич, – окликнул он пожилого мага. – Это я про Матрену рассказал…
Денисов медленно повернулся. Глядеть на него сейчас было по-настоящему жутко. Сперва робкая, жалкая, болезненная улыбка тронула губы – дескать, да ты шутишь, что ли, р-руководитель? Затем лицо вытянулось и окаменело. Ни слова упрека, ни гневного жеста – он просто стоял и смотрел на Евгения, и такая мука плескалась в глазах, такое отчаяние, такая досада на самого себя, такое разочарование!.. Угорь покачнулся, не в силах противостоять настолько сильным эмоциям – Сумрак, насытившийся свежей кровью Темной Иной, не поглощал их, не впитывал, а позволял в чистом, неразбавленном виде буквально бомбардировать ауру Светлого дозорного. Чтобы утвердиться на ногах, ему пришлось сделать ненужный шаг в сторону и отвернуть лицо.
– У нас тогда совещание посреди леса было. Сразу после первого явления Неваляшки. Мы еще не знали, кто это, что это. Разные варианты прорабатывали, в том числе и приход Зеркала. Но чтобы наверняка подтвердить или исключить эту гипотезу, надо было понять, на чьей стороне перевес в области, из-за кого баланс сил нарушен. Вспоминали и перечисляли всех сильных Светлых и Темных.
– И ты назвал Матрену… – констатировал Денисов чужим голосом.
– А разве мог не назвать? Я знал, что вы за ней приглядываете, знал, что ручаетесь за нее, хотя мы с вами никогда это не обсуждали. Но она была очень сильной Темной! Пряталась Воропаева по своей воле – значит, по своей же воле могла и перестать скрываться, внести свой вклад в нарушение баланса.
Федор Кузьмич внимательно слушал и молчал, и не понять было, то ли соглашается он с услышанным, то ли поверить не может, что друг так его подвел. Казалось бы, что такого ужасного? Жертва – ведьма. Чудовищно сильная и не менее опасная – иначе не стала бы в свое время правой рукой, помощницей и заместительницей самой старшей в Конклаве. Убита кем-то из своих – в смысле, Темным. И это, по сути, невероятная удача – когда ведьма погибает от руки вампира, а о претензиях к Ночному Дозору и речи быть не может, настолько все очевидно. Но Евгений не тешил себя надеждами, что Федор Кузьмич примет все это во внимание. Дело даже не в том, что Воропаева была его знакомой и временами консультировала Денисова, в числе прочего и по просьбе оперативника. Дело в том, что пожилой маг чувствовал себя ответственным за безопасность и благополучие Матрены – и как законопослушной жительницы Светлого Клина, и как Иной, которая фактически доверила ему свою тайну. А теперь, как выясняется, и жизнь.
– Это не мог быть Аесарон, – после паузы медленно покачал головой Угорь. – Незачем ему было отдавать такое распоряжение.
– Ерунду ты чичас говоришь, Евгений Юрьич, – со вздохом проговорил Денисов и задвигался, вернулся к трупу ведьмы. – Всем другим, окромя Аесарона, ее смерть без надобности.
– Федор Кузьмич, он даже не понял, о ком идет речь, когда я ее имя назвал.
– Или сделал вид, что не понял, – ответил Денисов, низко нагнувшись и изучая какие-то детали – одежды, положения тела, выражения лица.
– Нет, – дозорный упрямо набычился, – я ведь потом навел справки. По всему выходит, что бояться его мести она могла из-за одного-единственного факта: в сорок восьмом году Аесарона, который тогда еще не состоял в Дозоре и назывался человеческим, а не сумеречным именем, арестовали и посадили на несколько лет в колонию. Видимо, эту «заслугу» Матрена приписывала себе. Может, случайно подставила его, может, где-то что-то ляпнула. Так или иначе, чувствовала за собой вину.
– Ну?
– Конклав к тому времени разогнали. Воропаева наверняка находилась в полной растерянности, оставшись без поддержки такой мощной организованной структуры. Глава Конклава, опять же, исчезла, бросив товарку на произвол судьбы. Матрена, может, и сильная ведьма, но к войне с обиженным Темным магом и его дружками была не готова. К тому же отправили Аесарона на обычную зону. Почему позволил себя арестовать? Почему не сбежал? Может, его и способностей лишили на срок отбывания? Может, ее вина перед ним серьезнее, чем она себе представляет? Должно быть, Воропаева ответов на эти вопросы не находила. Никак не могла разобраться, не понимала. И потому это мучило и пугало ее еще сильнее. До одури пугало, до паранойи.
– И?..
– А все оказалось проще. Аесарон тогда был настоящим бандитом. Сами знаете, сколько их в ту пору развелось, – страна в руинах лежала, нормальных мужиков почти не осталось, чтобы за порядком следить. В городах-то еще более или менее, а в провинции, в сельской местности… Вы ведь и сами тут были единственным представителем власти на н