– За мной бежали.
– Кто-то из этих людей?
– Да, белый человек.
– Значит, тебя раскрыли? – спросил Мендоса.
– Нет, сеньор. Возможно, у человека, приблизившегося ко мне, было намерение обследовать остров или просто пострелять.
– Далеко он находится? – спросил де Гюсак.
– Скоро он будет здесь.
– А другие? – спросил дон Баррехо.
– Они расположились на противоположном конце острова и вытащили на берег свое каноэ.
– У них есть стреляющие трубки?
– Только одна; она у того человека, который шел за мной.
Приятели переглянулись, после чего у них с губ сорвалось единодушное решение:
– Мы возьмем его в плен!..
Засаду и готовить не надо было, потому что разведчик или охотник, кто бы он там ни был, должен был непременно наткнуться на заросли пассифлоры. А в них существовал только один проход, проложенный драгинассой. Следовательно, ему некуда будет деться, если он захочет идти вперед. Троица отступила в свое укрытие и там нетерпеливо ожидала добычу.
Сначала послышался выстрел из аркебузы, за ним раздался крик, какой всегда издают охотники, когда им удается подстрелить птицу или какое-нибудь животное.
– Он всего в нескольких шагах от нас, – сказал дон Баррехо. – Нельзя давать ему время на выстрел.
Прошло еще минуты три-четыре. Видимо, за это время охотник подобрал подстреленную им дичь и перезарядил аркебузу; потом послышался треск приминаемых ногами сухих листьев, покрывавших землю в пальмовых зарослях. Идущий там человек вовсе не подозревал, что движется навстречу поджидающей его опасности. Вот он остановился перед массивом пассифлоры и, поколебавшись мгновение, углубился в проход, прорубленный драгинассами, хотя его должны бы были насторожить свежие ветки, разбросанные по земле.
– Внимание!.. – прошептал Мендоса.
Двое мужчин расположились с одной стороны своего убежища, двое – с противоположной. Индеец поднял свою грозную палицу.
Наконец появился испанец.
Это был молодой солдат с густым, как это свойственно андалусийцам, загаром на лице. Весь он был – сплошные нервы и мускулы, а жгучие глаза беспокойно смотрели по сторонам. Едва он ступил ногой в убежище флибустьеров и индейца, как три ружья были одновременно наставлены на него, а дон Баррехо прорычал угрожающе:
– Сдавайся или погибнешь!..
Хотя и застигнутый врасплох, солдат попытался сделать несколько шагов назад, чтобы также воспользоваться своей аркебузой, но де Гюсак в один миг прыгнул на испанца и разоружил его. Дон Баррехо столь же угрожающе повторил:
– Сдавайся или погибнешь!..
– Вы хотите убить меня? – вырвалось у побледневшего солдата. – Но кто вы? Что вы здесь делаете?
– Кто мы такие, нам трудновато объяснить тебе, юноша, – рассмеявшись, ответил дон Баррехо. – Мы из тех людей, которых больше не числят в живых, и у каждого из нас на совести немало погубленных шпагой или аркебузой душ. Хотите знать, что мы делаем? А ничего не делаем, сеньор мой, – ждем, чтобы кто-нибудь принес нам щепотку табака и прогнал нашу скуку. Если у вас есть табак, я его отберу!
И пока Мендоса и де Гюсак крепко держали пленника, дон Баррехо обыскал его и вытащил солидных размеров кисет, набитый табаком.
– Вот спасибо, – просиял он.
– Вы – вор, – аж задрожал испанец.
– Нисколько не обижаюсь, хотя я такой человек, что при иных обстоятельствах одним ударом драгинассы распорол бы брюхо такому, как вы, нахалу. Но сейчас я думаю только о славной затяжке из своей трубки, потому что я целую неделю, если не больше, был лишен этого удовольствия, а это стоит оскорбления, юноша. А теперь держите себя в руках, потому что мы – те самые грозные флибустьеры, которые заставляют дрожать в страхе и рыдать жителей всех испанских заокеанских колоний.
Солдат снова побледнел. Одного упоминания о флибустьерах, чье имя было слишком хорошо известно, было достаточно, чтобы привести в ужас любого человека испанской нации.
– Мендоса, – продолжал неумолимый дон Баррехо, – разоружи этого человека и свяжи его. Надо, чтобы он развязал язык, если хочет жить.
Индеец отрубил от одного дерева несколько лиан и протянул их де Гюсаку, который поторопился обкрутить ими пленника.
– А теперь, дружок, развязывай язык и как следует открывай уши. И прежде всего запомни, что река глубокая, а течение, захватив добычу, уже ее не выпустит.
– Что вам от меня надо? – спросил молодой человек, всерьез воспринявший угрозу.
– Сначала скажи, не находится ли среди вас маркиз де Монтелимар?
– Нет, уверяю вас; его каноэ плывет очень далеко от нас.
– А! Значит, он спускается по реке на лодках? Где же он достал эти лодки?
– Он взял каноэ у индейцев маленького племени, живущего рыболовством.
– Которых перед этим, надо полагать, убили.
Испанец не ответил.
– Впрочем, до этих несчастных мне нет дела, – продолжал грозный гасконец, окидывая молодого солдата полным ненависти взглядом. – Мы очень хорошо знакомы с вашей системой, и дьявол не напрасно произвел на свет флибустьеров. Слезы за слезы, укол шпаги за укол шпаги, резня за резню; и мы, дорогуша, еще не поквитались за ваши преступления. А теперь скажи-ка мне, как удалось маркизу увернуться от напавших на него пожирателей человеческого мяса?
– Победив их.
– А как он спасся от потопа?
– Беда…
– Продолжай, – сказал дон Баррехо. – Здесь надо говорить, или ты закончишь свои дни на дне реки.
– Наводнение погубило почти всех, – ответил пленник. – За нами следует только одно каноэ, в котором находится и сеньор маркиз.
– Сколько с ним человек?
– Ох… Не знаю!..
– Эй, приятель, развяжи-ка язык. – И дон Баррехо обнажил драгинассу.
– Мало.
– Сколько?
– Можете утопить меня, если вам нравится, но я не знаю.
– Ну мы же не людоеды какие-нибудь, чтобы с ходу посылать на тот свет такого полного жизненных сил юношу, как вы. В вашем возрасте у меня не было такой смелости, как ее не было и у Энрико Четвертого[131].
– Сеньор, я не знаю, кто это такой.
– Он был самым великим королем из тех, что имела Франция, но это не должно вас интересовать. В данный момент мы должны заниматься только маркизом де Монтелимаром. Вы сказали, что он сплавляется по реке в каноэ, а его эскорт погиб?
– Его унесло наводнение, заставшее нас на берегу реки еще до того, как прибыли все каноэ.
– Вот это очень важная новость, – сказал дон Баррехо, проявив обычное ироническое спокойствие. – Жалко, что река не унесла и его превосходительство светлейшего маркиза, но этим займусь я. Куда вы направляетесь?
– В Дарьен.
– Чтобы забрать наследство Великого кацика, не так ли?
– Думаю, что у господина маркиза было такое намерение.
– А он знает, что перед ним находится отряд флибустьеров, который способен преградить ему путь и заставить бежать до самой Нуэва-Сеговии, если только там остался хоть один дом?
– Об этом я ничего не знаю. Речь шла только о нескольких морских разбойниках, пробирающихся с побережья Тихого океана к берегам Атлантики. Большего я не могу вам сказать.
– Тогда позвольте взять вашу трубку и набить ее. Если мы закурим, то и вы тоже будете курить.
Гасконец, у которого дела не отставали от слов, взял у пленника трубку, набил ее, раскурил и снизошел даже до того, что вставил ее солдату в рот, приговаривая при этом:
– Не бойтесь, курите: испанский табак всегда славился своим качеством… Да, так против кого вы вели недавно огонь? Любопытно узнать.
– Я стрелял в какую-то крупную птицу, но она улетела, хотя я подбил ей крыло.
– Такого не могло бы произойти с флибустьером, – сказал дон Баррехо. – Ну, вы курите, а мы, друзья, разожжем свой очаг и положим туда жаркое из черепахи.
Трое приятелей развалились на земле и в веселом настроении закурили в ожидании прихода ночи, когда можно будет попытаться выполнить задуманный дерзкий план.
День прошел спокойно. Индеец отправился на разведку; он снова увидел семерых испанцев, расположившихся возле костра и жаривших ранее плененную четырьмя беглецами черепаху, которая так и не сумела добраться до реки.
На закате дон Баррехо крепко привязал несчастного пленника к стволу пальмы и сказал:
– Время настало; пошли.
На закате дон Баррехо крепко привязал несчастного пленника к стволу пальмы…
XXIVОхота на маркиза
В небе уже начинали расцветать звезды, когда четверо наших героев направились через пальмовую рощу с твердым намерением украсть у испанцев каноэ. Впереди, придерживаясь густой тени, отбрасываемой густыми кронами высоких деревьев, шел индеец, который все слышал и все чувствовал. На пески, окаймлявшие кустарник, стали возвращаться черепахи; они поспешно выкапывали мощными передними лапами широкие ямы, чтобы отложить в них яйца.
Черепахи прибывали на остров все такими же плотными рядами; их длинные шеренги время от времени разрывались, пересекались, налезали одна на другую в тех местах, где песчаные дюны были повыше.
На небе тем временем появилась луна, бросавшая на воды Маддалены блестящие серебряные блики, когда индеец и его спутники, шедшие через лесок с большими предосторожностями, держа аркебузы наготове, заметили костры маленького лагеря испанцев.
– Ты видел, где находится лодка? – спросил дон Баррехо у индейца.
– Видел.
– Ах, я и забыл, что ты, необыкновенное создание, все видишь, чувствуешь и слышишь. Как нам подойти к ней незамеченными?
– Надо пойти вдоль дюн. Они достаточно высоки, чтобы скрыть нас, если пойдем пригнувшись.
– Наверняка они выставили там часового, – заметил Мендоса.
– Один укол драгинассой – и все будет покончено. Спускаемся к дюнам.
Они покинули пальмовую рощу, которая заметно поредела к этому времени, и спустились на берег, оказавшись посреди песчаных бугров, намытых потопом.
Они хорошо видели испанцев, сидевших с трубками во рту вокруг двух костров. Воздух был наполнен тяжелым зловонием – вероятно, от жира черепахи, оставленной приятелями в живых. Эта несчастная рептилия пошла и на завтрак, и на обед. Однако давно известно, что испанцы воздержаны в еде еще больше, чем турки. Когда они находятся в походе, то могут удовлетвориться одной лишь крохотной сигарой в полдень, луковицей на закате и серенадой, если взяли с собой гитары.