– Высь! – завопил он дико и неразборчиво. Через весь спящий город он бросал вызов кранам на темном горизонте, повторяя снова и снова. – Высь! Вы-ы-ысь!
Наконец парень спустился вниз и, пошатываясь, подошел к Бет. Его глаза были широко распахнуты, и девушка заключила его в объятия и крепко прижимала к себе, пока он не перестал дрожать.
Глава 16
– Куда теперь, командир? – Бет сидела на столбе, разрывая жиронепроницаемую бумагу с бутербродом. Запах копченого окорока и горячего расплавленного масла поплыл по холодному воздуху.
Через несколько часов после того, как они покинули Поля Сноса, Бет обнаружила, что больше не может вспомнить, что чувствовала, находясь там. Она вообще не могла ничего почувствовать: как будто эмоции взорвались от гнева и выключились, оставив только самые примитивные телесные ощущения: холод, растяжение мочевого пузыря, боль уставших мышц…
Бет откусила большой кусок, внезапно почувствовав зверский голод.
– Хочешь? – пробормотала она с полным ртом хлеба и бекона.
Фил с улыбкой отказался:
– Мне это не нужно.
Бет проглотила:
– Ах да, твой хваленый синтез. Ты никогда ничего не ешь? Так, просто, ради вкуса?
– Конечно, хороший кусок асфальтового пирожка или пару бензиниченок, когда находится минутка. Ничего подобного, – он посмотрел на сэндвич Бет со смесью любопытства и явного недоверия. – Кстати, о минутках: который час? – спросил парень.
Бет глянула на свой «Джи-шок»:
– Шесть двадцать три утра.
– Тогда можно расслабиться; особы, которым мы собираемся нанести визит, еще не скоро проснутся.
Тьма все еще застилала улицу за вокзалом «Ватерлоо», где они сидели, но офисные костюмы уже засновали взад-вперед, газетные киоски запестрели новыми заголовками, а машины и автобусы деловито зашуршали по асфальту.
– Чего я не понимаю, – сказала Бет, – так это почему ты считаешь, что нам будет трудно привлечь союзников на свою сторону. Я хочу сказать: Высь откровенно опасен, так отчего же почитатели твоей мамы не выстраиваются в очередь его свергнуть?
Фил посмотрел на девушку так, словно она была премированной идиоткой:
– Ты шутишь, да? Потому что он откровенно опасен. Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным. Мать Улиц всегда собирала армию и вела ее сама, пока Высь не стал слишком сильным, чтобы его можно было убить. – Парень помрачнел. – Моя мать оставила нас в беде. Когда она рядом, все боятся и действуют. Когда ее нет — боятся и притворяются, что это не их проблема. Они проводят границы. «Пусть Высь остается в Сити, – говорят они, – и мы будем жить, и он пусть живет». А когда он нарушает эти границы, проводят новые: дескать, к северу от реки, к востоку от парка. – Фил выковыривал грязь из-под ногтей и рассеянно сщелкивал ее в ближайшего голубя. – И чем больше они уступают, тем мощнее становится Высь, а чем мощнее он становится, тем сильнее они пугаются, и поэтому и дальше откладывают действия. Порочный круг: глупо, но именно так все и происходит.
«Какой-то аттракцион долбаного оптимизма», – подумала Бет.
– Но те люди, – настаивала она, – те, из вчерашней ночи, – Каменники и Женщины в Стенах. Разве у них нет друзей, семей?
– Конечно, есть, – вздохнул Фил, – но на каждого мужчину или женщину, которые жаждут мести за своих убитых собратьев, найдутся трое других, свернувшихся калачиком в углу и умоляющих не навредить и им.
Он скорчился под потрясенным пристальным взглядом Бет.
– Не смотри на меня так, – попросил он. – Я не знаю, по какому пути пошел бы сам. И, что бы ты там ни думала, уверен, ты тоже не знаешь.
Бет дивилась: что же произошло с дерзким парнем, заявлявшим: «Я – худшее из чудовищ улиц»? Слои бравады слетали с него с огромной, пугающей ее скоростью.
Когда солнечный свет начал проступать из-за высоких зданий на горизонте, Фил потянулся и положил копье на плечо.
– Давай, заканчивай жевать. Нужно идти дальше.
Они пробирались через ранние утренние толпы. Несколько человек неодобрительно смотрели на асфальтокожего парня, разгуливающего в холод без рубашки, но совсем немногие – в конце концов, если не вглядываться, на улицах Лондона были десятки еще более странных людей.
Избегая главной улицы, они перепрыгнули через забор с желтым ромбом, предупреждавшим: «Высокое напряжение. Опасно для жизни». Фил взобрался по пожарной лестнице на крышу и, подойдя к двум возвышающимся трубам, изрыгающим кондиционерные пары, оперся о ближайшую трубу и остановился, задумчиво поджав губы:
– Ладно, Бет, – сказал он. – Люди, с которыми мы собираемся встретиться, нахальны, высокомерны и чертовски убийственно раздражают, другими словами, они – аристократия. Я предупреждаю тебя заранее: с ними нужно быть вежливыми, потому что…
– Потому что у меня длинный язык?
Он решительно кивнул.
– Окей, – сказала Бет, – но я не понимаю, о чем ты беспокоишься. Я могу контролировать себя, знаешь ли. Прямо сейчас, когда ты сказал «нахальны, высокомерны и раздражают», я и слова не сказала о горшках, чайниках[6] и зан…
Он шутливо ее толкнул:
– Пойдем. И сними часы – я не хочу, чтобы стекло отразило чье-либо глазное яблоко, провоцируя дипломатический инцидент.
Бет хотела было спросить у него, о чем, черт возьми, он толкует, но быстро отнесла вопрос к разряду бесполезного колебания воздуха и сунула «Джи-шок» в карман. Завернув за трубу, они столкнулись с прямоугольной штуковиной, задрапированной черной тканью, – высокой и широкой, как контейнер для морских перевозок. Фил сдернул ткань, обнажая гладкую плиту зеркального стекла.
Бет посмотрела на свое отражение. За дни, проведенные на улицах, она похудела. Скулы заострились, кожа грязная. Девушка выглядела лохматой и невыспавшейся.
– Это ты его сюда притащил?
– Оно должно быть труднонаходимым, чтобы они никому не навредили.
– Кто они? – Бет старалась, чтобы ее голос не звучал раздраженно, но как же ей хотелось, чтобы парень хоть раз дал ей прямой ответ.
– Увидишь. – Он встал чуть прямее и трижды стукнул тупой стороной своего прута стукнул по стеклу. – Его высочество Филиус Виз, Сын Улиц, правящий принц Лондона, наследник и хранитель всех Ее колоний, – официально произнес он, – просит и требует аудиенции Семи Сенаторов самого благородного Ордена посеребренного стекла.
Бет наклонилась к нему и прошептала:
– Милый титул.
– Ага, Зеркальная знать любит всю эту показуху и церемониальную чушь.
– А ты? Неужели нет?
Они обменялись долгими взглядами, и Фил покраснел.
– Полагаю, это то, что называется «взять с поличным», ваше высочество, – пробормотала Бет.
– Тише.
Они ждали. Над головой закаркали птицы, но больше ничего не произошло. Фил снова постучал в зеркало.
– Его высочество Филиус… – начал он снова, но на этот раз был прерван сердитым голосом, звучащим, как будто его владелец с век провел, полоща горло пылью:
– Очень, очень хорошо, но к чему такая спешка? Это ужасно неотполированно.
Бет увидела в зеркале согбенного старика, идущего по крыше. Он появился из-за края отражения, как будто прятался за ними, просто находясь вне поля зрения. Старик приближался, пока не встал прямо между зеркальной Бет и зеркальным Филом.
Дрожь пробежала по спине Бет. Боковое зрение подтвердило то, что она уже знала: возле нее не было никакого старика. Он существовал только в отражении.
– Хмрхмр, – сказал старик. Одетый в фиолетовую униформу с золотым кантом, он выглядел, как помесь бригадира с невероятно древним посыльным.
Представитель Зеркальной знати с сомнением изучал их из зеркала.
– Не очень-то ты похож на правящего принца, – заметил он и, морщась, ухватил отражение Фила за штанину. Бет пришла в ужас, заметив, что и настоящие джинсы парня сморщились, как будто зажатые невидимыми пальцами.
Фил приподнял бровь:
– А вы не очень-то похожи на Семерых Сенаторов Посеребренного стекла, так что, полагаю, мы квиты.
– Это ужасно неотполированно. Я Привратник Сената. Все, что ты хочешь сказать им, можешь сказать мне, – надменно заявило отражение старика. – Я отражу им твое прошение при первой же удобной возможности.
– Нам нужно увидеть их сейчас же.
Тонкие серые волоски затопорщились на выпяченном подбородке отражения.
– Нет, – отрезал старик. А потом снова захмыкал и повторил. – Это ужасно неотполированно.
Пока Фил колебался, силясь придумать какой-нибудь способ вернуть инициативу в свои руки, Бет шагнула вперед, пытаясь прикинуть, каких ожидать последствий, если вывести несговорчивого посыльного из себя, пока не поняла, что вообще-то ей плевать.
Она шумно откашлялась.
– Твоя правда, лакей, – сказала она самым оскорбительно-веселым тоном, какой только смогла из себя выжать. – Когда у тебя появится минутка, доложи Сенаторам, что сын их Богини снаружи – скажи, он выглядит, как будто спит в канализации; они поймут, что это он, – и что он будет очень признателен, если они поднимут свои высокомерные кровосмесительные зады и подойдут к двери, чтобы он мог продолжить свое неотложное дело: войну против маниакального Бога Кранов. – Она подождала, пока отражение лица Привратника не сделалось молочно-белым, прежде чем добавить. – Как думаешь, скоро ли приключится ближайшая удобная возможность?
Привратник кинулся обратно в сторону отражения.
Фил, переведя дыхание, взорвался:
– Бет!
– Фил.
– А как же вежливость?
Девушка пожала плечами:
– Он вывел меня из себя. Кроме того, нахальные вышибалы везде одинаковы, в дутых куртках или смокингах – не имеет значения. Подкинь им проблему не по ранжиру, и они гарантированно передадут ее вверх по цепочке.
Парень уставился на нее, и она ухмыльнулась. «Хорошо, – призналась она себе, – возможно, я немного выпендриваюсь».