– О! – выдавил из себя фламандец, посчитавший за благо не добавлять ни одного слова.
Пятеро матросов, метисов с тихоокеанского побережья, которое и в те времена славилось бравыми моряками, выбрали якорь, а в это время капитан поднял на верхушку фок-мачты зеленый фонарь, означавший, что парусник имеет право свободного выхода из порта на свой собственный риск.
Каравелла легко отошла от причала и заскользила среди многочисленных кораблей, разбросанных по акватории порта, гордо направляясь к выходу; крепчающий ветер с суши подгонял судно.
После короткого визита в трюм, забитый бочками, видимо пустыми, а потому в них вполне можно было укрыться от маркиза, Буттафуоко, Мендоса и гасконец поднялись на палубу и направились на нос.
– Вы не заметили ничего подозрительного, сеньор Буттафуоко? – спросил вполголоса гасконец. – Я, знаете ли, не слишком-то доверяю этому Пфифферу.
– Абсолютно ничего, – ответил буканьер.
– Тогда мы здесь – хозяева.
– Точнее, наши шпаги.
– Которые в нужный момент сумеют выполнить свой долг.
– Но будем осторожны. Пусть один из нас остается на посту и внимательно несет свою вахту. Определенно, мы попали к нелучшим друзьям.
– А ты, Мендоса, как моряк, – сказал гасконец, – следи за курсом этой посудины. Эти люди вместо Калифорнии способны увезти нас в Перу или Чили.
– Я держу буссоль под контролем, дружище, – ответил баск. – В первую же вахту я подойду к рулевому и выброшу его в море.
– Вместе с Пфиффером.
– Если будет нужно, я и его пошлю напиться морской водички, но это только в том случае, если он нарушит свою клятву.
– Он очень боится нас, поэтому вряд ли что-то затеет, хотя я нисколько не верю его голубым глазам.
– Да всех надо бы перерезать, – заключил Буттафуоко, раскуривая свою трубку.
Сделав несколько галсов, каравелла достигла выхода из порта, перед которым несли сторожевую службу два больших фрегата; на них была возложена задача воспрепятствовать какому-либо сюрпризу со стороны флибустьеров, которые все еще орудовали в этих водах Тихого океана.
За молом волна была чуть сильнее, тем не менее маленький парусник, отслуживший, должно быть, немало лет и имевший поистертый киль, держался относительно хорошо.
Капитан, посоветовавшись со своими пятью матросами и понаблюдав за горизонтом в подзорную трубу, взял курс на северо-запад, стараясь избежать многочисленных подводных камней, которыми были усеяны подходы к берегу.
– Пока все идет хорошо, – сказал Мендоса, успевший прогуляться на корму, чтобы взглянуть на показания буссоли. – Завтра мы заставим этих морячков повернуть на Тарогу, а если они воспротивятся, отделаемся от них.
– Я хочу лично обрезать бороду капитану, – заявил дон Баррехо.
– Если хотите отдохнуть, ступайте, я останусь на вахте.
– Нет, Мендоса, – возразил Буттафуоко. – Наши вахты начнутся завтра, когда мы убедимся, что команда уважает пожелания мирных пассажиров. Наш приятель Арнольдо должен был что-то нашептать на ухо капитану: он ни за что не поступит так неблагоразумно, чтобы оставить мостик.
Его друзья согласились с этими словами кивком головы и, в свою очередь, закурили трубки, удобно устроившись на носу.
В открытом океане шла сильная волна, и она сбивала маленькое суденышко с курса, а ночь была необыкновенно звездной, и четвертушка бледной луны купалась на горизонте в океанских водах. Пятеро матросов вместе со своим капитаном, возможно возбужденные близостью опасных тихоокеанских бродяг, ни на минуту не оставляли палубы, а общий приятель Арнольдо составлял им компанию.
Когда занялась заря, американских берегов было не видно даже на горизонте. Каравеллу за ночь сильно отнесло течением в океан.
– Мы отошли уже довольно далеко, – сказал Мендоса. – Если так будем идти, то за пару дней можем попасть на Тарогу. Только мне кажется, что наш бородач вовсе не намерен доставить нам удовольствие дружески обняться с флибустьерами.
И в самом деле, по свистку капитана матросы развернули судно, намереваясь оказаться хотя бы в видимости берега, чтобы в случае появления флибустьеров можно было найти укрытие. Только трое искателей приключений вовсе не к этому стремились, о чем они незамедлительно объявили капитану, предварительно спрятав в карман свои трубки.
– Что вы делаете? – насупившись, спросил Буттафуоко, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
– Меняем курс, – ответил бородатый капитан. – Мы слишком далеко ушли в море, а у меня нет никакого желания встретиться здесь с каким-либо пиратским кораблем.
– Приказываю вам идти прежним курсом, а о флибустьерах можете вообще не беспокоиться.
– Вы… приказываете? – изумился капитан.
– Да, – спокойно ответил Буттафуоко.
– И куда же мы должны идти?
– Нам надо убедиться, есть ли еще на Тароге те бравые парни.
– Я взял вас на борт, чтобы доставить в Калифорнию.
– Теперь мы передумали.
– Может быть, вы считаете себя собственниками каравеллы?
– Мы наняли ее за свой счет и хотим сами определять свой путь.
– Э!.. Э!.. Не рано ли вы раскомандовались в моем доме? – вышел из себя капитан. – Если вам нравится быть убитыми флибустьерами, садитесь в шлюпку, которую мы тащим на буксире, и убирайтесь ко всем чертям! Что же касается меня, то я как можно быстрее вернусь к берегу.
– У нас вовсе нет желания кормить акул, да и фрахтовали мы каравеллу, а не шлюпку, поэтому я во второй раз приказываю вам вернуться на прежний курс: прямо на запад, ибо именно туда ведет нас путеводная звезда. В Калифорнию мы заглянем попозже.
– Хватить болтать, хозяин, – вмешался гасконец, положив руку на рукоять своей шпаги. – Либо ты выполнишь наш приказ, либо мы пустим в дело свои игрушки, а они, как ты знаешь, колючие.
Капитан сильно побледнел.
– Кто же вы такие на самом-то деле? – с трудом выдавил он свой вопрос.
– Не пытайтесь узнать, кто мы такие и что намерены совершить, – ответил Буттафуоко. – Одно скажу: флибустьеров вам нечего бояться, пока мы остаемся на борту каравеллы.
Капитан собирался жестко ответить, но тут вмешался мастер Арнольдо, который до этого безучастно наблюдал за спором, грозившим перейти в нечто более серьезное, потому что метисы, казалось, не собирались оставлять своего капитана в одиночку противостоять пассажирам.
– Пофинуйтесь этим сеньорам, – сказал он. – Так приказал маркиз те Монтелимар. Я отфечаю за фсё.
– Ну если так, то пусть они катятся хоть в ад. Посмотрим, поможет ли им сеньор маркиз, когда флибустьеры пойдут на абордаж каравеллы.
– Хфатит об этом, – оборвал Арнольдо.
– Эх, дружище Пфиффер, вы ведь могли вмешаться чуточку пораньше, – обратился к нему гасконец. – Это позволило бы сэкономить целый мешок пустых слов.
Фламандец, не отвечая, пожал плечами и занял свое место на корме позади судового компаса. Капитан посовещался со своими матросами, зло посматривавшими на трех приятелей, однако не осмеливавшимися открыто выражать свое недовольство, и приказал повернуть на запад.
Казалось, каравелле ниоткуда ничто не угрожало, потому что океан выглядел абсолютно пустынным. Конечно, если не считать морских птиц и стаек летучих рыб, но ни те ни другие не могли причинить неприятностей мореплавателям.
Между тем солнце поднялось выше над горизонтом, а ветер настолько ослабел, что каравелла делала не более двух узлов[91]. Моряков тоже охватила апатия, потому что они слишком ослабили шкоты.
В полдень трое приятелей, почувствовавшие себя хозяевами каравеллы, приказали принести себе обед, и очень обильный, объявив матросам, что они голодны как акулы. Капитан и его команда, начинавшие бояться трех наглецов, которых они считали флибустьерами, поостереглись отказать.
В течение дня каравелла продолжала свое медленное плавание к западу, пройдя всего двадцать миль, но, едва солнце закатилось, потянул более свежий ветерок, ускоривший ход судна. Трое приятелей спокойно поужинали, после чего Буттафуоко и гасконец отправились в выделенную им каюту, а баск заступил на вахту, вооружившись двумя пистолетами и верной шпагой, совершившей столько чудес под командованием сына Красного Корсара.
VIIIПредательство
Ночь не обещала быть такой ясной и такой спокойной, как предыдущая. На океан опустились довольно плотные облака, которые вскоре после захода солнца расползлись по всему небу, закрыв звезды и лунный серп. Но пока никаких признаков надвигающейся бури не наблюдалось.
Мендоса раскурил трубку, потом сел позади нактоуза, там, где днем сидел фламандец; отсюда он мог свободно наблюдать за буссолью. Мендоса опасался, что моряки, воспользовавшись темнотой, лягут на другой курс и вернутся к побережью материка, – возможно, его опасения были справедливы, потому что он заметил, что двое матросов, оставшихся следить за парусами, уже пытались раньше неожиданно перенести их. Прошло несколько часов, а удвоивший свою бдительность баск не замечал ничего подозрительного, как вдруг ему показалось, что фламандец о чем-то шепчется с только что вышедшим на бак капитаном.
Подозрительный по характеру, баск интуитивно заподозрил, что эти двое что-то замышляют. Его подозрения усилились, когда он увидел, что парочка исчезла в носовом люке.
– Ну, дружок Мендоса, смотри теперь в четыре глаза, – пробурчал он себе под нос. – За этим что-то кроется.
Он поднялся, выбил трубку, еще раз окинул взглядом океан и громко сказал:
– Спокойной ночи, рулевой; пойду-ка и я вытяну ноги.
Потом он исчез в кормовом люке, но, вместо того чтобы войти в каюту, где похрапывали гасконец, Буттафуоко и мнимый сын испанского гранда, он тихонечко открыл дверь в трюм, до отказа забитый, как мы уже говорили, пустыми бочками. Его удивил свет, исходивший от фонаря, с которым кто-то осторожно шел вдоль левого борта.
«Кто бы это мог быть? – тревожно подумал Мендоса. – Что он здесь делает в такой час?»