- Герман… тут в общем… такое дело…
- Ну?
- Помнишь тот день, когда ты в бар приходил?
- И?
- Тогда ко мне один посетитель приставал…
- Я помню. Дальше?..
«Откуда?» - мелькает в моей голове.
- Так вот… он сегодня, когда я вышла из бара, напал на меня.
- Что?! – оглушает меня рев Греховцева, - ты где? Что он сделал с тобой?
- Ничего… я успела убежать. Я закрылась в баре, а они ждут меня снаружи. Перевернули мусорные баки и разбили камеру наблюдения.
- Они? Он не один?
- Их двое… Герман, что мне делать? Ментов вызвать?
- Короткова, отойди от окон и двери. Сиди тихо, как мышка. Я сейчас приеду.
- Подожди! – не сдерживаюсь я, - приедешь? Зачем? Их же двое!
- Сиди и жди меня. Поняла? – говорит так, будто разговаривая со мной, параллельно одевается.
- Поняла.
- Я приеду минут через двадцать. Сядь где-нибудь в зале, не разговаривай с ними и не смотри в окно. Поняла?
- Поняла, - повторяю послушно.
- Все, я отключаюсь, - говорит Герман, и в следующее мгновение отбивается.
Тем временем, эти два урода продолжают вакханалию. Судя по звукам, пинают ногами баки, что-то бросают в дверь и не перестают орать. Матерят меня последними словами и подробно расписывают, что сделают, когда я окажусь в их руках.
Они психи. Зря я Герману позвонила. Он, конечно, крутой и накачанный, но их двое, а он один. Если с ним что-то случится… Господи…
Вдруг становится так страшно, что я буквально чувствую, как приподнимаются все волоски на моей коже. Разыгравшееся воображение рисует картину того, как эти неадекватные бьют его. Как он падает, и они продолжают пинать его ногами.
Боже… я не переживу, если с ним что-то случится. Скатываюсь по стене вниз и обхватываю голову руками. От волнения меня выкручивает наизнанку.
Телефон в моей руке оживает.
- Да?
- Все нормально? – спрашивает его голос.
- Да, всего пять минут прошло…
- Они еще там?
- Там.
- Скоро буду.
И он действительно скоро приезжает. Понимаю это по звукам, доносящимся с улицы. Поначалу слышатся дерзкие выкрики, а затем голоса резко смолкают. На смену им приходят сдавленные стоны и звуки падающих тел.
Ужас пропитывает собой каждую клетку моего тела. Навострив уши, глядя широко раскрытыми глазами прямо перед собой, я представляю, как эти двое бьют Германа.
Нет, я так не смогу…
Поднявшись на ноги, быстро бегу к кабинету Ларисы Константиновны. Ее окно как раз выходит на задний двор. Дергаю ручку двери, но она оказывается запертой.
Ну, конечно. Это же очевидно.
И тут я вспоминаю, что в тех. помещении, где хранятся моющие средства, тряпки и ведра, под потолком тоже есть небольшое зарешеченное окошко.
Беру на кухне стул и вместе с ним иду в кладовку. Она никогда не запирается, поэтому, с трудом пробираясь со стулом среди многочисленных баков и ящиков, подношу стул к окну и выглядываю наружу.
То, что я вижу, повергает в ужас. Там действительно драка в свете фар двух автомобилей. Один из тех, кто напал на меня, скрючившись, лежит на асфальте. Второго Герман методично избивает. Как в замедленной съемке вижу, как замахивается его кулак, летит точно в уже разбитое лицо и как от удара разлетаются в стороны кровь вперемешку со слюной.
Бедолага заваливается назад, но Греховцева это не останавливает. Подняв того за грудки, снова бьет.
От увиденного к горлу подкатывает тошнота. Зажимаю рот обеими ладонями, но отвернуться себя заставить не могу.
Не шевелясь, смотрю широко раскрытыми глазами, как из одной машины, по очертаниям похожей на джип, выходят двое и, выйдя в свет фар, склоняются над лежащим на асфальте парнем. Шлепают по щекам, а когда он начинает подавать признаки жизни, берут с двух сторон под руки и грузят в багажник.
Затем доходит очередь второго. Отбросив его, Герман отходит в сторону и дает какие-то указания этим двум мужчинам, после чего решительно идет к входу в бар.
И только когда я слышу громкий стук о железную обивку двери, я отмираю. Вздрогнув, пропускаю через себя волну ледяной дрожи и спешу открыть.
Отодвинув в сторону защелку, толкаю от себя тяжелую дверь. Тут же ворвавшийся с улицы холодный воздух приносит с собой запах Германа и крови.
- Ты как?
Меня колотит так, что язык намертво присыхает к небу. Я физически не могу сейчас разговаривать. Наблюдаю за тем, как входит в бар и, взяв меня за плечи придирчиво осматривает. Лицо, руки, ноги, поворачивает к себе спиной и, видимо, замечает разорванную куртку.
- Сука… - шипит себе под нос и оглядывает через порог, туда, откуда уже отъезжает черный джип.
- Их убьют? – тихо спрашиваю дрожащим голосом.
Герман ловит мой взгляд и усмехается.
- Я же просил не смотреть в окно. Ты почему не слушаешь старших?
- Их же не убьют? – повторяю я.
- Нет. Просто объяснят, что маленьких сироток обижать нельзя и отпустят, - проговаривает он негромко и, обойдя меня, идет в сторону кухни.
Я на непослушных ногах следую за ним. Встав на пороге, наблюдаю, как спокойно он моет окровавленные руки.
Он тоже психопат, но я почему-то все равно его не боюсь.
- Поехали, - обращается ко мне, - я тебя отвезу…
- А как же?.. – указываю рукой в сторону раскуроченной прилегающей к бару территории, - как я все это объясню?
- Ты здесь больше не работаешь и никому ничего объяснять не будешь.
- Что?..
- Только попробуй мне возразить, Ра-я, - смотрит так, что спорить отпадает всякое желание.
Подняв с пола мой рюкзак, выходит на улицу и ждет, пока я закрою дверь и поставлю бар на сигнализацию.
- Можешь не трудиться, она у них для отвода глаз, и им придется за это ответить.
У меня, если честно, тоже появлялись такие мысли. И камера, скорее всего – муляж. Едем по безлюдному городу молча. С восточной стороны уже занимается рассвет, но спать я, несмотря на это, не хочу. В крови все еще бродит адреналин, хотя и начинает понемногу отпускать.
- Испугалась?
Испугалась. Честно. Когда осознала, что они со мной могли бы сделать.
Обхватив себя руками, коротко киваю головой.
- Молодец, что позвонила.
Снова кивок головой в ответ. Ответить не могу, потому что в горле спазм. Если он продолжит разговаривать со мной в таком же тоне, велик риск позорно перед ним разреветься. А я всегда плачу только наедине с собой.
Глава 8.
Машина въезжает во двор моей общаги и останавливается напротив входа.
- Спасибо, - благодарю сухо и дергаю рычажок, чтобы открыть дверь, но она не поддается.
- Рай, посмотри на меня.
Всхлипнув, я роняю голову на грудь. Закусив губы изнутри, изо всех сил стараюсь сдержать слезы, но у меня ничего не выходит. Они бегут горячими дорожками по щекам и капают с подбородка.
Шумно вздохнув, Герман цепляет подбородок двумя пальцами и поднимает к себе мое мокрое лицо.
- Если будешь реветь, я скажу, чтобы их прикопали в лесу.
- Нет! – восклицаю громко, - не надо, я больше не буду.
В темно – серых глазах мелькает усмешка. Понимаю, что меня развели, и тоже несмело улыбаюсь.
Мы замираем, и в этот момент что-то меняется. Я вижу, как лицо Германа серьезнеет, а со дна глаз постепенно поднимается темнота. Несколько секунд он всматривается в меня, а затем опускает взгляд на губы.
Происходит что-то непонятное. Глобальное, ломающее выстроенные нами до этого отношения. Всем своим существом чувствую исходящую от него сумасшедшую силу. Подчиняющую, забирающую мою волю.
Капитулирую. Опустив ресницы, жду, когда это случится. Поначалу мою кожу опаляет горячим дыханием, а следом его губы накрывают мои.
Я перестаю дышать, только чувствую, как они вжимаются в мой рот, а следом в него проникает его язык.
Господи, помилуй… Мне кажется, я сгораю заживо, изнутри тела поднимается вибрирующее тепло и быстро заполняет собой все участки тела.
Жарко.
Когда его язык касается моего, в низу живота происходит что-то вроде толчка. Я свожу ноги вместе и прогибаю поясницу.
Но на этом все резко обрывается.
Герман отстраняется и разблокирует двери.
- Беги, Короткова…
И я бегу. Убегаю, сгорая от стыда и смущения. Лечу через пустой холл мимо заспанной вахтерши тети Гали. Подгоняемая грохочущим в груди сердцем и желанием скрыть от посторонних глаз свое состояние.
Захожу в комнату и под недовольной бурчание спящей Юльки быстро раздеваюсь и бегу в душевую.
Настраиваю воду и, встав под хлесткие струи, касаюсь своих губ пальцами.
Он меня поцеловал.
Греховцев. Меня.
Это… Боже, я никогда не смогу описать это словами. Целоваться с ним – это невероятное чувство абсолютной беспомощности и легкой эйфории. Не знаю, захочу ли когда-нибудь испытать его снова.
Я не думала, что поцелуй может дарить такие ощущения. Сосущиеся по углам парочки всегда вызывали у меня отвращение. Мне не нравились ни вид, ни звуки, издаваемые целующимися. Сама я не планировала этого делать никогда и ни с кем.
Тем более, с Греховцевым.
Жмурюсь и обвожу подушечкой пальца контур губ.
А он меня сам поцеловал.
Герман. Худший и лучший из всех, кого я знаю.
Он все испортил. Я думала, что между нами если не дружеские, то хотя бы приятельские отношения. А теперь что? Как общаться с ним после этого?
Заснуть у меня не получается. Слишком много впечатлений, слишком много всего произошло. Передоз адреналина. И куча, свалившихся на мою бедовую голову проблем.
Верчусь в кровати до утра, но когда Юлька встает на учебу, притворяюсь спящей.
- Эй, - легонько толкает в плечо, - Райка, на пары пойдешь?
- Не-а…
- Ну, спи.
Напевая под нос, долго красится, глядя в маленькое зеркальце, а перед выходом обильно поливает себя кислыми духами. Она говорит, они с благородной ноткой цитруса, но по мне – мой пьяный обоссанный дед лучше пахнет.
Прячась от элитного аромата под одеяло, незаметно проваливаюсь в сон.