Бет скособочилась, чувствуя себя обессиленной, совершенно пустой. Она забыла, как чувствовать, забыла, как стоять. Парень…
Парень с городом в коже был мертв.
Тротуарные Монахи обступили ее. Их мрачные каменные лица сквозили осуждением.
– Я должна была убить его, – прохрипела она. – Должна была вызвать Химический Синод.
– Мы знаем, – голос принадлежал Петрису. – Мы, как никто другой, знаем цену их услуг. – Его каменная маска сложилась в мучительную улыбку.
Бет подняла глаза – выражение выглядело столь неуместно в этом чертовом бедламе, что она ему не поверила.
– Бет, тут кое-кто хочет тебя увидеть.
– Бет? Бет! – глиняная фигура, которую она видела в бою, хромая, проталкивалась между статуями. Вблизи девушка рассмотрела, что там, где керамика откололась, проглядывают куски бледной кожи. Яркая красная кровь – человеческая кровь – стекала из раны на лбу человека, капая на знакомое Бет лицо.
– Бет, – папа опустился рядом с ней на колени. – Пойдем, Бет. Отвезем тебя в больницу. С тобой все будет хорошо.
Бет удивленно посмотрела в его карие глаза, вдруг резко осознав, что ее глаза изменили свой цвет на пестро-серый – цвет лондонского неба.
– Папа? – Она изучала раны отца, ошеломленная его присутствием. Пристальный взгляд девушки упал на стальную балку, которую тот все еще сжимал в руках. – Ты сражался? – недоверчиво пробормотала она. – Медлительный, слабый, чертов человек… и ты сражался?..
Он почти застенчиво кивнул.
– Потому что это была твоя война, – тихо проговорил он. – Потому что я думал, что ты бы этого хотела.
Девушка протянула к отцу руку, и он с благодарностью ее сжал, поднимая дочь на ноги. Несколько секунд ее пальцы стискивали его ладонь.
– Мы не закончили, – сказала она. – Надо еще кое-кого забрать.
Кара лежала там, где Бет ее оставила, уставившись в потолок пирамидальной камеры. Она не проявляла никаких признаков жизни, пока не услышала, что Бет пришла, потом моргнула, и улыбка разлилась по ее лицу.
– Я сделала это, Би, – прошептала она.
– Да, Кара, ты это сделала, – согласилась Бет, не пронимая, о чем подруга говорит.
– Я сделала это… победила. Она держала меня, но и я удержала ее в ответ.
– Угу, – пробормотала Бет, присаживаясь возле подруги.
– Мне было страшно, но я удержала. Я победила. Выбрала, – карие глаза Кары остекленело сверкнули. Она бредила. – Я больше не боюсь, – прошептала она. – Я выбрала.
Бет подсунула руки под Карины плечи и напрягла ноги, готовясь подняться. Она боялась, что Кара закричит от боли, но та, хныкнув, быстро затихла.
– Пойдем, – пробормотала Бет. – Тебя надо подлечить. Есть женщина… или мужчина, или… я не знаю кто, по имени Гаттергласс. Если кто и знает, как тебе помочь, так это…
– Нет! – крик Кары прозвучал в темноте ужасающе громко. Она заозиралась, почти шокированно.
Бет сглотнула, слегка оробев от свирепости во взгляде подруги.
– С меня довольно путешествия вниз по кроличьей норе, Би, – попросила Кара. – Если хочешь меня куда-нибудь отвезти, то отвези домой.
Секунду Кара смотрела на нее с лицом, покрывшимся пятнами ярости, облегчения и неодобрения, потом, к удивлению и бесконечной благодарности Бет, Кара обняла подругу за шею.
– Боже, как я скучала по тебе, Би. Я больше никуда тебя не отпущу.
Бет кивнула. Что еще тут скажешь.
Часть IVЖизнь улиц, улицы жизни
Глава 53
Главным впечатлением Бет от больницы (а она была здесь всего лишь второй раз в жизни) оказался писк. Пронзительный писк заполнял все вокруг: резиновые колеса скрипели по линолеуму; дети визжали, зовя родителей: повсеместно, сообщая об основных показателях жизнедеятельности на разных этапах ухудшения, пищали машины. Это походило бы на пение птиц на рассвете, если бы не электронный тембр, превращавший все в угрозу.
Она походила взад-вперед возле кровати Кары, потом плюхнулась на виниловый стул и посмотрела на подругу, напоминающую творческий проект шестиклассника: коллаж из марли, бинтов и полиэтиленовой пленки. Комнату заполняла резкая вонь антисептика.
– Врачи связались с твоими предками, – рассказала Бет Каре. – Они уже едут. Твоя матушка наверняка притащит ягнячьи самсы. Мне казалось, ты говорила им, что вегетарианка?
Просвет между бинтами обнажал коричневые овалы ее закрытых глаз. Кара бодрствовала, но не хотела говорить.
Бет стиснула зубы. Как же ей хотелось, чтобы они с Карой никогда не расставались, чтобы вместе обнаружили Рельсовую химеру, фонарных танцовщиц и Короля Кранов: тайный мир, о котором могли бы тихонечко шептаться всякий раз, когда остальной мир ломился бы в к ним дверь.
Это была бы их тайна, одна из тех, что вновь сшивают разорванную дружбу.
Бет немного сползла на стуле, вытащила карандаш и оторвала чистый листочек от медицинской карты, висящей на кровати. Разгладила его на обратной стороне подноса, оставшегося послу ужина, и принялась рисовать.
Она не планировала рисовать что-то конкретное – просто унимала зуд в пальцах, поэтому немного удивилась, увидев появляющееся из-под карандаша дерзкое лицо Фила. С трудом дыша, она продолжила водить грифелем по бумаге. Девушка чувствовала себя обязанной.
Она рисовала Принца Улиц таким, каким он был на самом деле, без обычной лести портретистов. Закончив, девушка расстроенно закусила губу. Что за дурацкий способ вернуть его.
– Бет? – Бет резко подняла взгляд. Карины глаза оставались закрыты. Голос ее был сухим, но изумительно сильным. – Сделаешь мне одолжение?
– Конечно, Кара, чего бы ты хотела?
– Моя пудреница в джинсах – в заднем кармане. Принеси, пожалуйста.
Бет вытащила изодранную колючками одежду Кары из прикроватной тумбочки и откопала пудреницу – тонкий квадратик двухстворчатого пластика. И протянула его Каре.
– Открой, – ее голос оставался спокойным, стерильным, как больничные полы. Но глаз она не открывала.
С трудом сглотнув, Бет почувствовала, что сердце забилось немного быстрее:
– Кара… тебе не кажется, что стоит подождать?
– Открой, – твердо повторила Кара. – Я готова.
С тихим щелчком пудреница открылась, обнажая палетку и маленькое круглое зеркальце.
– Подержи, чтобы я посмотрела.
Бет молча подняла зеркало. Кара открыла глаза.
На мгновение Бет показалось, будто кто-то воткнул ее лучшей подруге нож между ребер. Она видела, как расширились Карины глаза, как лицо девушки скривилось от напряжения. Кара зашипела и стиснула зубы, чтобы не выругаться.
Бесконечное мгновение ее пристальный взгляд блуждал по зеркалу. Она подняла подбородок, поглаживая линии бинтов, дрожащими пальцами прощупывая под ними живые раны, отслеживая линии будущих шрамов. Выражение ее лица, сперва испуганное, уступило место печали. Она выглядела так, словно прощалась. В конце концов, она снова закрыла глаза и откинулась на кровать.
– Окей, – проговорила она едва слышным шепотом. – Окей.
Бет защелкнула пудру дрожащими пальцами.
– Мне так жа… – начала было она.
Голос Кары хлестнул, словно кнут:
– Скажешь, что тебе жаль, Элизабет Брэдли, и я убью тебя до смерти.
Бет в замешательстве моргнула:
– Я никогда не хотела…
– Я знаю, Би, но это мои шрамы. Не твои, не наши – мои, понимаешь? – Карины глаза вновь открылись, обнажая смесь боли и неистовой гордости выжившей. – Они мои. Колючки кусали меня. Тебя там не было, и ты никогда не поймешь, каково это, поэтому даже не пытайся, окей?
Бет поджала губы и кивнула, чувствуя, как от упрека загораются щеки.
– Это мои шрамы, – объяснила Кара немного смягчившимся голосом. – И я разберусь с ними.
Едва Бет встала, в ноздри полился густой аромат ягненка-карри и приправ.
– Ты. Отошла от моей дочери. – Низкорослый, угловатый мужчина с красно-коричневой кожей раздвинул занавески вокруг кровати Кары. За ним следовала сжимающая пластиковый контейнер миниатюрная женщина в платке и хиджабе.
Бет резко от них отстранилась:
– Мистер и миссис Хан.
Родители Кары даже столкнулись, спеша занять место подле дочери. Мама чуть ли не падала от облегчения. Папа поцеловал Кару в лоб и, поглаживая по волосам, забормотал что-то, возможно молитву, на урду.
– Все хорошо, доченька, – теперь мистер Хан говорил по-английски, строго контролируя свой голос. Но каждую секунду, что он смотрел на израненную дочь, лицо его напрягалась. – Мы все исправим.
Обнимая дочь, Карина мама ничего не говорила, просто выплакивала слезы, которые, как казалось Бет, должна была проливать девушка.
Кара просто пялилась в стену.
– Я знаю пластических хирургов. Нужно… нужно заплатить. Мы можем вернуть тебя…
– Тесс! – к удивлению Бет, Кара шикнула на отца.
Она продолжила поглаживать мамин хиджаб легкими взмахами пальцев, бормоча:
– Все хорошо, мама. Я в порядке. Я жива…
Ее карие глаза светились ликующим блеском.
– И я свободна.
Глава 54
Бет вернулась в приємную, где два крепких медбрата упихивали пьяницу в кресло-каталку. Раздражительная старуха с необъяснимой враждебностью огрызалась на безобидную медсестру и, раз за разом стаскивая ее карманные часы, с хихиканьем роняла их на пол.
За рядами больных, пропитанных пивом и обеспокоенных тем, как бы занять оранжевые пластиковые стулья, забинтованная голова ее отца возвышалась заснеженной горной вершиной. Когда Бет подошла, он поднял глаза от книжки в потрепанной обложке. Вид ран на лице Кары ужаснул Пола. Он смотрел испуганным взглядом, как ее откатили в операционную, и приставал ко всем выходящим белым халатам с расспросами и пылкими благодарностями.
– Как она? – спросил Пол.
Бет пожала плечами:
– Сердце получше, чем лицо. Думаю, с ней все будет хорошо.
– Слава богу, – выдохнул он с облегчением. – А ты?