Стеклянный мужчина стоял, как завороженный, на пути зверя: толстячок, первым решившийся присоединиться к ним. Внезапно Бет стало жаль, что она не знает его имени. Волк навис над ним – распахнутая пасть, ржавая слюна. Другие Белосветные шагнули вперед. Она видела, как каждая их нить напряглась, но остановить волка они не могли.
Все лампы мигали, но крик Бет был единственным звуком, когда волчья пасть, заскрежетав, захлопнулась.
Волк повернулся к девушке, теперь чуть более быстрый – один из его врагов пал.
Лапы зазвенели по улице – чудовище с привычной злобой ринулось к Бет. Эхом отдаваясь от стен, его свистящее дыхание наводнило улочку. Обернувшись в поисках какого-нибудь оружия, девушка поняла, что истощенные Белосветные пали духом.
Мимо пронеслось что-то серое. Фил набросился на тварь быстрее крыла колибри.
Его копье остановилось прежде него самого, вырванное из рук парня тем же магнитным полем, что замедляло волка, и он, оттолкнувшись от нижней челюсти, взметнулся вверх, подобно акробату, рискованно приземлившись зверю на нос.
Трубчатый волк яростно затряс головой, но Фил раскинул руки в стороны и умудрился сохранить равновесие.
Бет задохнулась и снова задышала.
– Филиус… – послышалось плаксивое шипение. Голос Гаттергласса звучал испуганно. Мусорный дух попытался дотянуться до своего подопечного, протянув руку-рулон оберточной бумаги.
– Бет! – рявкнул Фил, до предела сосредоточившись. – Придержи его там!
Бет бросилась вниз, цепляясь за мусор. Крысы, дико зашипев, принялись ее кусать, а жуки поползли в волосы, но девушка вцепилась в мусорное тело, не давая Гаттерглассу ускользнуть.
– Держите его! – закричал Фил, приседая на корточки, как серфингист. Голова его склонилась, будто парень к чему-то прислушивался. Выражение недоверчивой надежды озарило его лицо. – Хватайте его, давайте, парни! – завопил он. – Держите его, ну же!
Белосветные окружили волка. Они стояли, держа ладони наружу, оплетая его своими полями. Животное заметалось: разбить стеклянных? кого первого; или сбросить парня, повисшего на шее? Копье медленно вращалось в воздухе перед Трубчатым волком, как приманка. Дыхание зверя со свистом вырывалось из его труб, эхом отскакивая от стен узкой улочки.
Как будто бы в ответ раздался другой, еще более пронзительный, свист, словно исходящий прямо из кирпичей зданий. От мощного отбойного ритма начала подрагивать земля. Электрический страх парализовал Бет. «Волки же охотятся стаей?»
– Держите его! – проорал Фил. – Держите его там!
Свист, исходящий от зданий, усиливался, земля содрогалась в синкопированном ритме. Бреньк-клац-клац.
Бет слышала этот звук прежде. «Может, винит тебя, что ее помял тот товарняк. – Вдруг вспомнила девушка. – Может, жаждет мести».
– Держите его! – Фил висел на одной руке на плече волка, и когда тот повернулся и огрызнулся на парня, зубы пропороли воздух в дюйме от его лица. Пальцы Фила заскользили по металлу Он был близок к тому, чтобы упасть…
Бет не могла смотреть; она отвернулась и слепо уставилась на витрину магазина. Мертвый пристальный взгляд манекенов встретился с ее взглядом, а позади них…
За стеклом разгорались две булавочные головки света.
– Держите его! Держите его!
Бреньк-клац-клац-бреньк-клац-клац-бреньк-клац-клац…
Точки света в витрине выросли в фары, и ветер швырнул волосы Бет на лоб. Свист перерос в вопль.
– Держите его! – голос Фила звучал яростно, но торжествующе. – Держите его!
Витрина взорвалась.
Бет свернулась в клубок, когда на землю посыпались осколки. Порезы вспыхнули горячей болью. Идеально прямые, как рельсы, канавки разорвали брусчатку – но обогнули девушку. Фары пронеслись едва ли в дюйме от ее головы.
На мгновение Бет увидела ее – свою Рельсовую химеру – но та выглядела нечеткой, более тусклой, чем она запомнила. «Вдали от рельсов она и нескольких минут не протянет», – говорил Фил. Химера умирала. Но, заглянув в окна, Бет увидела призрачных пассажиров: пишущих, болтающих и отправляющих эсэ-мэски – все лица были отчаянно четкими.
Фил прыгнул, ловя свое копье в воздухе, пока Рельсовая химера неслась к пустым глазницам волка.
Крик металла длился бесконечную секунду, потом обрушилась тишина.
Коснувшись уха, Бет почувствовала что-то влажное. Она поняла, что дрожит. Попыталась встать на колени и упала назад. Улочку заполнили перекрученные трубки, светящиеся раскаленно-красным, кипящие дымом. По воздуху поплыл крик парового свистка.
Бет пощипала себя за пальцы ног. Они отозвались, и девушка снова попробовала встать, на этот раз с гораздо большим успехом.
Фил лежал под стеной – там, куда его отбросило. Его покрытая порезами кожа стала мертвенно-бледной, но парень сел прежде, чем Бет успела до него добежать. Глаза остекленели, нос свернут вправо. Губы сложились в кривую усмешку:
– Глас? – спросил он.
Бет нащупала яичные скорлупки в кармане толстовки. Целые. Она опустила их на землю, и через секунду крысы, черви и жуки, вывалившись из щелей между кирпичей, принялись возводить своего хозяина вокруг себя.
Гаттергласс с трудом держался на ногах – Филу пришлось его поддерживать.
– Ой-ой, – пробормотал старый монстр. – Какая неприятность.
Его глаза-скорлупки вперились в Бет, и по ней пробежал тонкий ручеек дрожи.
– Отлично сработано, – проговорил он, указывая на глаза. Мусорное лицо сложилось в гримасу: – Филиус, – пробормотал он. – Мне нужно поговорить с тобой наедине.
Тяжело опираясь на Фила, он, шатаясь, повлек его из переулка.
Улицу было не узнать: окна разбиты, камни и кирпичи – в щербинах. Виктор мигал фонарем, стоя в толпе Белосветных. Они светили в ответ, и Бет поняла, что выжила из них едва ли половина. Остальные лежали на мостовой пылью осколков и черными горелыми пятнами.
Бет пошатывалась среди волчьих останков, не находя никаких признаков своего поезда. Девушка отчаянно пыталась сообразить: где проходили ближайшие железнодорожные пути? Рядом было метро, связанное с линией на Оксфорд-серкус. Могла ли ее Рельсовая химера вовремя туда добраться?
«Пожалуйста, – мысленно молилась она. – Пусть так и будет».
В воздухе витал электрический дух, словно призрак эмоции, тень, оставшаяся после призрака. Чувство гордости за возмещение причиненного ущерба. «Рельсовая химера объехала меня», – подумала девушка, охваченная благоговейным страхом. Она даже представить себе этого не могла. Бет помнила, какой устыженной химера казалась, когда убежала от атакующего товарняка. «Ты была ее пассажиром», – сказал Фил. Призрак не преследовал ее, он за нею присматривал.
«Любой, кому достает безумия ехать на одной Рельсовой химере и кричать на другую, встав на ее пути, нуждается во всей помощи, которую только может получить».
Очевидно, ее Рельсовая химера чувствовала то же самое.
Бет чувствовала себя благодарной, измотанной и не заслуживающей этого.
«Думаешь, у них нет чувств? Они не думают? И, блин, не любят? – раздался голос Фила у нее в голове. – Гораздо больше жизней поставлено на карту, чем жизнь кого-то, как ты».
Комок подступил к горлу Бет, и девушка поняла, что рыдает.
– Бет, – Фил и Гаттергласс снова появились в устье улочки. Муравьи по-прежнему сновали по щеке Гласа, заполняя раны обрывками спичечного коробка, но теперь он выглядел гораздо крепче.
Исцарапанное и обожженное лицо Фила морщилось. Голос его загрубел от долгого крика.
– Бет, – начал он снова.
Хриплый голос не шел принцу, подумала Бет; он был просто подростком, как и она.
Парень сделал шаг вперед и оглянулся на Гаттергласса, как будто ища поддержки. Мусорное существо мрачно улыбнулось и жестом указало вперед.
– Бет, – сказал Фил, – ты должна уйти. Сейчас же.
Глава 24
Кара дрожала на башне, когда рассвет прокрался в укромные уголки и трещины стройки. Она ждала восхода солнца, но тот не принес облегчения: дневному свету не удалось рассеять кошмар.
Под ней продолжали безжалостно работать машины. Кара лежала неподвижно, и только когда ветер унес прочь ошметок брезента, увидела мелькание на вершине стрелы крана и всполохи желтой ленты на боку экскаватора. Источник крика милостиво не показывался на глаза. По воздуху струилась болтовня: к Собору пришли туристы. Для них резня звучала как любые другие строительные работы. Как раньше и для нее самой. В самих звуках не было ничего особенного – изменился ее слух. Кара слышала исходящие от раскромсанных фундаментов крики боли, и холодела от ужаса.
Когда с небес исчез красный, проволока решила, что девушке пришло время поспать.
«Отдыхай», – нацарапала она ее пальцами в грязи, потом согнула колени и поясницу и уложила на спину, плотно оплетая девушку, словно проволочный гроб.
«Возможно, она ночная, – подумала Кара, – или думает, что ночная – я. В конце концов, когда она поймала меня, я шаталась в ночи, словно пьяница».
Проволока заставляла девушку принимать странные позы и вытягиваться, перенастраивая ее, словно ребенок, изучающий возможности новой игрушки. Она ласково пробежалась колючками по коже Кары, и дала ей несколько секунд попялиться на серый бетонный потолок, прежде чем нащупать и закрыть веки.
Впервые за несколько дней проволока позволила ей закрыть глаза, но Кара не могла заснуть. Сердцебиение отдавалось в голове, как басы в ночном клубе. Ребенком она читала истории о мучениках, которые под пытками отделяли разум от тела: молились Аллаху и преодолевали плоть, мысленно смеясь над бесплодным глумлением своих мучителей.
Кара никогда не верила в эти истории, но сейчас, когда металлические колючки держали ее глаза закрытыми, начала молиться.
На фоне ударов ее сердца говорил Высь. С тех пор, как она сюда забралась, он, не прекращая, повторял одни и те же слова.
Я – Высь.
Я – Высь.
Я буду.
Кара попыталась притвориться, что ее тело не имеет значения. «Душа легка, как перышко, – мысленно шептала девушка. – Она отделяется от тела, как банановая кожура». Но толку не было; Кара снова запаниковала, задышала быстрее – она не могла заставить себя