– Мы их еще не видели, – отрезал офицер. – Если они и в самом деле появятся… Ну что же! Тогда мы поймем, что надо делать.
– Удирать во всю мочь, – сказал дон Баррехо.
Офицер не ответил. Он был слишком растерян, чтобы возразить.
Глубоко вздохнув, гасконец наконец-то решился спуститься еще на двадцать или двадцать пять ступенек и добраться до пола.
Перед спускавшимися открылся обширный и очень высокий погреб, весь заставленный, как мы уже сказали, более или менее полными бочками. Трем полицейским и трактирщику явился ужасающий спектакль, от которого могла бы застыть кровь даже у флибустьера.
Стоны, завывания, грохотание железа прекратились, но вместо этого неожиданно появились два привидения, соскочившие с верхних бочек последнего ряда; они принялись с бешеной скоростью крутиться, вздымая свои белые одеяния.
Дон Баррехо испуганно заорал и тут же выпустил из рук лампу.
– Бежим!.. Быстрее!.. – взревел он душераздирающим голосом.
Стражники мигом развернулись и, тяжело дыша, стали карабкаться вверх, подталкивая вперед Панчиту, испускавшую такие дикие вопли, словно с нее сдирали кожу. В одну минуту все трое стражников выбрались в таверну. Их лица были мертвенно-бледны, а сами они так тяжело дышали, что казалось, будто они лишились дара речи.
…Неожиданно появились два привидения, соскочившие с верхних бочек последнего ряда; они принялись с бешеной скоростью крутиться, вздымая свои белые одеяния.
К счастью, на столе еще оставалось вино, и несколько бокалов старого хереса, выпитых один за другим, немного приободрили несчастных.
– Твой погребок проклят, – проговорил офицер, едва успев перевести дух. – А это действительно были призраки?
– А то?.. – возмутился дон Баррехо. – Спросите у своих стражников или у моей жены.
– Да-да, командир, – поспешили в один голос подтвердить алебардщики. – Это были настоящие призраки.
– Тогда, мой дорогой, закопайте свой погреб при первой возможности, – предложил офицер. – Я такими вещами не занимаюсь. Откройте дверь.
– Как!.. Вы уже уходите, сеньор офицер? – вскрикнула Панчита, упавшая на стул, изображая неописуемый испуг.
– Солдаты никогда не бьются с тенями, милая моя, – ответил командир дозора, который никак не мог дождаться того мгновения, когда он окажется на улице. – Наши шпаги и алебарды в подобных случаях совершенно бесполезны.
– А куда же нам, с вашего позволения, отправиться спать? Под ливень? – спросил дон Баррехо, притворяясь, что рвет на своей голове волосы.
– Попроситесь переночевать к кому-нибудь из соседей.
– Тогда мне придется рассказать, почему мы с женой убежали, и наутро весь квартал узнает, что в мой винный погреб наведываются духи из оссуария.
– И тогда мы будем совершенно разорены, – вздохнула прекрасная кастильянка.
– Не знаю, что вам делать, дорогие, – ответил офицер, который как зачарованный смотрел на оставшуюся открытой дверь в погреб, словно боялся, что оттуда с минуты на минуту появится один из увиденных им гигантских призраков. – Могу вам только дать совет.
– Дайте, сеньор офицер, – плаксиво произнес дон Баррехо.
– Завтра утром обратитесь к аббату ближайшего монастыря и попросите прислать полдюжины братьев, чтобы они отслужили обедню с крестами и большим количеством святой воды.
– А вы останетесь здесь до завтра?
– Нет, дорогой мой трактирщик, хватит с нас таинственных событий, случившихся здесь. Завтра, при свете дня, мы, может быть, вернемся сюда, чтобы кое-что узнать. Отоприте немедленно дверь и позвольте нам уйти.
– Но на улице еще идет дождь.
– Предпочитаю вымокнуть, чем еще раз спуститься в твой погреб. Пошли, друзья.
Дон Баррехо, изображая отчаяние, открыл дверь таверны, и все, включая Панчиту, оказались на улице. Мимо прошагало несколько полуночников, не боявшихся дождя, лившего как из ведра. Увидев, что двери таверны открылись и из нее вышли люди, которых сразу даже различить было невозможно, потому что стражники закутались в свои широкие плащи, ночные прохожие приблизились к таверне, и один из этой группы, казавшийся сильно подвыпившим, спросил:
– А нельзя ли у вас выпить бутылочку?
– Вот вам и компания, – сказал офицер дону Баррехо. – Эти храбрецы не уйдут, пока вы не дадите им выпить.
– Но кто же пойдет за вином в погреб, если в нем веселятся привидения?
– Как? В вашем доме поселились привидения? – спросил другой пьянчуга из той же компании, набожно перекрестившись.
– Да, кабальеро, и такие страшные, что заставили удрать даже ночную стражу.
Полуночники ни о чем больше не хотели слышать и поспешно удалились, тогда как дозор ушел в противоположную сторону, прижимаясь к стенам домов.
Дон Баррехо дождался, пока на улице совсем затихнет шум шагов, а потом вернулся в таверну и, пока его жена торопливо закрывала дверь, опустился на стул и довольно расхохотался, да так громко, что привлек внимание двух призраков, которые не замедлили появиться на пороге погреба в своем белом одеянии.
– Изыди, Сатана!.. – крикнул гасконец, хватая бутылку. – Ты слишком пропах серой.
– Боже правый! – воскликнул баск, в свою очередь хватая еще не до дна опустошенную бутылку. – Объявляю тебя, дон Баррехо, самым великим и самым хитрым гасконцем, какого только вскормила земля дуэлянтов и искателей приключений.
– Да, он храбрец, – согласился Буттафуоко, искавший, чем бы можно было ополоснуть горло.
– Они удрали, как зайцы, – ответил дон Баррехо. – Эх, ну и комедия, друзья!.. Уж и не знаю, как мне удалось удержаться от смеха. Я едва вытерпел.
– А если они вернутся? – спросил Мендоса.
– Вот этого я и боюсь, друзья. Они могут вернуться сюда, прихватив с собой дюжину монахов. Дело на этом наверняка не закончится, потому что маркиз де Монтелимар пожелает узнать, что произошло с телом и душой нашего приятеля Пфиффера. Этот фламандец начинает становиться опасным, даже когда он мертвецки пьян. Как вы полагаете, сеньор Буттафуоко?
– К сожалению, у нас могут быть большие неприятности, потому что маркиз де Монтелимар подозревает нас и пошлет по нашим следам своих людей, – поделился сомнениями буканьер.
– Тогда я возвращаюсь к своей первоначальной идее, – сказал гасконец. – Пойду в погреб, вскрою одну из бочек и брошу туда фламандца. Для пьяницы это будет сладкая смерть: утонуть в десяти гектолитрах хереса.
– А потом его можно вытащить, – добавил Мендоса.
– Разумеется!.. Завтра же я его выловлю, выкопаю яму и похороню его в одном из углов погреба. Что же касается вина, я сумею продать его, даже если мертвец пролежит в бочке двенадцать часов.
– Ах, каналья!..
– О, у индейцев и метисов не такой рафинированный вкус.
– Нет, – еще раз повторил Буттафуоко. – Я думаю, что этот человек может быть нам очень полезен. Если он доверенное лицо маркиза, то мы сможем узнать от него немало ценного.
– А если завтра маркиз пошлет новых людей искать его? Как только фламандца найдут, меня повесят, сеньор Буттафуоко.
– Нет ли какого укрытия в твоем погребе? – спросил Мендоса. – Может быть, у вас есть зерновой склад?
Дон Баррехо задумался, потом жахнул кулаком по столу и воскликнул:
– Нашел!.. И я открыл Америку!..
– Эй, гасконец, ты что, рехнулся? – спросил Мендоса. – Может быть, привидения и на тебя повлияли?
– Мозги гасконцев накрепко закрыты в черепной коробке вместе с двумя виноградными гроздьями; их не так просто попортить. Говорю тебе, что нашел великолепное укрытие.
– Мы тебя слушаем, – сказал Буттафуоко.
– Несколько дней назад я приобрел новую бочку, да такую обширную, что мы все сможем там поместиться. Я хотел использовать ее под мецкаль. Теперь я возьму нашего приятеля Пфиффера и затолкаю его в пустую бочку, так он, по крайней мере, не захлебнется хересом.
– Да ты находчив со своими бочками! – восхитился Мендоса.
– А разве я не стал трактирщиком?
– А если стражники вернутся и наш приятель Пфиффер, как ты его называешь, примется кричать внутри пустой бочки и выдаст себя?
– Никогда!..
– Это почему же?
– Да потому, что, если он проснется, я вместо подслащенной воды волью ему в горло целую бутылку агуардьенте; он снова запьянеет.
– Да ты после женитьбы стал кровожаднее каймана, – заметил Мендоса.
– Ну уж нет, сеньор мой, – запротестовала прекрасная кастильянка, – он стал после женитьбы смиреннее ангела, мой Пепито.
– Оставим в покое Пепито, речь совсем не о нем. Давайте лучше займемся Пфиффером. Вам нравится моя идея?
– Если нет ничего лучшего, тогда затолкаем его на время в бочку, – высказался Буттафуоко. – Он там пробудет по возможности недолго, потому что мы уже наняли шлюпку и вскоре отправимся на поиски Равено де Люсана.
– Надо не перепоить его, этого бедного дьявола, – сказал Мендоса. – Мы не хотим его смерти.
– За кого ты меня принимаешь? – возразил гасконец. – За последнего из трактирщиков, которые только существуют в обеих Америках? Я дам ему выпить самого лучшего агуардьенте, который обходится мне в четыре пиастра за бутылку.
– Давайте покончим с этим и пойдем, – сказал Буттафуоко. – Сеньорита Инес ди Вентимилья будет беспокоиться. Она наверняка еще не ложилась.
– Как!.. Она примет вас ночью? – удился дон Баррехо.
– Мы не можем видеться днем. Предосторожности никогда не повредят, когда мы играем партию с де Монтелимаром.
Они взяли лампы и спустились в погреб, быстро добравшись до конца двух рядов бочек. Там находился огромный чан, похожий на маленькую башню; в нем без труда могло уместиться четыре человека.
– Как видите, бочка и в самом деле новая, – сказал дон Баррехо. – Пфифферу не грозит опасность задохнуться.
Он взял молоток и с его помощью снял верхние обручи, чтобы сбить клепки и поднять крышку. Мендоса и Буттафуоко помогали ему как могли, хотя были и неопытны в этом ремесле, тогда как гасконец уже познал его основы, и даже, может быть, лучше бочара.