Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры — страница 55 из 58

– Никто вам не мешает, дорогой мой. У меня тоже есть шпага, а мужчины из рода Монтелимар всегда отличались отменным владением холодным оружием.

– Но не в такой степени, как бедные гасконские дворяне, – гордо произнес дон Баррехо, к которому вернулась его обычная смелость. – И сейчас я вам это докажу. Сеньор маркиз, перед вами трое превосходных дуэлянтов; мы будем по очереди сражаться с вами. Беда тому, кто падет.

– Рыцарский поединок вы мне предлагаете. Что и говорить! Но я не верю в ваше благородство.

– По крайней мере, вы лучше узнаете гасконцев, если это будет не слишком поздно для вас, сеньор де Монтелимар. Мне хотелось бы попробовать французскую сталь на отступнике, противопоставляющем мне толедский клинок.

– Он очень острый, друг мой.

– Тем лучше.

– И колет очень опасно.

– Ба!.. Ну это мы еще посмотрим, сеньор маркиз, – сказал дон Баррехо, а потом, слегка поклонившись, добавил: – Повторяю: я хочу испытать свою драгинассу в схватке с вашим толедским клинком.

Маркиз выхватил шпагу из ножен, так что в лунном свете ослепительно сверкнул ее клинок.

– Вы первым совершите длительное путешествие, – сказал он.

– Хватит болтать, сеньор маркиз. Мы будем биться насмерть. Освободите-ка место, друзья, а если я паду, попытайтесь отомстить за меня.

Противники замерли в защитной стойке в пяти шагах друг от друга.

Вдоль берегов островка шумела река; ночные птицы меланхолично и пугающе кричали в лесах; полная луна сияла во всем своем блеске, медленно кочуя по небу к вершине сьерры.

Де Гюсак и Мендоса отошли в сторонку, держа шпаги наизготове, чтобы предупредить какой-нибудь неожиданный маневр маркиза. Индеец, опиравшийся на свою дубину, с живейшим любопытством поглядывал на дуэлянтов.

Маркиз первым сделал резкий выпад, крикнув гасконцу:

– Отведай-ка этого!.. Фирменное блюдо Монтелимаров!..

Дон Баррехо, который, как мы уже говорили, призывал все свое хладнокровие перед поединком, был готов защищаться и в ответ нанес молниеносный укол из второй позиции, крикнув:

– А это – гасконское!..

Кружева, окаймлявшие шелковый камзол маркиза, разлетелись в клочья на уровне пояса.

Кабальеро ответил своей обычной раздражающей саркастической усмешкой:

– Вот уж не думал, что гасконцы такие крепкие парни.

– О!.. От них вы получите еще не один укол, сеньор маркиз, – парировал этот словесный выпад дон Баррехо, одновременно становясь в защитную позицию. – Во всем мире есть только две страны, где воспитывают настоящих мастеров поединка: Италия и Гасконь. Я имею честь быть сыном одного из этих краев… Если вам угодно, я подожду вас.

Монтелимар, вместо того чтобы атаковать, наставил свой великолепный толедский клинок на дона Баррехо и два раза топнул ногой, приглашая его нападать.

– Вы можете ждать меня хоть год, сеньор маркиз, – сказал гасконец, – потому что я во время поединка руководствуюсь хорошей привычкой: всегда дождаться атаки противника. И я еще ни разу не пожалел об этом, клянусь вам. Ваша позиция великолепна, но вы не сможете держать стойку до восхода солнца.

– Упрямец!.. – крикнул маркиз.

– Сеньор мой, я дорожу собственной жизнью.

Маркиз выпрямился и нанес дону Баррехо такой укол из третьей позиции, который наверняка отправил бы гасконца прогуливаться по небесным обиталищам предков, если бы владелец таверны «Эль Моро» не отскочил назад.

– Удираешь? – прорычал маркиз.

– Никак нет, сеньор де Монтелимар, – отозвался дон Баррехо. – Просто я хочу сохранить свою шкуру, чтобы увидеть, как там обстоят дела с башенкой моего скромного замка: гордо ли, как и прежде, вздымается она к небу или уже давно развалилась. Ну а про вас я не знаю, увидите ли вы когда-нибудь высокие башни замка Монтелимар.

– Таким сильным вы себя мните?

– Да, черт побери!.. За мною же стоят еще двое, с которыми вам также предстоит свести счеты, если я, к несчастью, погибну. Только я в это не верю, по крайней мере пока, потому что штучки Монтелимаров мне хорошо известны.

– Вы так думаете? Ну что же!

Внезапно маркиз наклонился к земле, словно для того, чтобы набрать горсть песка и швырнуть его в лицо противнику. Но Мендоса, предвидевший этот прием, вовремя бросился вперед с вытянутой шпагой, выкрикнув:

– Бросьте, сеньор маркиз!.. На карту поставлены наши жизни, но убивать подло не пристало ни вам, ни нам. Если только вы притронетесь к песку, клянусь вам, моя шпага проткнет ваше тело по самую рукоятку.

– Вас же четверо, – прохрипел маркиз.

– Один сражается, а трое только смотрят.

Маркиз прикусил до крови губу и встал в защитную позицию. Дон Баррехо не шевельнулся; он ждал атаки во второй позиции.

– Ну же, смелей, сеньор маркиз, – призывал он. – Возобновим наше развлечение?

– Когда захотите, если только вы готовы сдвинуться с места.

– Я же вам сказал, что у меня нет привычки бросаться в атаку. Нападайте – я буду защищаться. В свое время вы собирались нанизать меня на вертел, как пташку.

– Ах, так вы не хотите нападать? – закричал разгневанный маркиз.

– Нет!.. – ответствовал дон Баррехо.

Шпага маркиза раза три-четыре сверкнула в воздухе, словно ее хозяин искал место, куда он может беспрепятственно вонзить клинок.

Дон Баррехо, закрывшись, ждал.

Мендоса и де Гюсак приблизились, чтобы ничего не упустить из этого страшного поединка, который должен был закончиться смертью одного из противников. Но, увидев, что гасконец абсолютно спокоен и владеет ситуацией, они начали верить в его победу.

Маркиз же, кончив размахивать шпагой, очертя голову бросился в решительную атаку, отважно раскрывшись перед угрожавшей ему драгинассой. Несколько секунд проходил двусторонний обмен ловкими ударами, потом маркиз, которому так и не удалось пробить защиту гасконца, отскочил назад и произнес слегка озлобленным голосом:

– А вы действительно очень сильны.

– Таковы все гасконцы, – ответил дон Баррехо.

– О, рано еще петь гимн победы. У меня в запасе немало ударов, которые вас измотают.

– Изволите обманываться, сеньор маркиз. У гасконцев тоже есть свои секретные штучки, хотя я до сих пор ни одной из них не применял.

– Чего же вы ждете?

– Удобного момента.

– Посмотрим, дам ли я вам возможность выбирать.

Во второй раз маркиз пошел в атаку, на этот раз с таким пылом, что ему мог бы позавидовать юноша, и снова попытался прорваться своей шпагой через заслон драгинассы. Но это были бесполезные усилия: сталь маркиза все время натыкалась на оружие противника, которое держала и в самом деле могучая рука.

– Вперед, гасконские выпады! – раздраженно закричал он. – Посмотрим, чего они стоят!..

Он атаковал с непроходящей яростью, решившись, как казалось со стороны, погибнуть сам или убить противника.

Клинки опять скрестились, сверкнув в лунных лучах, а потом гасконец, который до этого момента ограничивался только отражением ударов, чтобы лучше проникнуть в тактику противника, пошел в свою очередь в атаку и, внезапно остановившись, нанес маркизу укол из прим-позиции[132], достав его кончиком клинка.

Монтелимар подался назад, прижав руку к груди.

– Сеньор маркиз, – сказал дон Баррехо, – вы ранены, как мне кажется.

– Ба!.. Простая царапина, за которую вы мне дорого заплатите.

– Хотите передохнуть?

– Человек из рода Монтелимар не может принять подобного великодушия с вашей стороны.

– Сеньор, у меня тоже есть родовой герб.

– Который вы замарали грязью, спутавшись с флибустьерами. Если таковы дворянчики из Гаскони, примите мои комплименты.

Дон Баррехо сильно побледнел; его глаза встретились с глазами маркиза.

Мендоса и де Гюсак не произнесли ни слова, ожидая со страхом решающей стычки. Индеец, как обычно, был невозмутим.

На этот раз гасконец, вопреки своей привычке, яростно атаковал маркиза, нанеся три или четыре укола, один за другим, и вынудил противника отступить.

– Пора кончать!.. – дико закричал дон Баррехо.

Не в силах справиться с бешенством этих атак, маркиз продолжал отступать, хотя всего в нескольких шагах позади него шумела река. Казалось, он не осознает, что за плечами у него появился другой противник.

Дон Баррехо продолжал наседать. Время от времени от двух сшибающихся с огромной силой клинков летели искры. Гасконец был знаменитым фехтовальщиком, но и маркиз мог нагнать страху клинком. Он отступал, но успевал парировать с молниеносной быстротой выпады своего соперника.

И вдруг он исступленно закричал. Его левая нога оказалась в воде. В каком-то яростном усилии маркиз попытался вернуться на сушу, когда страшной силы укол пронзил ему сердце.

Гасконец сделал свое дело.

Несколько секунд маркиз стоял неподвижно с вытаращенными глазами и побагровевшим лицом, а потом исчез под водой.

– Убит!.. – закричали Мендоса и де Гюсак, подбегая к своему товарищу.

– Мы больше никогда не увидим этого Монтелимара, – взволнованно ответил дон Баррехо.

Трупом овладело течение. Оно перевернуло его раза два-три, потом водоворот поглотил несчастного кабальеро. И в этот самый момент луна пригасила свой блеск, словно она надела траур по страшному старику.

Трое приятелей долго оставались на берегу реки, надеясь, что труп вынесет на поверхность и выбросит на песчаный берег, где его можно будет похоронить и тем самым спасти от обжор-кайманов, весьма многочисленных на Маддалене.

– Дьявол исчез, – сказал де Гюсак.

Ни дон Баррехо, ни Мендоса не ответили. Эти двое сильных мужчин, не знавших страха в огне десятков сражений, казались подавленными.

Тем временем индеец столкнул в воду лодку маркиза и сказал:

– Белые люди, надо ехать. Я слышу шум водопадов. Завтра утром, а может быть, и раньше, мы до них доберемся.

Приятели, не сказав ни слова, заняли свои места в каноэ. Индеец взял весла и уверенно правил лодкой, ведь почти все краснокожие заслуженно слывут непревзойденными гребцами.