, когда над нею расцвело пламя. Даже не открывая глаз, она представляла, что происходит: теперь поверхность бассейна покрывало пламя. Назад пути нет. Сначала жидкость смягчила жар, превратив его в тепло, но, болтаясь на поверхности, она чувствовала, как бассейн вокруг нее закипает. Кожа стала болеть меньше; возможно, обгорели нервные окончания, возможно, она умирала. Кровь громко билась в голове. Громче всего на свете…
Давление на виски стерло все мысли. Медленное течение повлекло ее, и девушка позволила себе перевернуться, крутясь в воде, словно крокодил.
Давление яростно и невыносимо нарастало в горле, груди и челюсти. Бет с печалью осознала, что вместо того, чтобы бороться, она собирается открыть рот и впустить в себя отравленную воду. Она оказалась слишком слаба для этого испытания, и оно убьет ее.
Свет огня коснулся век. И, не желая умирать слепой, она их открыла.
– Джонни! Позволь мне… Бет! Бет!
Но Химический Синод удерживает меня, симметрично переплетя руки. Их кожа слишком скользка, чтобы оттолкнуть их, а хватка подобна тискам.
– БЕТ! БЕТ! – кричу я на пределе громкости. – Пустите меня! – Но они лишь мерзко усмехаются и усиливают хватку. Теперь я паникую и не понимаю. Мы заключили сделку. Сделки священны! За болью и смятением я едва ли обращаю внимание на изменения в воде, но потом замечаю отсветы огня на водной глади – уже не маслянисто-черной.
Вода стала серебряной.
«Серебряная. Почему, во имя Темзы, она стала серебряной?» – Бет заозиралась вокруг. Жидкость, плещущаяся у ее глаз, была теплой, но не обжигала их, девушка видела огонь, бушующий на серебряной воде, словно спустившееся на землю солнце. Израненная кожа девушки саднила, но вода омывала ее, и боль отступала. Вода исцеляла плоть, приглаживая волдыри до мелких крупинок, напоминающих текстуру бетона.
«Как, во имя Тем…» – мысль оборвалась. Мысль, звучавшая не как ее мысли, а как его.
Перед глазами встало видение: проливной дождь над городом, вода, стекающая в коллекторы через водостоки, просачивающаяся сквозь землю, отщипывающая крохотные кусочки Лондона и несущая их сюда.
«Жидкий хаос и другие, более экзотические, компоненты».
Здесь, в ней.
От огненного жара на коже выступили капельки пота, и Бет поняла, что, прильнув к ее коже, они защищают ее от пламени. Губ коснулся сильный запах бензина. Девушка вспомнила, как Фил взял под руку Ламповую девушку. Жар должен был быть невыносимым, но парень не выказывал никаких признаков боли.
Поджав ноги, она оттолкнулась ими в сторону пламени.
Хватка Синода ослабевает, и я бросаюсь вперед, отталкиваясь пятками от земли, спеша навстречу огню. Потребуется одна секунда боли, чтобы дотянуться до нее и вытащить. По крайней мере, они не получат ее тело.
Фигура вырывается из воды, когда я достигаю берега, пламя в ее волосах с шипением гаснет, и она обрушивается передо мной, выкашливая из легких прогорклую воду.
Я чуть не падаю, споткнувшись, переворачивая ее на спину. Грудь девушки неподвижна, и я хватаю ее за руки, по-идиотски встряхивая, выкрикивая имя в двух дюймах от ее лица: «Бет! Бет!»
Она не отвечает, и меня накрывает тошнотворная уверенность: не может ответить. Умерла.
Обезумевший, охваченный яростью, я начинаю давить на ее грудную клетку, но ничего не происходит. Резко валюсь на нее, прижимая ухо к груди, но все равно ничего не слышу. «О, Темза», – шепчу я и наконец чувствую слабый трепет через ее толстовку. Я сдергиваю ее, чуть не приложив Бет головой о бетон, спеша просунуть пальцы ей в рот и разжать челюсти. Затем втягиваю тяжелый химический воздух, готовясь выдохнуть его в нее.
– Хочешь потискаться, Филлис? – хрипит она, ее губы подрагивают в миллиметре от моих и медленно складываются в улыбку. Я отстраняюсь, таращась на нее. Ее кожа серая, такая же серебряно-серая, как вода, из которой она только что вылезла: цвета стали и бетона. Моего цвета.
Тонкая тень падает на мое плечо:
– Филиусс.
– Не понимаю, – смятение и остаточный ужас колотят меня, словно отбойным молотком. – Вы подожгли ее.
Джонни Нафта обдает меня своей вечной усмешкой.
– Это непросстое пламя, – заявляет он, – купленное за немалую цену. Оно очищает и ссверкает, калечит и сснова возрождает. В конце концов, это то, чего ты просил, – добавил он с некоторой гордостью. – Ссинод вссегда иссполняет то, что его проссят.
Он и его нефтяные братья поворачиваются и идут обратно к фабрике, их ноги опускаются идеально синхронно.
– Филиусс, – не поворачиваясь, говорит Джонни, – проинформируй ссвоих друзей: порядок нашего ссоглашения теперь фиксированный. Забывчивоссть не прощаєтеся.
На секунду мой желудок скручивает. Равенство: каждая сделка имеет как стоимость, так и выгоду. Уравнения Химиков всегда сбалансированы.
– Дорогу найдете ссами, – бросает он прежде, чем они уходят.
Бет лежит все там же, с закрытыми глазами, – грудь ее медленно поднимается и опадает, – время от времени сплевывая немного маслянистой воды. Как же радостно просто видеть ее живой. Когда Синод скрывается в своей обители, я валюсь рядом с Бет. Усталость смежает мои веки. Я обнимаю Бет, и мы лежим, поглощая солнечный свет.
Глава 29
Огонь. Ошметки мазута натянулись между ухмыляющимися губами. Пламя зажигалки, аккуратное и симметричное, словно нож. «Оно очищает и сверкает, – сказал скользкий голос, – калечит и снова возрождает».
Бет медленно открыла глаза и вздрогнула. Дневной свет жег глаза. От солнечного тепла клонило в сон. Она чувствовала землю под собой: город терся об ее кожу. Девушка ощущала заряд, возникший между ними. «Урбосинтез», – подумала она. Улыбка, такая широкая, что даже рот заболел, расколола ее лицо.
Она села. Фил, выглядящий опустошенным, лежал рядом. «Наверное, не стоит его будить». Она поразмыслила над этим долю секунды, а потом крикнула:
– Эй, Филис, проснись!
Парень приоткрыл один глаз.
– Тоже мне, нашла время, – проворчал он. – А я-то размечтался, что ты оценишь дневной сон по достоинству.
– Сон? Как можно спать, когда у меня есть это… когда у нас есть это… – она, засуетившись, взмахнула руками, подбирая правильные слова. В девушке бурлила энергия города, и она чувствовала, как подпитывается ею. Словно стала маленькой и перенеслась в Рождество, когда мама приплясывала вокруг, добродушно хмурясь, спускаясь по лестнице с кипой завернутых в газету подарков, которые купила на их мизерную…
Купила.
Слово «купила» заставило Бет встрепенуться.
– Фил? – позвала она, вдруг забеспокоившись. – Сколько это стоило? Что Синод попросил за то, чтобы сделать меня такой?
Он, кряхтя, сел и почесался копьем:
– Немного, учитывая, что мы просили. – Парень зевнул, словно гигантский довольный кот. – Я сказал им сделать тебя настолько похожей на дитя Матери Улиц, насколько это возможно. Взамен они захотели всего лишь какой-то никудышный компонент, пропавший из их магазинов, но оказавшийся во мне. В жизни им не воспользуюсь. А они смертельно в нем заинтересованы.
– Серьезно? – засомневалась Бет. – Звучит… дешево.
Парень пожал плечами:
– Никогда не знаешь, что Синод захочет в качестве оплаты. Как сказал Петрис, они делают товар из ничего.
К тому времени, как он поднялся, Бет приплясывала от еле сдерживаемой нервной энергии. Фил отряхнулся и поднял прут:
– Хорошо, хорошо, – сказал он с обессиленным добродушием, которое девушка замечала в парке за гуляющими с малышами папочками. – Что хочешь поделать?
Ответ мог быть только один. Она вздрогнула от удовольствия, говоря:
– Бегать.
Бет повела, шаг ее был невероятно легким. Фил спотыкался позади, нетвердо держась на ногах при дневном свете.
Она нырнула в заднюю дверь фабрики и помчалась между заплесневелыми стенами, а эхо вторило их голосам, кричащим и смеющимся.
Фабрика промелькнула в мгновение ока, а потом они снова очутились на солнце. Теперь Фил бежал плечом к плечу с Бет, его лицо сосредоточилось, а ноги так и мелькали, когда он вырвал у девушки лидерство. В ее груди, как куст сирени, расцвело возбуждение, когда пустырь уступил место асфальту, и они побежали по шоссе. Под крик гудков потока машин, оставленного позади, слившегося в один неясный мазок.
Бет поймала вспышку улыбающегося лица, когда Фил обошел ее, и стиснула зубы, набирая обороты. Теперь она поняла, как парню удавалось бежать так быстро: каждый шаг вытягивал новые силы из асфальта, каждое предыдущее движение заряжало следующее. Они бежали все быстрее и быстрее.
Бет радостно кричала, несясь навстречу ветру, и Фил кричал в ответ. Ее ноги изучали город: каждый раз, когда голая ступня касалась земли, девушка знала, что никогда не забудет этот кусок шифера, участок асфальта, его текстуру. Она могла бы снова найти каждый дюйм, даже с закрытыми глазами.
Постепенно Бет поравнялась с Филом. В день, когда они познакомились, девушка, следуя за ним, рухнула, задыхаясь. Теперь дети города бок о бок неслись по своему дому.
Перед ними открылась небольшая пристань в паре сотен ярдов от реки. Пришвартованные лодки с плотно скрученными вокруг мачт парусами покачивались на мутной воде. Не останавливаясь, Фил вскочил на лодку, и инерция бросила его на такелаж, где он стал раскачиваться от одной нок-реи к другой.
Бет заметалась на краю пристани.
«Обойди кругом, – настаивал нервный голос в голове, – обойди кругом».
Его заглушил другой голос: «Иди в задницу!» – подумала девушка и прыгнула.
Когда Бет повисла на гике, желудок дернулся, но она удержалась. Девушка позволила своим новым инстинктам пронести ее через лес мачт на противоположную сторону пристани, где ждал Фил, указывая на Кэнэри-Уорф. Ее глаза, проследив за его пальцем, расширились.
– Хочешь полазить? Как насчет одного из них?
Три гигантских небоскреба возвышались над головой, светя огнями в надвигающемся вечернем мраке. До них было всего несколько сотен ярдов.