вать на подработке. Тогда так многие жили, это не казалось чем-то позорным, но оптимизма не прибавляло. Опять же, лишний раз ничего себе модного и красивого не купишь, от сверстников только и ждёшь подвоха и каверз, а девушки смеются и не принимают всерьёз. Обидно было, так что кровь закипала. Потом я научился исподволь терпению, но все грешки и колкости, все пакости и всю несправедливость я помнил. Будто в копилку монетки складывал. Потом, когда стал зрелым бывалым человеком, пытался простить всех и забыть всё тёмное, вот только не смог этого сделать до конца. Искренне, так сказать, отпустить. Сейчас не придаю этому большого значения, но то и дело мыслями возвращаюсь к этому, стоит узреть подходящий ассоциативный ряд. И тогда всё тёмное всплывает, как левиафан из пучины и клокочет ненавистью. Это касается прошлых невзгод. Потому что они не закончились. Они всё время и постоянно продолжаются, множатся и копятся. Копилочка безразмерная. Она растёт пропорционально злобе дня. И хоть зубы отросли, всегда есть рыба больше и злее. А мир живёт по своим неведомым законам, большая часть которых лично ко мне враждебна. Люди много чего такого неформального открыли и я готов подписаться под тем, что это реально работает. Например, закон Мерфи. Если неприятность может случиться, она непременно случится. И так оно всегда и выходит! И принцип Питера везде можно наблюдать воочию. Все лезут, как сумасшедшие вверх по карьерной лестнице не в силах остановиться, оглядеться и одуматься. Пока не свалятся абсолютно к исходной точке.
— А ты?
— У меня как раз обратная ситуация. Из-за нюансов воспитания и общих жизненных перипетий я приобрёл здоровую опаску, но утратил уверенность. И из-за этого тоже много упустил и потерял. Как в деловом, так и в личном плане. Да, со стороны я кажусь неудачником, коим и являюсь. И легче всего сказать, что я сам во всём виноват. Да, я много раз, особенно по молодости влезал в разные авантюры и всегда прогорал или уходил ни с чем. Это быстро отрезвило и воспитало ту самую осторожность, возможно, гипертрофированную. Где-то это уберегло меня от лишений, но и множество раз не дало выйти в плюс, подняться над серой массой тех имбецилов, что составляют, как ты сам заметил, подавляющее большинство нашего социума. Самое смешное, что я попытался однажды спуститься на общий уровень, стать одним из тех самых имбецилов. И эксперимент с треском провалился. Начав вести себя так, как они, пытаться действовать по их правилам и принципам, ассимилироваться в этой серой массе, я с удивлением обнаружил, что и там встал на самую низкую ступень их иерархии. И даже принцип Питера срабатывал со мной мгновенно, хоть по логике и должно быть наоборот. Я не смог никак преодолеть то вязкое болото, в котором они прекрасно ориентируются, активно легко и свободно двигаются, не физически, а социально, проживая свою жизнь естественно, а не как я, пытаясь искусственно приспособиться. Мимикрировать, полностью абстрагироваться, стать серым винтиком этого болота не удалось. Казалось бы, я был во всеоружии, должен был легко пойти по тупым головам, но не учёл, что мерзость и беспринципность человеческая не имеет дна. Она безгранична. И всегда находились тупые, но напористые и ушлые посредственности или зажратые, заматеревшие клещи, обросшие кумовством и круговой порукой, как мхом, что быстро и чётко задвигали меня обратно. А я так поначалу не умел. Просто не умел. Горе от ума. Воспитание и образование не дают скатиться в маргинальность и примитивизм. А вот масса легко и свободно живёт и дышит этим животным началом. Будто законы социума, законы человеческого общества, это что-то аморфное, воспринимаемое ими опосредовано. А закон джунглей для них, это насущная парадигма. Единственно верный, действенный и эффективный modus vivacitas[5]. Практически, естественные условия для существования. И прекрасно себя при этом чувствуют, комфортно устраиваются, достигают целей, находят немудрёное поросячье счастье. Те же «Приоры» с торчащими из них стволами автоматов и Султаном-Ураганом из колонок. Или что там они любят? Да чёрт с ними. Даже женщины, существа априори другого склада ума, и те не находили во мне ничего интересного. Те, что нравились мне, не проявляли заинтересованности, а те, что были не прочь, откровенно не нравились мне. Как внешне, что много объясняет, так и в плане умственного развития. Мне интересно с тем, кто хоть немного умеет связывать слова в складные непротиворечивые предложения. С умными или просто эрудированными. А растительный мир не про меня. Только красивых и при этом свободных мало, а притом ещё и умных так вообще исчезающая величина. Всем им в той или иной мере надо одного. Устроить личный комфорт, как в физическом, так и материальном плане, равно, то же для своего потомства, а потом уже обратить лицо на партнёра. Если хватит желания. Потому что явные недочёты некоего успешного альфа-самца легко компенсируются на стороне. Так сказать, один для денег, а второй для души. Ситуация для большинства неприемлемая, хоть и тривиальная.
— Не оригинальная мысль. Как-то я слышал более лаконичный вариант: «весь мир — бардак, все бабы — шлюхи, солнце — долбаный фонарь, счастье в труде, остановите Землю, я сойду!»
— Вот именно. Безысходность. Для умного человека просто моральный тупик. Только став быдлом, обретёшь суррогат счастья.
— А что такое счастье?
— Для каждого оно своё. Для амёбы — тепло и пища. Для умного человека нечто сугубо индивидуальное, не беря в расчет мысли тех, у кого с головой не в порядке. Конечно, мечтать о высоком или чём-то грандиозном, престижно, но маловероятно в плане исполнения. Даже великие люди не мечтали сразу стать теми, кем стали. Например, Билл Гейтс хотел стать поваром, а Мадонна продавцом в конфетной лавке. Поэтому в промежутке, где и обретается девяносто девять процентов искателей, от «А», амёбы, до «Я», личного моего эго, это и есть такие простые вещи, как уют, удовольствия и безопасность. В бесконечной вариативности индивидуальностей. Не то, чтобы я мечтал о чём-то другом, о чём-то сверхъестественном, но вот хоть бы раз приблизиться, ощутить, запомнить, вот оно, счастье, вот так оно выглядит, этого и близко не было. Ведь мало того, что счастье есть состояние мимолётное, как оргазм в грубом сравнении, так меня угораздило родиться фригидным в этой экстраполяции. А становиться скотом, чтобы жевать комбикорм квазисчастья, уже не хочется. Лучше уж пусть так, чем самообман и окончательное разочарование.
— Все живут надеждой, — нейтрально согласился шофёр, — поверь, каждый, с кем я общаюсь, непременно питает это чувство. А от надежды до мечты меньше полшага. Так что ждать счастья, пусть не особо рассчитывая на его приход, вполне естественно. Просто это такая гражданская позиция. Назовём её, пассивная. Но ты же не об этом хотел рассказать?
— Да меня несёт в разные стороны, поток сознания. Накопилось много в душе, а высказать откровенно некому. Кругом теперь не то, что враги, а, скажем так, люди, в надёжности которых я сомневаюсь в малой или большей степени.
— И как же так вышло?
— Могу и рассказать.
«Ока» остановилась на переезде, как раз перед опустившимся красно-белым полосатым шлагбаумом. Тревожно и нудно бренчал звуковой оповещатель. Протащилась сцепка из двух локомотивов, и загрохотали по стыкам колёсами бесконечные товарные вагоны, цистерны, хопперы с углём и зерном, полувагоны с лесом, платформы с комбайнами, рефрижераторы и всё это в не поддающемся логике хаотичном порядке.
Мужчина вынул из кармана серебристую фляжку, отвинтил колпачок, приложился. Пахнуло коньяком. Потом из второго достал смятую пачку и «Крикет», прикурил, с удовольствием выпустил дым в опущенное окно. Шофёр тоже закурил.
— Не рано для горячительного? — стряхнул пепел шофёр.
— Да какая разница! Нервы стали ни к чёрту. С этими проблемами. Ничего, всё как-то образуется.
— Уже образовалось, — уверил шофёр. — Стоит отпустить ситуацию, если нет возможности ей управлять, как она сама образуется.
— Да? — недоверчиво скривился мужчина. — Ну, может быть. Хорошо, если так. Только я всегда старался контролировать любую ситуацию. А то они всегда выруливали в полный провал. Стоит хоть раз теперь попробовать отпустить её, вдруг и правда, образуется?
— Конечно. Так что там про то, что кругом нет никого, на кого можно положиться?
— А, это. Так оно всегда и было, только раньше я об этом не знал. Понимание приходит с горьким опытом своих ошибок. Я ведь с детства был настроен позитивно, хотел обнять весь мир и чтобы он обнял меня. Но у мира кругом колючая щетина. Как ни обнимай, всё равно больно. Рано прозрел я, очнулся, устав бессмысленно в этом киселе рутины болтаться. Понял я, что это только в сказках лягушка молоко в масло взбивает, чтобы не захлебнуться. А в реальности тупо тонет, без вариантов. Вот прямо озарило меня и всё встало на свои места. Я как проснулся, отключившись от Матрицы, и обвёл этот мир взглядом извне.
— Получается, ты избранный? — пошутил шофёр.
— Получается так. Субъективно для меня в данном случае. Не потому что мне так легче, а потому что не переубедил меня пока никто в обратном. Даже если глубоко копать и во всех мелочах разбираться. Зато объективных причин вокруг предостаточно. Может, судьба моя так прописана в небесных скрижалях. Может, наоборот, хранит она меня для какого-то великого свершения, а я пока об этом и не подозреваю, а испытания лишь ступени к катарсису. Может, просто не повезло, что не было у меня ни друзей толковых, ни подруг надёжных, ни учителей мудрых. Ведь с младых ногтей всё постигал сам, через свою шкуру. И шишки набитые быстро воспитывали недоверие и сомнение, осторожность и опасливость. Я понял сейчас. Я всегда довольствовался худой синицей в руках, провожая лишь взглядом потенциальных небесных журавлей. Кому-то прёт по жизни, удача не покидает, как с ним венчанная, фарт становится нормой. А кто-то хронический лузер. Вот просто не любит его небо и всё тут, как в том анекдоте. Я такой. Не один такой, конечно, в мире, много таких, но я, к сожалению, осознал эту данность. Не догадки это, не варианты, а горькая уверенность на основе совокупности наблюдений за всю мою историю. Я уже с этим смирился. Ведь я с детства рос талантливым человеком. Я сам и читать, и писать, и рисовать, и даже лепить научился. В детсаду мои работы круче всех были. И в школе. И в институте. Да, пылились работы мои, как и дешёвые кубки и медальки за них. Зато стенгазетами нагрузили по макушку. Это, как водится, везде одно и то же. Я пытался заработать на своих талантах. Писал картины, стоял на развалах, торговал. Вот у всех брали, а мои смотрели, языками цокали и уходили. Нет, конечно, художники разные бывают, каждый своё и по-своему пишет. Абстрактный экспрессионизм или авангардизм, в отличие от канонических стилей имеют место быть и находят своих почитателей, но я работал в академическом стиле, на большую, так сказать, разную аудиторию. А всё равно, картины, как заговорённые, так и стояли, никому не приглянувшиеся. И просил средне, как и у всех рядом стоящих творцов. Теперь вот висят, где-то по знакомым да родным, подаренные то на юбилей, то на годовщину. А попробовал на заказ работать, вдохновение как отреза́ло. Вот не поднималась рука и всё. Творческая импотенц