к нам пришла и любовь. Возможно, это не все, чего бы вы пожелали, и это не все, чего я бы пожелал… но это все, что я могу предложить. Вы хотя бы обдумаете мое предложение?
В течение долгого мига она не двигалась, и он был уверен, что она откажет. Вопреки благоразумию, он потянулся к ней мыслью и увидел смятение в ее душе: беспомощный гнев, чувство долга, честь и слабый намек на сострадание, давший ему повод надеяться.
Отстранившись, ибо ее чувства были слишком насыщены, чтобы слишком долго такое выносить, да еще когда он вторгся в ее мир украдкой и непрошеным, он поднял ладонь и пригладил каштановый локон, запутавшийся в складке ее платья, намереваясь продолжать уговоры. И от прикосновения словно ударила молния, так поразившая его, что он едва не распахнул рот.
Точно ужаленный, он отдернул руку и воззрился на ее профиль, отчетливый поверх темнеющего окна, испытывая некоторое головокружение. Он не посмел бы позволить этим теперешним мыслям воцариться в своем разуме, но не мог остановить их. Он знал, что если она будет упорствовать, возможность принуждения не полностью исключается, что бы он ни утверждал до того.
Однако Сидана сама спасла Келсона от сомнений. Несколько секунд спустя, так и не взглянув на него, она уронила правую ладонь и раскрыла ее.
— Я выйду за вас, — прошептала она, и наконец слеза скатилась по ее щеке.
Почтительно, не смея говорить из боязни, что она вдруг передумает, Келсон взял ее руку и поцеловал, тут же отбросив волну, которая поднялась в нем при этом прикосновении. И все-таки она что-то почувствовала. И когда он повернул ее ладонь, готовясь снова приложить к губам, он ощутил ее дрожь. Он поднялся со вновь обретенным спокойствием, держа ее ладонь в своей, и неловко повернулся к Дункану:
— Вы свидетельствуете о том, что дама согласилась, отче?
Кивнув, Дункан переместил Ллюэла в сидячее положение и встал, положив руки на их соединенные ладони. Ллюэл пошевелился и открыл глаза, но у него, похоже, не хватало духу на что-то большее.
— У вас намечен срок, государь?
— Через двенадцать дней на Благовещенье.
— Подходящий день для коронования королевы, — мягко заметил Дункан и одарил дрожащую принцессу сочувственной улыбкой. — Сидана Меарская, согласна ли ты и даешь ли обещание добровольно и по своему желанию заключить почетный брак с Келсоном Гвиннедским двенадцать дней спустя, по обряду нашей Святой Матери Церкви?
Ее глаза наполнились слезами, но она проглотила слезы и быстро уронила подбородок.
— Согласна и даю обещание, и да поможет мне Бог.
— Келсон Гвиннедский, даешь ли ты обещание и согласен добровольно и по своему желанию заключить почетный брак с Сиданой Меарской двенадцать дней спустя, по обряду нашей Святой Матери Церкви?
— Согласен и даю обещание, и да поможет мне Бог, — твердо произнес король.
— Тогда я свидетельствую и подтверждаю, что торжественно совершена помолвка между Сиданой Меарской и Келсоном Гвиннедским, дабы они соединились священными брачными узами двенадцать дней спустя, по обряду нашей Святой Матери Церкви. Оглашение состоится завтра. И эта договоренность столь же нерушима, сколь и брачные обеты, и не будет расторгнута. — Он осенил крестом их соединенные руки. — Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь.
Она немедленно вырвала руку, отвернулась и, зарыдав, упала на подушку у окна. Келсон попытался было утешить ее, но Дункан покачал головой и позвал вместо этого Мерауд и Риченду, коротко сообщив им, что произошло, прежде чем вывел за дверь Ллюэла и Келсона. Ошеломленного Ллюэла он передал с рук на руки стражу, чтобы тот проводил его обратно.
А Келсона опять повел в королевские покои, где ждали Морган, Дугал и Нигель. Там они оба рассказали, как и что решилось, и король распорядился продолжать приготовления.
Глава XIXВеселое сердце благородно, как врачевство, а унылый дух сушит кости.[20]
В течение последовавших полутора недель Келсон избегал любых встреч со своей нареченной, надеясь, что время, полное размышлений, поможет ей приучиться не лить слез в связи с предстоящим исполнением их обоюдного долга. Постоянное присутствие при ней Риченды оказалось благословенным, ибо вскоре Сидана стала предпочитать ее общество обществу любой другой дамы при дворе, несмотря на суровую истину, что Риченда была женой Дерини. Келсон не спрашивал, воспользовалась ли Риченда какими-то особыми способами, чтобы установить дружеские отношения с принцессой; для его совести было достаточно знания, что его собственное сватовство свершилось без применения деринийских дарований.
Однако Риченде это удалось; и бурные приступы с рыданиями постепенно уступили каменному терпению, безучастной покорности, и порой даже робкому волнению, когда, скажем, кроились и примерялись наряды, а Риченда начала участливо наставлять свою молоденькую подопечную касательно некоторых привилегий, равно как и обязанностей ее новой жизни. Единственный крупный срыв приключился посреди недели, когда после встречи наедине с братом она устроила припадок с криками и воплями. Услышав об этом, Келсон запретил им впредь видеться до самого дня свадьбы и попросил Риченду все это время находиться при девушке день и ночь. Морган тосковал в пустой постели, но дела с Сиданой отныне пошли настолько лучше, что он счел жертву оправданной. Однажды, проходя мимо покоев Сиданы, он даже услышал, как девушка поет вместе с Ричендой. Келсон, когда ему об этом рассказали, сиял весь вечер.
Церковные и военные приготовления также шли полным ходом все остающиеся до свадьбы дни. Наутро после Рождества архиепископы предприняли новый шаг для того, чтобы поставить Лориса на колени, распространив отлучение мятежных епископов и Меарской семьи на всю Меару, то есть, провозгласив общий интердикт. Келсон сомневался в оправданности этой меры, было мало похоже, что Лорис хотя бы ухом поведет, но позволил разослать это решение вместе со своим объявлением войны, которая начнется весной. Желая соблюсти приличия, он также послал в Ратаркин извещение о своем намерении жениться на Сидане: в письме воспроизводилось оглашение, сделанное в Ремуте в то утро и засвидетельствованное почти дюжиной епископов и государственных мужей.
Не приходилось опасаться, что меарцы сорвут свадьбу, ибо ни один посланец не смог бы домчаться в Ратаркин и вернуться в столицу до начала обряда; а все дальнейшее должно было решиться весной.
— Ее родители, вероятно, предпочли бы увидеть ее мертвой, — мрачно заметил Келсон, потягивая терпкое фианнское вино с ближайшими из друзей вечером накануне венчания. — Возможно, она тоже. Подозреваю, что Ллюэл — наверняка. Да, пожалуй, и меня.
Дугал, на которого непринужденность вечеринки произвела куда большее действие, чем на короля, покачал головой и прыснул, многозначительно переглянувшись с Морганом и Дунканом.
— Разумеется, Ллюэл вовсе не против твоей смерти, государь, — беспечно откликнулся он. — Ллюэл ее брат. А разве брат может счесть какого угодно мужчину достаточно хорошим для своей сестры?
— Был некогда один, достаточно хороший для моей сестры, — вставил Морган, глядя поверх своей чаши на Дугала с печальной задумчивой улыбкой.
Эти слова ошеломили обоих юношей: Дугал понятия не имел, о чем говорит Морган, а Келсон знал подоплеку слишком хорошо. Когда король, очевидно, опечаленный воспоминанием, опустил глаза, Дугал оборотил растерянный взгляд к Дункану, который вздохнул и слегка приподнял свою чашу.
— За Кевина и Бронвин: быть им вместе на веки вечные. — Нахмурился и выпил, не глядя ни на кого. Морган и Келсон присоединились к его тосту. Дугал, еще более озадаченный, обернулся к Келсону с немым вопросом.
— Они умерли или что-то еще? — прошептал он, изрядно протрезвев.
Келсон откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
— Что-то еще.
— Что это означает?
Морган со вздохом подхватил винный кувшин и стал тщательно наполнять свою и дунканову чаши, стараясь избегать чьего-либо взгляда.
— Бронвин была Дерини. Она — моя единственная сестра. Кевин, сводный брат Дункана, был человеком. Был также юный зодчий, состоявший при герцоге Джареде, по имени Риммель, которому приглянулась Бронвин, хотя в то время никто этого не знал, и менее всех — она сама. Так или иначе, Риммель проникся безумной ревностью к Кевину. За два дня до того, как Бронвин и Кевину предстояло обвенчаться, Риммель, по-видимому, решил, что нужно уничтожить соперника.
— То есть, он убил Кевина? — ахнул Дугал.
Морган помедлил с винным кувшином в руке, невидяще глядя в огонь.
— Не совсем, — проговорил он после недолгого молчания. — Он получил приворотное зелье от ведьмы, которая жила в горах. Она сказала, что зелье заставит Бронвин полюбить его, охладев к Кевину. Зелье было скверно составлено. Случился взрыв. Бронвин пыталась защитить любимого, и оба погибли.
— Ужасно.
Снова вздохнув, Морган покачал головой и принялся наливать вино королю, стараясь вернуться обратно из прошлого.
— Прости меня. Я думал, все знают. И у тебя я прошу прощения, мой повелитель. — Он поставил кувшин в очаг и взглянул на Келсона. — Едва ли это подходящая беседа для вечера в канун твоей свадьбы. Следовало бы поговорить о более счастливых парах: твои дядя и тетя, твои родители…
— А может, и о твоем браке? — спросил Келсон со слабой улыбкой, губы его раскраснелись от вина, он выпил уже порядочно.
Морган заколебался, и на его лице стремительно отразились какие-то весьма сложные чувства. Дункан сдержанно усмехнулся, а Дугал пьяно хохотнул и нетвердой рукой поднял свою чашу.
— Да-да, ваша светлость. Вы — единственный женатый среди нас. Расскажите-ка моему девственному брату, чего он вправе ожидать в свою брачную ночь!
— Сомневаюсь… что нашему королю нужны какие-то основательные наставления насчет таких дел, — заметил Морган после краткого раздумья, подозревая, что они как раз нужны, но не желая слишком вдаваться в подробности в присутствии явно одного из весьма опытных сверстников, да еще и когда все постепенно напиваются.