– А вам удалось спастись?
– Мы прорвались через бандитский заслон, сражаясь, как сорвавшиеся с цепи дьяволы, ваше превосходительство, – ответил гасконец.
– А кто командует этими безумцами, вы можете сказать?
– Мы слышали это имя во время сражения.
– Так назовите его.
– Равено, если я не ошибаюсь.
– Вожак тихоокеанских корсаров, окопавшихся на Тароге? – спросил маркиз. – Я так и думал. И много у него людей?
– Ваше превосходительство, их численность я определить не смог, но людей у него много, потому что за каждым кустом скрывалась шайка бандитов.
Маркиз подал знак своим офицерам, и они отошли в сторону. Тогда маркиз взволнованно спросил гасконца, потому что Мендоса, казалось, внезапно онемел:
– А видели ли вы среди флибустьеров девушку?
– Вы хотели сказать: индианку или, по крайней мере, метиску? – после некоторого раздумья вопросом на вопрос ответил дон Баррехо.
– Да, молодую и очень красивую.
– Именно так, ваше превосходительство. Она мужественно сражалась в рядах флибустьеров.
Ногти маркиза так впились в его ладошку, что под ними выступила кровь.
– Так я и предполагал, – едва выдавил он из себя.
Маркиз заложил руки за спину, склонил голову и сделал с десяток шагов, потом повернулся к гасконцу, старавшемуся, насколько возможно, прикрыть собой баска, и резко спросил:
– Так что же нужно от меня губернатору Тусиньялы? Вместо того чтобы посылать ко мне нескольких человек, лучше бы он направил ко мне тот кавалерийский отряд, что уже две недели находится в ожидании флибустьеров.
– Ваше превосходительство, губернатор, напротив, послал нас за помощью.
– Кто же ему угрожает?
– Взбунтовались индейские племена и сожгли плантации сахарного тростника, а также фактории; бунтари не пощадили и владельцев, если только их удавалось поймать.
Маркиз пожал плечами:
– И губернатор Тусиньялы беспокоится из-за такой мелочи? Пусть он пошлет мне этих индейцев, а взамен заберет противостоящих мне демонов, которых никакая человеческая сила не сможет остановить. Вы же видели, как бьются эти флибустьеры?
– Великолепно, ваше превосходительство. Один вид их внушает страх.
– Да, знаю, – подтвердил маркиз. – И все же их не должно быть много.
– Посланцы губернатора Тусиньялы, – ответил гасконец, после того как отвесил глубокий поклон.
– Я видел, как сражались четыре роты, ваше превосходительство, и в каждой было очень много флибустьеров, – сказал гасконец.
Маркиз ничего не ответил. Он нахмурился и опять зашагал туда-сюда, что-то бормоча себе под нос и время от времени притопывая ногой. Через некоторое время он снова остановился перед доном Баррехо и Мендосой:
– Пока что я не могу принять никакого решения. Сегодня вечером жду вас у себя в доме. Там вы сможете поужинать и переночевать. До вечера, храбрецы.
Гасконец и баск, довольные тем, что не вызвали подозрений, отвесили глубокий поклон и стали спускаться в город.
После первого приступа страха, осознав, что в городе собралось достаточно войск, чтобы справиться даже с непобедимыми флибустьерами, горожане начали успокаиваться. Однако на лицах местных жителей дон Баррехо и Мендоса все же читали глубокую озабоченность.
– Дружище, – сказал гасконец, – я нахожу, что мы тоже немножечко взволнованы; пора утешиться какой-нибудь бутылкой. Известно ли тебе, что у меня в желудке уже семь суток и пять часов не было ни капли вина?
– Даже часы посчитал! – расхохотался Мендоса, и его смех вызвал удивление испуганных горожан, заполнявших улочку.
– Став собственником, я научился считать, чтобы не входить в дом дьявола без пиастров.
– И кто же это тебя научил?
– Жена.
– Да эта кастильянка стоит целого Перу.
– Так что теперь в этом деле я чувствую себя неплохо. Я был сыт по горло тем низким ремеслом, которое состояло лишь в том, чтобы приносить стаканы с вином.
– А также осушать их.
– Хорошеньких дыр наделал я в своем погребке, несмотря на протесты жены, которая боялась, что я пущу ее по миру… О! Посмотри-ка, какая любопытная комбинация! Да уж не сплю ли я?
Дон Баррехо остановился посреди улицы, задрав голову и уставившись на старую деревянную вывеску, изображавшую быка.
– Мендоса, читай!.. – сказал он, потрясенный.
– Таверна «Эль Моро»[106].
– Tonnerre! Кто этот негодяй, который похитил название моей таверны? Я оборву ему уши!
– И что это испанцев вечно приводят в ярость быки!.. Что удивительного, если и здесь нашлась вывеска, похожая на твою?
– И правда, животные ведь так похожи, – сказал гасконец. – Будет лучше, если мы пойдем и свернем шею паре бутылок. Попортим себе немножко кровь.
Он пихнул ногой дверь и вошел в низкое помещение с почерневшими стенами и шатающимися столиками. Резкий запах горелого масла, забродившего мецкаля и сахарного тростника ударил приятелям в нос, так что у них перехватило дыхание. Услышав стук двери, хозяин таверны выскочил из-за стойки с ругательствами, потому что после пинка гасконца дверное стекло разлетелось вдребезги.
Хозяину было под сорок; нос у него загнулся дугой, словно клюв попугая; густые усы украшали лицо; он был худ и высок, подобно дону Баррехо, и весь состоял из нервов и мускулов.
– Канальи! – заорал он. – Моя таверна не собачья конура, чтобы входить таким образом, порази вас сто тысяч молний!.. Я не потерплю здесь насилия даже со стороны офицеров.
Дон Баррехо застыл на месте, ошеломленно разглядывая трактирщика, потом хлопнул себя здоровенным кулаком по каске и закричал:
– Де Гюсак!..
– Баррехо!..
– Tonnerre!..
– Сто тысяч дьявольских молний!.. Что ты здесь делаешь? Я же всего три года назад видел тебя хозяином таверны в Панаме.
– Ах ты, каналья! Ты украл мою прославленную вывеску «Эль Моро».
Трактирщик рассмеялся и пожал гасконцу руку.
– Я надеялся, что она принесет мне удачу, – промолвил он.
– Что-то у тебя чересчур пусто.
– А что ты хочешь, приятель? Солдаты уже три месяца не получали жалованья, и я посчитал, что лучше уж мне самому опустошать мой винный погребок.
Дон Баррехо повернулся к Мендосе, с интересом глядевшему на эту поразительную встречу, и сказал взволнованно:
– Видишь, друг, что уготовила печальная судьба великим гасконцам, уехавшим искать счастья в Америку? Вот маленький благородный человек нашей благородной земли, тысячелетиями кормившей гасконцев, тоже вынужден носить бокалы с мецкалем, подавая напитки даже грязным индейцам. Полагаю, что, кроме нас двоих, в Центральной Америке больше не найдется ни одного гасконца, да и те опустились до такой степени, что стали трактирщиками!..
– Ужас!.. – сказал баск. – Для забияк, превосходно владеющих шпагой, такое занятие не назовешь удачным.
– Погибла Гасконь!.. – воскликнул дон Баррехо, и глаза его увлажнились. – Земля храбрецов вымирает.
– Да брось ты, дружище, – сказал трактирщик. – Гасконь никогда не умрет, хотя ее сыновья вынуждены торговать вином и повесили свои ржавеющие шпаги на прокопченные стены или над камином. Но наши руки сохраняют способность наносить быстрые уколы.
– Ты прав, друг, – согласился дон Баррехо, с готовностью расставаясь с внезапно нахлынувшей тоской. – Мы навсегда останемся самыми грозными дуэлянтами Франции. Эй, Мендоса, протяни свою пятерню моему соотечественнику, и ты, де Гюсак, сделай то же. Пожми руку одного из самых знаменитых флибустьеров, которые только жили под американским небом.
– Флибустьер, ты сказал?
– Тсс! Помолчи пока. Принеси лучше нам выпить, если у тебя в погребке еще остались бутылки.
– Для друзей всегда найдется бутылочка-другая, – ответил трактирщик, исчезая в соседнем помещении.
– Где ты с ним познакомился? – спросил Мендоса у дона Баррехо.
– В Панаме, где он, по-моему, продавал бананы. А что ты хочешь? Америка не создана для гасконцев.
– На что ты жалуешься, плут? У тебя восхитительная жена и погребок с прекрасным ассортиментом вин, который приносит тебе хорошие деньги. Чего тебе еще?
– Чтобы больше ни один сын земли забияк не торговал вином, – ответил дон Баррехо трагическим голосом.
– Но ты же всегда готов пить его.
– Проклятье! Задира, живущий только приключениями, всегда пьет, как губка.
– Тогда оставь на время в покое свою великую Гасконь, которая никогда не была больше любой испанской провинции, и займемся маркизом. Мы пришли сюда не затем, чтобы спорить о твоих соотечественниках.
– Я часто становлюсь тупым, дружище, – сказал дон Баррехо. – Я совсем забыл, что мы пришли в Нуэва-Сеговию ради похищения маркиза де Монтелимара. Этот вельможа нужен нам, и мы повалим его, как раньше свалили Пфиффера.
– К несчастью, маркиз не ходит пить в таверны и хватать его придется не здесь.
– Положись на меня, – ответил дон Баррехо. – Пока что мы проникнем в его дом, и это уже много. Черт побери, мы будем в гостях у маркиза де Монтелимара!.. Этот проклятый маркиз, в сущности, умеет ценить храбрость. Он настоящий кабальеро.
В этот самый момент появился де Гюсак с корзиной, полной бутылок довольно почтенного вида.
– Последние, – с грустной улыбкой сказал он. – Надеюсь, они из лучших. Можете спокойно осушить их; я берег их для друзей, а друзья сюда так и не пришли. Франция очень далеко, да и у буканьеров Мексиканского залива – а они почти все мои соотечественники – есть достаточно оснований не появляться здесь. Даже в Нуэва-Сеговии для них припасено достаточно веревок.
Он открыл пару бутылок и наполнил кружки:
– Итак, за Гасконь!
– Раз уж нет трактирщицы, – ответил дон Баррехо, осушая одну за другой три или четыре кружки.
Он отер усы, прищелкнул языком, а потом уставился прямо в глаза своему соотечественнику и внезапно спросил:
– У тебя есть пустая большая бочка?
– Да они все пусты, и нет надежды на то, что когда-нибудь наполнятся! – рассмеялся в ответ де Гюсак.