Дон Баррехо внимательно пересчитал их.
– Шестеро, – сказал он. – Добавим сюда пленника, а куда же ушел еще один? Этот седьмой испанец беспокоит меня.
– Почему, дон Баррехо? – спросил де Гюсак.
– Потому что я уверен, что этот седьмой сторожит каноэ.
– Мы унесем лодку у него из-под носа, – сказал Мендоса. – Вперед, и держите палец на спусковом крючке. Я уверен, что дело пахнет порохом.
Низко пригнувшись к земле, все еще ведомые индейцем, они пошли через дюны, пока не оставили за собой костры испанцев. Перед ними на песке стояло каноэ. Одного толчка хватило бы, чтобы оно оказалось в воде.
– Кого-нибудь видишь? – спросил дон Баррехо у индейца, не перестававшего оглядываться по сторонам.
– Да, чья-то тень.
– Человек?
– Наверняка.
– Тот, который сторожит каноэ?
– Я так думаю.
– Мендоса, ты ведь всегда хвалишься меткостью своих выстрелов, не так ли?
– Иначе мне не было бы места среди флибустьеров, – ответил баск.
– Убери-ка этого человека, а мы тем временем столкнем в реку каноэ.
– Мне хватит одной пули.
Он уперся ногой в твердый песок дюны, поднял аркебузу и с большим тщанием прицелился в тень, видневшуюся возле каноэ. Дон Баррехо и другие готовы были броситься вперед, чтобы ввязаться в ожесточенное сражение ради захвата судна, куда более управляемого, чем плот.
Тишину ночи разорвал звук выстрела. Послышался крик:
– К оружию!..
Но часовой упал, сраженный меткой пулей баска.
В лагере испанцев послышались крики:
– К оружию!.. К оружию!..
Двое гасконцев и индеец, проворные как белки, столкнули в воду каноэ, а баск побежал к ним.
– Стой!.. – завыли пять-шесть голосов. – Стой!..
– Сейчас!.. Поймайте-ка нас! – крикнул в ответ дон Баррехо, отталкиваясь от берега веслом.
Раздалось несколько выстрелов из пистолета, но расстояние, к счастью для беглецов, уже было слишком большим.
– Правьте на середину!.. – крикнул Мендоса, схватив аркебузу де Гюсака и выстрелив во второй раз.
Стремительное течение подхватило каноэ, а волны вытолкнули его в правый рукав Маддалены. Не прошло оно и сотни метров, как вдалеке, вверх по течению, послышались выстрелы.
Еще одно каноэ неслось по серебрящимся водам Маддалены. В нем находились три человека.
– Там ли маркиз? – спросил дон Баррехо с некоторой тревогой. – Мендоса, ты все еще уверен в своей меткости?
– Да, если мессер Вельзевул не махнет хвостом, – ответил баск.
– У меня слишком много счетов с его превосходительством сеньором маркизом, моим соотечественником.
– Попробуем преградить им дорогу тремя выстрелами, – предложил баск, перезаряжая аркебузу. – Они еще далеко, но хороший стрелок вроде меня может достать их с двух тысяч шагов. Пусть подойдут поближе.
А со второго каноэ, несшегося с огромной скоростью по реке, беспрестанно палили. Трое находившихся в лодке людей, встревоженных криками своих товарищей, стреляли наугад, в надежде на случайное попадание. Но – увы! – они не были ни флибустьерами, ни буканьерами, и пули пролетали слишком высоко.
– Теперь твой черед, Мендоса, – грубо сказал дон Баррехо. – Сердце мне подсказывает, что в той лодке сидит маркиз, тот самый маркиз, который убил освободившего меня старого сержанта, моего соотечественника.
– Лодку сильно качает.
– Соверши чудо, дружище. Корабли флибустьеров тоже испытывают бортовую и килевую качку, тем не менее пули всегда находят цель на мостиках галеонов.
Баск взглядом оценил расстояние.
– По меньшей мере полторы тысячи шагов, – сообщил он. – Тут бы нужен был Буттафуоко. Во всяком случае, я попробую, чтобы успокоить тебя.
Он вытянулся на кормовой банке; упором аркебузе служил борт. А тем временем каноэ все яснее обрисовывалось на серебрившейся под луной поверхности реки.
– Готов? – спросил дон Баррехо, которого, казалось, охватило странное возбуждение.
– Молчи!.. – отрывисто сказал Мендоса. – Не приставай в такой важный момент. Не знаю, там ли маркиз, но дуло моего ружья его ищет. Я тоже ненавижу этого человека, приказавшего повесить знаменитого Красного Корсара. Замолчите все!
Дон Баррехо, де Гюсак и даже индеец словно онемели и больше не заботились о своем суденышке, которое неслось по крутым волнам. Они повернулись к великолепному стрелку, следя за каждым его движением.
А бурный поток по-прежнему зловеще шумел.
Мендоса дважды поднимал аркебузу, чертыхаясь на бешенство волн, потом выстрелил.
– Промазал, – сказал он. – Дай-ка мне твою аркебузу, дон Баррехо, а ты, де Гюсак, приготовь свою. Так я проверю все ружья… Молчите!
Он взял ружье, протянутое ему грозным гасконцем, и снова начал целиться, тогда как каноэ испанцев продолжало подскакивать на волнах.
Раздался второй выстрел, а за ним – крик. На каноэ осталось лишь двое испанцев.
– А что, если маркиз убит? – спросил дон Баррехо.
– Луна светит ярко, но мои глаза не могут различить людей в каноэ.
Гасконец повернулся к индейцу:
– Ты, который все знает, чувствует и слышит, можешь ли ты сказать мне, кто убит? Молодой или старый?
Краснокожий поглядел на него, как смотрят на безумца, потом пожал плечами и сказал с легкой иронией:
– Я больше ничего не чувствую и не вижу.
– Стреляй, Мендоса!..
– Неужели на тебя нашло кровавое бешенство? – спросил баск.
– Там, в лодке, маркиз.
– Кто тебе это сказал?
– Никто, но я порой что-то могу предчувствовать, словно этот индеец.
И в этот момент на носу каноэ сверкнули две вспышки. Так ответили испанцы на выстрел баска, но, как уже было сказано, метко стрелять на таком расстоянии могли бы только флибустьеры и буканьеры.
Целились испанцы, однако, достаточно хорошо, потому что беглецы услышали свист крупных пуль, использовавшихся в те времена.
– Так отвечай же, – сказал дон Баррехо.
– Спокойно, дружище, – сказал Мендоса. – Хочешь попробовать, я уступлю свое место.
– В данный момент я не смогу сделать абсолютно ничего.
– Тогда будь здоров! Этот маркиз вывернул тебя наизнанку, мой бедный друг.
– Согласен. Доверимся твоему ружью.
– Так-то лучше, – ответил Мендоса.
Он снова расположился на банке и долго целился в парочку, находившуюся во вражеском каноэ. Испанцы уже не отвечали огнем, словно они истратили все свои боеприпасы. Эхо выстрела долго гуляло в темных лесах, обрамлявших реку, заставив выскочить из воды нескольких кайманов. Мендоса обтер рукой вспотевший лоб.
– И все же, – сказал он, – я остаюсь одним из лучших аркебузиров среди флибустьеров и почти никогда не промахиваюсь, стреляя в человека.
– Значит, в этой лодке сидит сам дьявол!.. – воскликнул подавленный дон Баррехо.
– Да, кажется, именно там находится этот демон маркиз, – ответил баск изменившимся голосом. – Де Гюсак, дайте мне вашу аркебузу.
Минуту спустя прозвучал еще один выстрел, после которого трое приятелей вместе с индейцем радостно закричали. Еще один испанец упал на дно лодки. Видимо, ему не суждено уже когда-нибудь подняться. Оставшийся в каноэ испанец застыл на носу, словно хотел бросить вызов стрелку. Его абсолютно черная одежда мрачно контрастировала в светлом потоке лунного дождя.
– Еще один выстрел, Мендоса, – сказал дон Баррехо.
Баск внимательно наблюдал за испанцем, который, казалось, принимал временами гигантские размеры, по крайней мере – для беглецов.
– Этот не упадет, – сказал он. – Дьявол его убережет.
Он три раза выстрелил, испробовав все три аркебузы, но черный человек по-прежнему неподвижно стоял на носу лодки. Ни одна пуля, похоже, его не задела. Мендоса выпустил из рук последнюю аркебузу и сказал:
– Только железо может убить этого человека. Я больше не решусь в него стрелять.
И в этот момент лодка на что-то наткнулась; от неожиданного толчка беглецы попадали один на другого.
– Что случилось? – спросил дон Баррехо у индейца, который первым поднялся на ноги.
– Мы сели на мель еще у одного речного островка, – ответил краснокожий, – и мне показалось, что нос лодки пробит, потому что вода начала прибывать.
– Это роковая ночь для последних флибустьеров!.. – воскликнул баск.
Предположение индейца оправдалось.
Каноэ было старым, источенным червями, и еще одного столкновения с мелью оно не выдержало; нос лодки наткнулся на какую-то массу, выступающую из речного песка.
– Придется высаживаться, – сказал дон Баррехо. – Позже мы попробуем исправить повреждение, если только это возможно.
Они оттащили суденышко подальше от воды, чтобы течение не унесло его, и растянулись на песке. Островок был невелик размерами: сотня метров в длину и полсотни в ширину; песчанистая почва поросла редкими травами. Трое приятелей, тесно прижавшись друг к дружке, следили за лодкой, в которой стоял черный человек. А лодка эта, предоставленная сама себе, направлялась к тому же островку. Она должна была непременно наскочить на мель.
Прошло минут десять – пятнадцать, прежде чем столкновение произошло. Человек в лодке даже не препятствовал этой посадке. Он медленно, не торопясь вышел из лодки и направился к беглецам, глядевшим на него с нарастающим страхом. Приблизившись, он обратился к беглецам с нескрываемой иронией:
– Вот и пришло время встретиться.
– Маркиз де Монтелимар!.. – вскрикнули все трое, отступая назад.
– Да, именно я, – ответил старый кабальеро, скрестив руки на груди и пристально вглядываясь в пиратскую троицу. – Вы осмелитесь меня убить?
– Сеньор маркиз, – сказал дон Баррехо, – вы тоже собирались повесить меня, и короткое время спустя я бы отправился на тот свет, если бы мне не помог мой соотечественник.
– Которого я убил, – холодно сказал кабальеро. – Изменник получил сполна.
– Однако над телом этого несчастного сержанта я дал клятву.
– Какую? – спросил маркиз, все еще иронически улыбаясь.
– В один прекрасный день отомстить за его смерть.